Ритуальные услуги - Казаринов Василий Викторович (электронные книги без регистрации .txt) 📗
— Как тебя зовут? — спросил я, принимая от нее майку.
— Ты же знаешь.
— Нет.
Она помолчала, закусив губу с таким видом, будто мучительно продиралась сквозь буреломы памяти в поисках своего давно забытого имени, потом вдруг потупилась, и на ее щеках вспух бледный румянец.
— Тоня, — тихо выдохнула она.
— Спасибо, Тоня. — Я наклонился и прикоснулся губами к уютной впадинке меж ее маленьких грудей.
Она погладила меня по плечу.
От ее тела исходил терпкий запах пота и еще какие-то смутные, но настолько естественные, без намека на фальшь косметики, туалетного мыла или парфюмерии, глубоко природные ароматы, что я почувствовал легкое головокружение.
— Оставайся, если хочешь, — прожурчал надо мной ее дискант.
Ощущая губами жесткое ядрышко какой-то выпирающей между ее мягкими грудями косточки, я подумал о том, как это было бы, наверное, здорово: жить в волчьем логове байкеров, лакать пиво и от души иметь все, что шевелится, согласно тому списку, который очертил когда-то Майк, собираясь на гражданку. Усилием воли отогнал от себя эти навевающие сладкую грусть мысли.
— Спасибо, Тоня, — повторил я, выпрямляясь.
— А вторая проблема? — спросил Майк.
— Мне нужны колеса.
С минуту он размышлял, почесывая бороду, потом махнул рукой и опустил свою медвежью лапу на бак «Урала».
— Подойдет?
— Конечно.
— Он старый, конечно, конь, но в хорошем состоянии. Такой конь борозды не испортит. — Майк почесал всклокоченную бороду и двинулся к выходу. — Сейчас доверенность тебе сварганим. Мало ли. К нам как раз Аркаша наведался, друг пионерского детства. Он выбился в люди и теперь работает в нотариальной конторе.
Аркаша оказался бледнолицым молодым человеком, чей образцово-показательный еврейский нос украшали изящные очки с полуовальными стеклами, позволяющими глядеть поверх оправы. В алюминиевом его кейсе хранился набор необходимых нотариальных причиндалов, включая бланки и печати, и спустя минут десять доверенность покоилась в кармане моей куртки.
Я оседлал «Урал», запустил двигатель.
— Есть еще одна проблема, — усмехнулся Майк, проходя к стене и сдергивая с нее тусклое блюдце запыленного зеркала.
Заглянув в зеркало, я недоуменно отшатнулся. Макушку мою украшала тщательно выстриженная тонзура, виски были выбриты, и в целом я походил на монаха-францисканца.
— Я подумал, у тебя башка разбита, — пояснил Майк. — Все волосы на макушке в крови. Вот я немного и состриг — мало ли, думал, может, швы придется накладывать. Оказалось, ерунда, просто ссадины. И на виске тоже.
Я живо представил себе, как выглядел только что, возникнув на пороге гаража в чем мать родила, да плюс к тому со столь замысловатой прической, и порадовался за байкеров, чью монументальную невозмутимость вряд ли покачнуло бы даже явление в ангаре самого Иисуса Христа.
В лучшем случае Мессии предложили бы выпить «Невского».
— В целом внешность импозантная, — пожал я плечами. — На любом клубном междусобойчике, где собирается бомонд и деятели отечественной культуры, я выглядел бы своим в доску.
— Ой, не думаю, — задумчиво пробасил Майк. — Чтоб стать в этой шобле своим, надо быть педиком. А ты на него не похож.
— И жаль, — грустно заметил я. — Все гомики, которых я знал, в общем, хорошие ребята. Тихие, интеллигентные, начитанные, доброжелательные. Следят за своей внешностью. Не пьют, как лошади. Не матерятся, как сапожники. Не дерутся топорами в ходе семейных разборок за вечерней стопкой. Ты представляешь, если бы все мужское население нашей страны вдруг стало геями?
В темных глазах Майка всплыло смешанное выражение сомнения, ужаса и тоски.
— Нет, ты только подумай! — продолжал развивать я вдруг увлекшую меня тему. — Если б вдруг такое случилось, то мы бы завтра проснулись не здесь, а в какой-нибудь чистенькой и уютной Голландии, где все друг дружке улыбаются, шаркают ножкой и при встрече приседают в книксен.
— Да мне и тут пока неплохо, — тряхнул косматой башкой Майк, проходя к верстаку и доставая с укрепленной над ним полки опасную бритву с желтоватой костяной ручкой. — Давай слезай с коня, я приведу тебя в порядок.
Резким кистевым движением он выкинул плоское лезвие и с деловым видом направился в мою сторону.
Спустя какое-то время я опять взглянул в зеркало. Оставалось искренне пожалеть о пропавших втуне трудах сотрудников салона «Комильфо», изваявших из лица нечто такое, что хоть и отдаленно, но все-таки напоминало физиономию джентльмена: теперь на меня угрюмо взирал из зеркала бритый «под ноль» человек с крупными чертами лица, резко очерченными скулами, упрямо сжатым ртом и тяжелым подбородком.
— Где-то я эту рожу уже видел. — Я провел ладонью по голому черепу, принял от Майка черный шлем с темным тонированным забралом, натянул его на голову оседлал своего железного коня и выехал из гаража.
Ты видел это лицо в свой первый день в Ботлехском ущелье — сапер Саша Кармильцев вызвался привести тебя в порядок и привел, побрив наголо и счистив с лица шершавый слой трехдневной щетины, а потом вы ушли по каменистой тропе, взбиравшейся вверх по склону, Саня шел впереди и издавал на ходу отвратительные звуки, от которых у тебя шел мороз по коже. У него была скверная привычка дергать себя за пальцы, звонко щелкая фалангами. Ты тронул за плечо и сказал что-то резкое… Ах да: если он не прекратит издавать эти кошмарные звуки, ты его вырубишь ударом приклада по башке.
Я давно не сидел за рулем мотоцикла, потому не особенно прикручивал ручку газа. Пристроившись за синеньким потрепанным «Жигулем», за рулем которого сидел, скорее всего, какой-то чинный отец дачного семейства, неторопливо кативший в медленном правом ряду, я потихоньку следовал в его фарватере и имел неплохую возможность проветриться, а заодно привести в порядок свои мысли, чтобы прикинуть возможные варианты действий: для начала наведаться в «Комильфо» — сложилось впечатление, что желтоголовый парень неплохо знаком с Мальвиной.
Жара уже вовсю давила на город, казавшийся вымершим, желтоватого оттенка зной жидким студнем обтекал в тесных руслах переулков, которыми я медленно плыл, сглатывая горьковатую слюну при взгляд де на редких граждан, не сподобившихся улизнуть из городского пекла на лоно природы, поближе к воде, и потому восполнявших недостаток влаги природной тем, что, растекаясь в чашеобразных ложах пластиковых кресел, сонно лакали пиво под тентами уличных кафешек или просто на газонах в тени изможденных кустов сирени — одному из этих ленивцев, не давших себе труда дотянуть хотя бы до Серебряного Бора, я и составил компанию — с того места, где он отдыхал, лежа в патрицианской позе на пыльной траве, был виден вход в салон,
Это был человек неопределенного возраста, длинноносый и почти без подбородка, лукавоокий, выражение и отчасти даже вытянутая форма его отдающего в нездоровую желтизну лица раздваивалось смутной копией в физиономии престарелого колли, который пухлым ковриком лежал на боку возле своего хозяина, не подавая признаков жизни, — возможно, он, бедняга, совсем спекся в своей несколько поизносившейся, но все же еще достаточно пышной шубе. В ответ на шершавый звук моих шагов по сухой траве колли приподнял веко и приглушенно заворчал для порядка, тогда как хозяин его никак не отозвался на мое появление под кустом, за исключением того, что красноречиво пошевелил пальцами босых ног — его расквашенные шлепанцы валялись рядом с пластиковым пакетом, в котором, судя по пухлому объему, хранился приличный запас живительной влаги.
Я снял с головы шлем, стянул с себя куртку, потом и майку, утер ею вспотевшее лицо, покосился на бутылку «Балтики».
— Хочешь? — почти не размыкая губ, каким-то спрятанным глубоко в недрах грудной клетки голосом осведомился желтолицый с предельной степенью равнодушия.
— Хочу.
— Ну так глотни.
— Не могу. — Я откашлялся и сплюнул. — Я за рулем.
— Да кому ты нужен? — усмехнулся он, поднимаясь, и, скрестив по-турецки ноги, потянулся к бутылке. — Все нормальные люди парятся на пляже. И менты тоже. — Он запрокинул голову, широко распахнул сухой жесткий рот, который со стороны походил на разошедшиеся лапы плоскогубцев, и начал медленно не то чтобы пить, а вот именно вливать себе в глотку пиво, и его остро отточенный кадык задвигался настолько живо, что мне показалось: еще немного — и он пропорет кожу его шеи, усыпанную дробинками крохотных родинок.
