Дом аптекаря - Мэтьюс Эдриан (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
— В эту часть здания даже не пускают без специального пропуска, — заговорил Майлс. — Я дам вам номер телефона офиса, и вы сможете связаться с ними. Они все объяснят.
Старуха наконец выпрямилась.
— Объяснить я и сама могу. Думаете, не понимаю? Вы присматривали за моей вещью, а сейчас я хочу ее забрать. Немедленно. Так что будьте добры принести. — В голосе ее прорезались визгливые нотки, появляющиеся в пожилом возрасте у женщин определенного класса, когда они отстаивают свои права. Проснувшийся Тиммерманс с любопытством наблюдал за происходящим. Рут и самой с трудом удалось сдержать улыбку, вызванную рефлекторным сокращением мышц. Сцена как будто была взята из старого фильма. Амстердам — город молодых. Мафусаилы составляют в нем незначительное меньшинство и воспринимаются общественным сознанием с куда меньшей терпимостью, чем воришки или любители травки.
Старушка снова окунулась в глубины фамильной истории.
Охранник положил руку на бедро. Пальцы его едва заметно шевелились, как у замечтавшегося пианиста, постукивая по кобуре автоматического пистолета.
— Как она прошла? — строго спросил Каброль.
— Меня позвали… пришлось отойти секунд на тридцать. Надо было помочь женщине сложить коляску. Она, должно быть, и проскочила. Я даже не заметил. — Охранник легонько прикусил нижнюю губу и пожал плечами.
Рут протянула карточку с номером телефона главного офиса, но старуха швырнула ее на пол и уже собралась было продолжить изложение своей биографии, когда астма снова напомнила о себе. В горле у нее защелкало, она согнулась, прижав руку к груди, и Рут подала ей ингалятор.
Каброль махнул библиотекарше рукой, кивком указал на стол, и девушка начала рассовывать по пакетам вещи старой дамы.
— Уберите руки! — закричала старуха и резко повернулась, задев ручкой зонтика флакончик с духами. Пузырек упал. Крышка соскочила. Содержимое пролилось, и воздух внезапно наполнился ароматом старых дамасских роз — увядающих викторианских бутонов, бархатистых лепестков, душных комнат и призраков прошлого.
— Великолепно, — буркнула библиотекарша, промокая крохотную лужицу бумажной салфеткой. — Как раз этого нам не хватало. Теперь будем жить с этой вонью до конца недели. — Закончив промокать, она решительно сгребла все, что валялось на столе, в сумочку.
Каброль подал еще один знак, и охранник, зажав в одной руке пакеты, а другой взяв старушку за локоть, двинулся вместе с ней к двери. Дама попыталась сопротивляться, но он был слишком силен для нее.
— Я не позволю так с собой обращаться! — возмущенно прокричала она, поворачивая голову. — Не позволю! Если бы Сандер был жив, он бы такого не потерпел! Он бы вступился! Я требую вызвать ваше начальство. Кто здесь главный?
Конец акта.
Вдалеке хлопнула дверь. Прошуршал резиновый коврик. Протесты и жалобы еще доносились некоторое время, но потом дверь лифта со вздохом закрылась, и кабина унесла их вниз.
Глава вторая
Рут совсем забыла о времени.
Она изучала документы «Абрахам Пулс и сыновья», амстердамской транспортной фирмы, занимавшейся — разумеется, по распоряжению нацистов и под их контролем — вывозом собственности голландских евреев. Майлс пытался разобраться в переписке между «Лиро-Банком» и пятью уполномоченными, работавшими на Артура Зейсс-Инкварта, рейхскомиссара Нидерландов. Когда она наконец посмотрела на часы, было уже пять. После бесцеремонного выдворения старушки с пакетами прошло четыре часа. В читальном зале оставались только Рут и Майлс.
Майлс поднял голову.
— Ну как, все в порядке? — спросила Рут.
Он устало потер глаза.
— Было бы не так плохо, если бы в конце туннеля появился хоть какой-то свет. Но его нет. Есть только пещера. Ты бы почитала! Невероятно.
— Что там?
— Группа IVB-4. Отдел Адольфа Эйхмана в имперском управлении безопасности. С немецким у меня не так уж плохо, но чтобы разобраться в переписке, надо быть знатоком эвфемизмов. Читаешь такие слова, как реквизиция, хранение, и понимаешь, что означают они совсем другое. Кража. Воровство. Кради и убивай. Просто удивительно, как все это совершалось под прикрытием казенных, бюрократических формулировок. Словно скрепки заказывают. Казалось бы, им следовало заботиться о сокрытии следов, но на деле все наоборот. С другой стороны, учет — это ведь способ легитимизации. Alles in Ordnung. — Он развел руками. — А что у тебя?
— Ты когда-нибудь слышал о таком художнике, ван дер Хейдене? Восемнадцатый век.
Майлс задумался. Покачал головой. И вдруг закивал:
— Наша старушка.
— Какая старушка? Та, что приходила сегодня? — Теперь Рут тоже вспомнила. — Верно. Она называла…
— Вот именно. Выходит, картину намалевал ее предок?
— Получается, что так. Фамилии совпадают — ее и та, что в письме. Вот тебе и основания для претензии.
Майлс вставил в компьютер какой-то диск и включил быстрый поиск.
— Валькенборк, Валькерт… и, что бы вы думали — ван дер Хейден. Всего лишь одна статья в общем указателе музейных хранений. Похоже, всего лишь папка с набросками. И одна картина в собрании «НК». «Спящая женщина с мимозой». Та самая?
— Вроде бы.
— Судя по тому, что здесь написано, она не единственная?
— Что?
— Есть еще один претендент. Некий Скиль. Эммерик Скиль. Заявление принимал Каброль.
— Что ты говоришь! Не хочешь взглянуть?
— На заявление?
— На картину, Майлс.
— Что это с тобой сегодня? — поинтересовался Майлс. — Забыла утром отключить симпатическую нервную систему? Большая ошибка.
— Заткнись, тупица. Просто любопытно. К тому же мне нужен какой-то предлог для прогулки. В любом случае собиралась уйти пораньше. Так как?
Показав удостоверение возившемуся со своей рацией охраннику, они спустились к хранилищу по служебной лестнице.
На голову выше Рут, Майлс шел, слегка покачиваясь из стороны в сторону, как будто его двигала вперед некая сложная система весов и противовесов. Его широкая, крепко сбитая, полная фигура ассоциировалась с «харлеем», татуировками, кожаными штанами и бородкой в стиле Рипа Ван Винкля, хотя ни один из этих аксессуаров не был представлен в выбранном им стиле. Рыжеватый хвостик придавал ему вид деревенского толстяка, которому пошли бы бесформенные штаны-дангари, грубая, с начесом, рубашка дровосека, высокие замшевые ботинки на толстой подошве и цыганская серьга в ухе. В руке — стакан с «Сазерн камфорт», и никаких намеков на Фулэм и Королевский художественный колледж. За спиной двадцать восемь — двадцать девять весен. Рут нравились его живой ум, шутки — в ее чувствах к Майлсу преобладали симпатия и материнская жалость, которые характерны для многих женщин в отношении таких вот здоровяков-геев, — но все же она предпочитала общаться с ним, когда он сидел. Сейчас Майлс нависал над ней чем-то темным, закрывал обзор и просто-напросто убивал дневной свет.
— Как Свеекибуд? — спросила она, задирая голову.
— Плохо. Ничего не ест. Только лакает соевое молоко да рвет обивку на мебели — требует добавки. Высунуться-то некуда.
— Высунуться?
— Я имею в виду выйти. Понимаешь, она же не может сидеть весь день на подоконнике. К тому же Рекс на нее злится… и на меня тоже. Возмутительно.
— Хм… Похоже, у вас что-то назревает. Не разругаетесь?
— Я был бы только рад. Рекс — настоящая магнитная мина. И конечно, все делает только назло мне. Утром, когда бреется, постоянно напевает «Я с тобой», хотя «Велвет андерграунд» у меня в любимчиках никогда не ходили. Да еще у него проблемы с парнем из квартиры над нами.
— Неужели?
— Да. Чуть ли не каждую ночь, когда все уже спят, начинает вдруг стучать на бонго.
— А что он делает, когда не барабанит?
— Танцует трансильванские танцы. По крайней мере ни на что другое это не похоже.
— Знакомый тип.
Майлс помолчал, потом спросил:
— Ну а у тебя что новенького?
— У меня? Купила новый звонок на велосипед.
