Банк - Данилов Всеволод Семен Данилюка (бесплатные онлайн книги читаем полные txt) 📗
— О чем вы, сударыня?
— Да о том, о том. Лучше найди предлог и смойся, пока не поздно. Чем бы ни закончилось, никогда Второв вам сегодняшнего бунта не простит.
— Так что ж, продолжать глядеть, как валят банк? — перестал притворяться Забелин. — Мы ведь не Второву на верность присягали, а банку служить.
— Ты только никому больше этого не брякни. — Леночка быстро убедилась, что их не слышат. — И прошу — уходи. Хочешь, я предлог придумаю?
— Поздно, — подхватил ее под локоток Забелин.
Двери конференц-зала распахнулись, затягивая в себя заждавшихся, нервничающих людей. Забелин с внезапной догадкой закрутил головой — Юрия Павловича Баландина среди них уже не было.
Перед входом неожиданно образовался затор. В тягостном молчании столпились члены правления возле только что вывешенного плаката — «Корпоративная культура банка — это единые для персонала базовые ценности, производственные и поведенческие стандарты, исходящие из миссии и философии банка, осознанно воспринимаемые и реализуемые сотрудниками в рамках единого корпоративного профиля и системы внутренних коммуникаций».
Тягостность объяснялась просто: все эти низвергаемые в возрастающем количестве откровения предстояло, по указанию Второва, конспектировать и заучивать, для чего в выходные дни на банковской базе проводились специальные семинары для высшего менеджмента. Баландин после таких «межсобойчиков» надирался сверх обыкновенного.
— Как всегда, ничего не понял, — признался Забелин, привычно ловя на себе снисходительные взгляды окружающих.
— Сказать по правде, я тоже, — озадаченно произнесли сзади, и снисходительность сменилась понимающими усмешками — голос принадлежал подошедшему председателю наблюдательного совета банка Ивану Васильевичу Рублеву.
— Заходите, заходите, — поторопил Чугунов.
Заседание правления банка «Светоч» начиналось.
Владимир Викторович Второв расхаживал вдоль огромного овального стола и, не переставая говорить, с нарастающим раздражением посматривал на непривычно отчужденные лица членов правления. «Прав, прав Покровский, — все сильнее утверждался он в созревшем подспудно решении. — Всякая структура в развитии своем подходит к этапу, когда на смену коллективному творчеству неизбежно должно прийти жесткое единоначалие». Он с некоторым сожалением смотрел на сидящих на этих местах вот уж чуть не восемь лет людей. Все те же люди на тех же местах. Но теперь каждый из них стал невольной обузой — любые нововведения встречали у них бесконечные замечания, суждения, ревнивые поправки, в результате чего заседания правления превратились в дискуссионный клуб. И это бесконечно отвлекало от решения базовой на сегодня задачи — разросшийся банк выходил на решающие, ключевые рубежи для прорыва на Запад. Да и на внутреннем рынке драчка пошла нешуточная: ушло, увы, время честной конкуренции. Как бы ни противно это было, но — надо пробиваться к правительственной кормушке, накапливать своих людишек во власти и через них выбивать дешевые бюджетные деньги. Иначе не быть банку. Но никто, похоже, кроме его самого, да еще Покровского, опасности этой не видит. Или — не хотят видеть?
Пристально всматривался он в озабоченных какой-то общей для всех, но заведомо чуждой ему мыслью людей. С сомнением скосился на уткнувшегося в стол первого зама и вечного своего оппонента, все еще вихрастого, как пацан, каким он был восемь лет назад, но — раздобревшего, пропитанного ощущением собственной значимости, поднаторевшего в подковерной борьбе Александра Керзона. Похоже, придется всех менять: глухая конфронтация правления начатым преобразованиям становится препятствием главному делу жизни — созданию могучей банковской империи. На смену зажиревшим, а оттого сделавшимся пугливыми «основоположникам» к рулю пора подпускать новых людей — незакомплексованных, «продвинутых». Собственно, вот они и сидят вдоль стен, за спинами членов правления, — новые вице-президенты, министры без портфелей, к портфелям этим рвущиеся. Теперь предстоял тяжелый, неприятный разговор с сидящим здесь же за отдельным столом председателем наблюдательного совета Иваном Васильевичем Рублевым, — и уже на следующем совете можно будет очистить корабль от облепивших его ракушек.
— Итак, — продолжил Второв, — можно сказать, что от аукциона нас вновь попросту отодвинули. Без нас все заранее поделили, прихватизаторы.
Он заметил, как облегченно закивал начальник юридического управления Солодов.
— Но это не значит, что мы сами должны подставляться! А мы как раз и подставляемся — некомпетентностью своей, головотяпством! Низким профессионализмом! — Второв сам почувствовал, как начало выплескиваться накопившееся раздражение, но сдерживать его не захотел и не стал.
— Я к вам обращаюсь, господин Солодов. Как получилось, что документы завернули?
Солодов, вздрогнув, поднялся:
— Я докладывал, все было подготовлено в соответствии с объявленными условиями аукциона, но организаторов как бы не устроила формулировка платежки. И документы завернули на доработку за пять минут до окончания срока. Переделать ничего уже было нельзя. Считаю, если бы не платежка, они придрались бы к чему-то другому, но заявку не приняли.
— Считать — это мы здесь будем. А задача квалифицированного юриста — обеспечить, чтоб придраться было как раз не к чему. Это не обеспечено, что повлекло для банка крупные убытки, а главное — стратегические потери. — Второв с удовлетворением увидел, как покрывается потом дородный Солодов. — А как считает заместитель начальника юруправления: можно было грамотно составить платежное поручение?
Теперь запунцовел специально по указанию Второва приглашенный на правление недавно перешедший в банк Игорь Кичуй. Второв заприметил его сразу, на первом же собеседовании, — в отличие от бывшего прокурорского следователя Солодова Кичуй взрос на рыночном праве, к тому же владел двумя языками.
— В общем-то, конечно, — пробормотал под многими испытующими взглядами Кичуй, — уточнить реквизиты было нужно и можно, но…
— Вот только без этих лжетоварищеских «но». Если мы начнем покрывать головотяпство друг друга, то попросту развалим банк. — И Второв усадил его, тем самым разом отгородив от большинства людей за этим столом и этим же приготовив надежного исполнителя собственной воли. — Предлагаю рокировку: Солодова за допущенную халатность от должности освободить, использовав, учитывая прошлые заслуги, с понижением. Исполняющим обязанности назначить Кичуя. Возражений, надеюсь, нет? Занесите в протокол. — И он, не оборачиваясь, ткнул пальцем в сторону сидящей за его спиной стенографистки. — Кадрам к вечеру приказ мне на подпись.
— Будет сделано, — живо откликнулся улыбчивый начальник кадров Каплун.
— Да, сколь Русь-матушка теряет от нерадивых и некомпетентных людей, — при общем молчании скорбно констатировал Зиганшин, бывший посол в одной из европейских стран, где банк открыл первый свой заграничный филиал. Уволенный вскоре вслед за тем посол был незамедлительно востребован в должности вице-президента «Светоча».
При слове «некомпетентных» у многих промелькнула ухмылка — выпускник Высшей партийной школы, Зиганшин считал нужным высказаться по всякому обсуждаемому вопросу.
— Дилетантов у нас и впрямь как грязи, — не замедлил с реакцией приглашенный по этому же вопросу начальник управления банковским холдингом Жукович, крупный человек с сальными волосами, висящими вдоль морщинистого желчного лица.
На свою беду, несдержанный Жукович угодил в «посольскую» зону ответственности и от получаемых ценных указаний бурно, по его собственному выражению, «прихуевал». Надо думать, и деликатному Зиганшину оказался не в радость такой подчиненный. Во всяком случае, при первом звуке, произнесенном Жуковичем, он придал лицу страдальческое выражение. Жукович углядел это и с плотоядной ухмылкой продолжил:
— Я к тому, что крайних найти — дело нехитрое. А что касается итогов — мы со своей стороны тоже сопровождали и конкурсы, и аукцион этот последний. И можно, не скрываясь, говорить — результаты фабриковались заранее, причем на таком уровне, что нам туда оказалось заказано. Так что юристы тут ни при чем.
