Монстр (Дело Йозефа Фритцля) - Холл Аллан (читать бесплатно полные книги .txt) 📗
С этими словами хихикающего Йозефа опускали на пол, чтобы несколько мгновений спустя заключить в любящие материнские объятия. Это было идеальное завершение счастливого дня.
Йозеф Фритцль поклялся никогда не походить на отца — лентяя, вечно под хмельком, человека ненадежного, — однако ему было предназначено во многих отношениях скопировать его: свидетельством может послужить жажда власти, склонность распускать руки, когда слов не хватало, и неуемное либидо.
Мать Фритцля в 1920 году вышла замуж за человека по имени Карл Неннинг, но тот умер в 1927-м, примерно за восемь лет до рождения Йозефа. Замуж она больше никогда не выходила, но у нее был любовник, который пропадал часто и надолго. Это был двоюродный брат Марии, пьяница и вертопрах, и она навсегда выставила его за порог через четыре года после того, как он стал отцом Йозефа. Иметь внебрачного ребенка в католической, сверхконсервативной сельской Австрии по тем временам было все равно что увидеть на двери своего дома пурпурную букву — знак позора. Никакие попытки скрыть внебрачное происхождение ребенка не могли смягчить стыд, которым вдоволь попотчевали мать и ребенка соседи, но — как обнаружил впоследствии Фритцль — человеческая память коротка, и прошлое не так уж и сложно переписать.
Ко времени прихода нацистов в городок мальчику Йозефу оставалось прожить вместе с матерью и отцом всего лишь еще год в семейной квартире. Слабохарактерный, неусидчивый бродяжка и несчастливый в любви человек, отец уже однажды исчез из его жизни. Когда родился Йозеф, отец жил в соседнем городке, где работая на лесопилке. Но вскоре он вернулся. Любовники обосновались в квартире на Иббштрассе, 40, в доме, вспоминать о котором позже весь мир будет затаив дыхание.
Присутствие отца создавало напряженную атмосферу в доме, и родственники и друзья говорят, что маленький мальчик не раз собственными глазами наблюдал избиение матери. Он не мог не почувствовать облегчения, даже счастья, когда отец ушел навсегда; мальчику было тогда четыре года. Больше Йозеф его никогда не видел. Что стало далее с любовником Марии — история умалчивает, но отныне Йозеф превратился в маленького мужчину в доме — пустой сосуд, вскоре наполнившийся неврозами и проблемами, сопутствующими безотцовщине. Впоследствии все эти симптомы проявились в его характере с поразительной силой: повышенная агрессивность, ощущение своей «особенности» и непонятости, жажда скрытности, контроля над событиями, вошедшая в привычку ложь и стремление манипулировать людьми. Уход отца подготовил питательную почву для того, чтобы все эти черты пустили глубокие корни в душе мальчика. И все время мантра порядка, дисциплины и послушания, проповедовавшаяся в детском саду и нашедшая себе отражение в повседневной жизни австрийцев при новой власти, впитывалась его внутренней сутью.
Йозеф ненавидел отца за плохое обращение с ним и с матерью, но осознал он эту эмоцию лишь много позже. Ему еще предстоит вспомнить ночи, которые он провел на своей койке, свернувшись клубком и закрыв голову одеялом, чтобы только не слышать омерзительных, грязных ругательств, с которыми пьяный отец обрушивался на Марию. А наутро он через силу старался угодить отцу, приветствуя его перед завтраком: «Привет, папа!» В некотором смысле, учитывая смекалку мальчика, он ничем не походил на отца. Но в немецком существует поговорка «Der Apfel folk nicht weit vom Stamm» («Яблочко от яблоньки недалеко падает»), иными словами, куда отец, туда и сын. Генетический набор Йозефа не смог помочь ему порвать с наиболее отталкивающими чертами родителя — скабрезными шуточками, пристрастием к пиву, изменами, жгучей необходимостью держать в узде жену и насилием, когда угрозы оказывались недостаточными, чтобы добиться желаемого результата. Черты эти будут пребывать в спячке до куда более позднего периода, когда он причинит столько боли, страха и унижений существам, которых мнимо любил.
Ребенком, в городке с населением, едва достигавшим пятнадцати тысяч человек, Йозеф изначально смотрелся редкостной птицей, поскольку у него не было отца. Позже военные нужды так же лишили большинство семей отцов и мужей, но в последние годы мира положение в семье Фритцлей стало предметом слухов и злобных выпадов. По воскресеньям в церкви он чувствовал, что глаза других мальчиков устремлены на него, взоры уважаемых домохозяек так и буравят его мать, молчаливо обвиняя ее в том, что она не смогла удержать «мужика» в доме. Тем не менее Мария воспитала Йозефа в уважении к плетке и ремню, заставляла слушаться хлопка ладоней. Некоторые соседи, наблюдавшие за детскими годами Йозефа, подтверждают суровый нрав Марии. И все же мальчик видел свою мать сквозь розовые очки. Он описывает ее как «строительницу характера»; она была строга, порой задавала ему трепку за непослушание и запирала его в комнате, чтобы он исправно выполнял домашние задания. Но, по его словам, она же и окружила его любовью, установила между ними связь на таком глубинном уровне, какой и не снился его соученикам.
Нацисты играли роль общественных образцов, мать — в некотором роде — была порой грубоватым образцом домашнего поведения, и мальчик Йозеф медленно впитывал все эти влияния.
Кристин Рисс (фамилия вымышленная), выросшей в Амштеттене в одно время с Йозефом, суждено было стать его свояченицей. Она описывает Марию как женщину взрывного темперамента, которой случалось прибегать к насилию за малейшее отступление сына от ее правил. Йозеф рос без отца, а мать воспитывала его кулаками. Больше добавить нечего. Она привыкла ставить ему синяки почти каждый день. И что-то в нем надломилось. Он утратил всякую способность испытывать симпатию к посторонним. И все же оставался глубоко, до безумия любящим сыном.
Хильдегард Данильчук была соседкой Фритцлей более сорока лет, и Йозеф рос у нее на глазах. Она могла непосредственно наблюдать, какие отношения установились между матерью и сыном. «Фритцль был единственным ребенком, — вспоминает она. — Мать и сын были необычайно крепко связаны друг с другом. Она каждый день готовила его к школе, сдувая любую пылинку, а он весь так и светился от гордости, когда ему случалось идти рядом с ней. Но она же и жестоко избивала его».
Официальные документы того времени, которые могли бы пролить больше света на тогдашние события, были либо утрачены при союзных бомбежках Амштеттена, либо находятся под слоем австрийских протекционных законов. «Точные причины мне неизвестны, — рассказывает Хильдегард, — однако я знаю, что сына Марии в то время помещали в приют. Но он никогда не задерживался там надолго. Он всегда убегал из приюта для мальчиков и возвращался домой к матери. Мария Неннинг выглядела настоящей ведьмой: она всегда повязывала голову платком и надевала большие очки, иногда носила соломенную шляпку. И постоянно одевалась в темное. Дни напролет она проводила в доме или в саду. Случалось детям расшуметься за игрой, она сердито глядела из окна и покрикивала на них. Казалось, мир чем-то бесконечно досаждает ей, и она никогда по-дружески не общалась с соседскими детьми. Она была из тех женщин, завидев которых люди переходят на другую сторону улицы. В результате мальчик вечно слонялся один, и у него почти не было друзей, с которыми бы он мог поиграть. На это действительно было печально смотреть».
Сравнение со злой колдуньей подхватывает другой житель Иббштрассе, Вернер Пановиц, который сообщает: «Мать Фритцля была невысокой сгорбленной старухой, странноватой, чуть напоминавшей ведьму. В прежние дни вся местная ребятня боялась ее. Ее называли „поросячей леди“, потому что она всегда была грязная и растрепанная; платье висело на ней лоскутьями. Семья Фритцлей вела весьма скромный образ жизни».
В семье Фритцлей иногда заводились деньги, но назвать вдову Фритцль богатой было нельзя. Пр словам Петера Зетца, дом их был обшарпанной развалюхой, «настоящей лачугой». Он прожил там двадцать восемь лет и был старейшим жильцом, не считая Йозефа. «Когда я был молод, дом сильно отличался от того, каким он выглядит сегодня. Обычно он состоял из четырех квартир, три из которых были двухкомнатные. Только квартира Фритцлей была побольше. Мой брат был ровесником Йозефа; в прошлом году он умер. Он знал Йозефа лучше меня. Не знаю, как Мария и Йозеф жили в эти военные дни, поскольку квартплата была очень низкой из-за бедственного состояния жилья. Мальчик был до умопомрачения привязан к матери. Она была странной женщиной, и жители города избегали ее, распуская слухи о ребенке, рожденном вне брака. У мальчика явно были комплексы, связанные с тем, кто он и какова его репутация. Он знал, о чем болтали досужие языки. Он понимал, что отличается от других детей».