Масон - Федоров Алексей Григорьевич (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Но Олежек продолжал заблуждаться, а потому терзал входную дверь моей квартиры, ударами ног. Надо знать, что я был принципиальным противником электрических звонков: лучше жить по старинке, ожидая сообщений о появлении гостя с помощью стука, а не наглого, назойливого звонка. По характеру "мольбы о помощи" можно было судить о личности просителя: Олег был в меру вежливым, относительно культурным и воспитанным, бессистемно образованным человеком. У моего друга была масса недостатков: главный среди них – это гиперболизированная любовь к своей персоне и переоценка собственных достоинств. В таких качествах он давал мне фору на много голов вверх и лет вперед… Я мирился с душевными изъянами друга только потому, что разделял его уверенность: "Надо любить, прежде всего, себя, а уж потом всех остальных!" Но у Верещагина была и масса достоинств, несколько смягчающих его психологическую слепоту. К тому же я понимал, что друзей, строго говоря, не выбирают – ими награждает Всевышний, скажем, как медалью за многодетное материнство, за храбрость или врожденное уродство. Олег платил мне взаимной любовью и привязанностью, правда, необъективного свойства: он, например, не замечал того, что мои достоинства выше, чем его "душевный капитал", а недостатки – значительно ниже!.. Я никогда не говорил ему об этом, надеясь, что, хоть и поздно, но он сам допрет до очевидного! Правда, прогресс такого рода можно было бы смело относить к разряду "невероятного". Все мы – люди – страшно субъективные существа…
В чем мы были похожи с другом, как две капли воды, так это преобладанием исключительного эгоцентризма. Тут, пожалуй, с нами тягаться не могло ни одно животное, наделенное мозгом. К тому необходимо добавить возрастную ригидность, приближающую нас к грядущему старческому маразму. Объективности ради необходимо уточнить следующее: Олежек был младше меня на один год, одиннадцать месяцев и восемнадцать дней…
Я взвешивал перечисленные обстоятельства, потягивался и смаковал только что прочитанный текст новой книги… Я спокойно ждал, добиваясь более веских доказательств "эгоцентрической лютости", исходящей от кулаков и ног моего друга. Наконец, там за дверью произошел инсайт, и дорогой Олежек заколотил головой в дощатую обшивку "железных ворот в чистилище", добавляя к спецэффектам еще и зубовный скрежет и матерные выражения… Посетителя пора впускать!
Верещагин проник через распахнутую мной дверь, лишь слегка кивнув мне – решительно и властно, как очевидный самоуверенный сатрап. Мне ничего не оставалось, как встретить его милой, лучезарной улыбкой. Олег был высок, строен, быстр, как кобра во время рокового броска, но одновременно и наивен, как та куропатка, для которой предназначался змеиный яд. Его прирожденную тягу к элегантности подчеркивал идеальный, подогнанный по самой последней косточке костюм, белоснежная рубашка и итальянский галстук – последний крик моды. Он нехотя стал разуваться, отдавая себе отчет в том, что тапочки ему будут предложены ветхие и намного менее опрятные, чем даже его уличные ботинки. Но таков был ритуал в доме хозяина и Олег вынужден был ему подчиняться. Потом он смерил меня и мое одеяние критическим взглядом. Я тоже взглянул в большое зеркало, висевшее в прихожей, сравнивая два отражения – элегантного плейбоя, то есть Олега, и взрослого детдомовского подкидыша, то есть меня… Сравнение было, естественно, не в мою пользу.
– Саша, ты, как всегда, оригинальничаешь: я ищу тебя по всему городу – здесь он, конечно, приврал! – вечно ты скрываешься по "конспиративным квартирам". У тебя дома никто не может пояснить, куда уехал хозяин, потому что твоя квартира пуста. Ты даже не оставил "темную женскую личность" для ответов на звонки или вопросы посетителей…
Я слушал его речь молча. Для чего тратить слова на ритуалы или на игру в "невежливое возмущение". Кто имеет право меня учить тому, как мне жить, где и с кем проводить время, кого оставлять "на связи", а с кем вступать в "связь"?
– Я по наитию действовал. – продолжил Олег свое нытье. – Догадался, что ты скрываешься в квартире Владимира, на Гороховой-30… Тебя можно понять: естественное влечение к комфорту. Дома-то ты давно превратил в "сарай", заваленный книгами… Но привычки свои босятские ты и в этот дом перенес: тапочки предложил, вынутые словно из жопы. Догадываюсь, что меня ждет, – мясо, отбиваемое на стене или подоконнике, чрезмерные запасы водки в холодильнике и прочее…
Это он намекал на то, что я обязан его покормить!.. Что такое "прочее" – он не уточнил, но можно было догадаться: работа без сна и отдыха над книгой, перемешанная с "женским вопросом". Как раз с бабами в период работы над книгой я завязывал напрочь, но пил регулярно, правда, по понемногу – для тонуса, для борьбы с бессонницей… А вот перебрался в квартиру Владимира только ради книг, тех редких, которых у меня не было. Володя, уезжая, всегда просил меня "приглядеть за домом", оставлял ключи, и был рад, если я пользовался его обширной библиотекой, собранной по какому-то особому "компасу". На днях Владимир Сергеев – сын моего давнего другу, к сожалению, рано ушедшего из жизни при весьма загадочных обстоятельствах, – должен был вернуться из срочной заграничной командировки. Я ждал его приезда, потому, что любил этого человека и надеялся на "подпитку" энергией, жизнелюбием, новостями из "чужого мира".
– Заткни фонтан, – как мог ласково я остановил речь Олежека, – проходи в кабинет, говорун. Меня ждут некоторые хозяйственные дела.
Олег не ошибался. Следующим пунктом моего ритуального обхождения с гостем было навязывание экстренного кормления – этим актом я как бы демонстрировал истинно русское хлебосольство. Не слушая возражений гостя – Олег всегда прикидывался человеком, только что плотно отобедавшим в "Метрополе", – я вынимал из морозильника кусок замороженного мяса и специальным ножом-пилкой отделял от него два порядочных шматка ледяной белковой массы. Оттаивание проводилось в экстренном режиме – под струей слегка теплой воды. Затем эти куски животной плоти тщательно отбивались. Дабы не будить соседей громом столешницы, "отбивание" проводилось на внешней, капитальной стене кухни – звук глушился ее массивностью, да и удар у меня уже был отработан специальный, "щадящий".
Олег знал, что возражать и бороться со мной бесполезно – я ведь воспринимал его посещение, как повод для выпивки и основательного закусона. В обычные дни любой хозяин ленится заниматься кухонными работами. Для таких целей нужно в доме держать женщину, но это по теперешним временам и дорого, а, самое главное, хлопотно!.. Суровые времена "перестройки" все основательно перепутали в головах моих сограждан, а женщины так просто "сдвинулись по фазе" – разучились дифференцировать постель и кухню. Да и пить они стали теперь больше, чем мужики, – там где раньше хватало двух бутылок, теперь требовалось четыре!
Пока я молотил мясо, а потом стирал брызги по стены, Олег принялся совать нос в мою рукопись. Он был неохоч до чтения – по-моему, давно остановился в литературных изысках на уровне сказок братьев Гримм – но заполнить минуты вынужденного ожидания чтением "первочка", "свежатинки" был горазд. Конечно, потом он будет приставать ко мне с вопросами, даже советами по поводу того, как нужно писать исторические романы, хотя разбирался в том, как свинья в апельсинах. Но меня уже давно не удивить "верхоглядством" – это основная болезнь моего друга. Существует такая порода людей: если они, например, освоили правила ведения боя на ринге "ad maksimum", то им обязательно кажется, что и во всех остальных делах они могут являться "великими тренерами".
Олег, нет слов, берег костюм от мясных брызг и кухонного чада, а потому уединился в моем кабинете. Когда я заглянул ненароком туда, то мог заметить, что "великий тренер" внимательно и с интересом читает только что испеченную мною концовку первой главы. Ее суть не трудно было вспомнить самому автору…
