Заблудшая душа - Грановская Евгения (читать книги полные txt) 📗

– Что мне нужно? – уточнил Глеб.

– Новые впечатления! Толчок! Импульс! Все, что угодно, лишь бы ты приступил к написанию новой книги!

Глеб закинул ногу на ногу, посмотрел на носок своего ботинка и спокойно произнес:

– Я не хочу туда ехать.

Лицо директора побагровело еще больше.

– Тебе придется это сделать, – с нажимом сказал он.

Глеб перевел взгляд с ботинка на красное лицо Полонского и спокойно уточнил:

– Что это значит?

– Это значит, что в противном случае я разорву с тобой договор и потребую обратно аванс! – прорычал директор.

Глеб пожал плечами и небрежно обронил:

– Я не зарабатываю на личных трагедиях. В том числе и на своих. Это против моих принципов.

– А я не прошу тебя написать статью или заметку в газету! Это другое!

Глеб молчал. Полонский вынул из стаканчика карандаш и принялся вертеть его в пальцах. Пальцы у директора были короткие и толстые, под стать всей фигуре.

– Слушай, Глеб, не в службу, а в дружбу – съезди. Хотя бы на пару дней.

Глеб еще немного помолчал. Потом вздохнул и небрежно проговорил:

– Хорошо. Только из уважения к тебе и твоему издательству. Считай, что я уже выехал.

– Отлично! – хлопнул ладонью по столу Полонский, откинулся на спинку кожаного кресла и добавил с радостной улыбкой: – Если начнешь писать книгу – все расходы за счет издательства.

Дорога лежала перед ним широкой серой лентой. Машин было мало, и Глеб с удовольствием выжимал из взятой напрокат в областном центре «бэхи» сто двадцать в час. Из приемника доносились негромкие звуки осовремененного джаза.

Корсак не был в Полесске лет двадцать пять. Он давно уже выбросил этот городок и все, что с ним связано, из головы, но сейчас, возвращаясь на «малую родину»…

Идиотское словосочетание. И кто только его придумал?

…не мог не испытывать некоторого волнения.

Миновав знак «Полесск, 8 км», Глеб свернул со скоростного шоссе на бетонку, ведущую к Полесску. Как бы Корсак ни старался убедить себя в том, что Полесск ничего больше не значит в его жизни, волнение нарастало тем сильнее, чем ближе он подъезжал к городу. В голову полезли воспоминания, заставив Глеба нахмуриться.

– Ерунда, – сказал себе Корсак. – Все это было давно и практически не со мной.

Он мотнул головой, словно попытался выбросить нежелательные воспоминания из головы, протянул руку к приемнику и сделал музыку погромче. Это была знаменитая композиция «Тэйк файв», но в довольно странной аранжировке – переработку сделала группа «Радиохэд», и звучала известная мелодия довольно нервно, что, впрочем, совершенно соответствовало настроению Глеба.

Музыкой и дорогой Глеб наслаждался еще пару минут, после чего на хвосте у него повисла полицейская машина, а еще через тридцать секунд она повелительно взвыла, принуждая Корсака прижать автомобиль к обочине и остановиться.

Глеб остановил машину и выключил радио. Из полицейской машины, остановившейся позади, вышел молодой светловолосый полицейский в форме ППС. Он неторопливо подошел к машине Глеба, остановился, пригнулся, чтобы лучше видеть лицо Корсака, и представился:

– Старший лейтенант Нечаев. Можно взглянуть на ваши документы?

– Легко.

Глеб достал из бардачка водительское удостоверение и страховочный талон и протянул все это полицейскому. Тот взял документы, внимательно их просмотрел. Уточнил:

– Отдыхать или по делам?

– На похороны родственника, – ответил Корсак.

– Родственника? – Он снова посмотрел на удостоверение Глеба, потом перевел взгляд на его лицо и спросил недоверчиво: – Вы родственник Бориса Алексеевича, директора нашего музея?

– Да.

Пару секунд полицейский о чем-то размышлял, подозрительно поглядывая на Глеба, затем поинтересовался:

– Надолго думаете задержаться?

– Нет, – честно ответил Корсак. – Как только церемония закончится, тут же уеду.

Глебу показалось, что мрачноватое выражение на лице полицейского сменилось выражением облегчения.

С чего бы это?

– Хорошо, – сказал полицейский, возвращая документы Глебу. – Приятного пути. И… примите мои соболезнования.

Глеб убрал документы в бардачок, кивнул полицейскому и тронул машину с места. Набирая скорость, он глянул в зеркальце заднего вида. Полицейский стоял на том же месте и, глядя вслед уносящейся к городу «бэхе», говорил с кем-то по мобильному телефону. Корсак почему-то подумал, что полицейский говорит о нем, и мысль эта была неприятна.

Еще немного, и ты станешь параноиком, Корсак.

Глеб включил приемник и сделал музыку погромче.

Гостиничный номер, в который заселился Глеб, был так себе. Стены обшарпанные, мебели почти никакой. Зато с видом на городской парк.

Распаковав сумку и поменяв рубашку на свежую, Глеб уселся в скрипучее кресло, взгромоздив ноги на полированный желтый столик, и минут двадцать наслаждался чтением местной газетки «Полесская правда», которую ему сунул на входе в гостиницу портье.

Просмотрев разделы «Криминал», «Стройки нашего города» и «Поздравления», Глеб зевнул и посмотрел на часы. До начала похоронной церемонии оставалось еще полтора часа. Немного подумав, Корсак решил спуститься в гостиничное кафе и чего-нибудь перекусить.

Пять минут спустя он сидел за столиком и ел «картошку с грибами по-домашнему», запивая ее клюквенным морсом. Картошка была приготовлена отменно, морс тоже был выше всяких похвал, и настроение Глеба чуть-чуть приподнялось.

– Глеб? – окликнул его вдруг женский голос.

Корсак отложил вилку и поднял взгляд.

– Да, – с легкой растерянностью ответил он, глядя на окликнувшую его светловолосую женщину. – А вы…

Ресницы ее дрогнули.

– Глеб, это действительно ты?

– Да, – повторил он и внимательнее вгляделся в лицо женщины. Брови его приподнялись от удивления. – Кира?

Женщина улыбнулась:

– Она самая. Что, так сильно изменилась?

– Изменилась. – Глеб вгляделся в лицо бывшей одноклассницы. – Но не сильно.

– Я присяду?

– Конечно.

Пока Кира Бегунова усаживалась на стул, Глеб успел заметить, что она почти не располнела, и что морщин у нее на лице гораздо меньше, чем могло бы быть у женщины, миновавшей сорокалетний рубеж. Одета Кира была в темную юбку и голубую кофточку из тонкой шерсти.

– А ты постарел, – сказала Кира, в свою очередь разглядывая Корсака. – И седая прядь в волосах. Но тебе идет. – Она снова улыбнулась. – Из молодого красавца ты превращаешься в импозантного мужчину средних лет.

– Да уж, – усмехнулся в ответ Глеб. – Импозантности во мне – как в замшелом пне.

Кира засмеялась. Глеб тоже не удержался от улыбки.

– Я рад тебя видеть, Кира, – сказал он.

– Я тебя тоже. Что тебя привело в наш городок, Глеб?

Корсак посчитал нужным стереть улыбку с лица.

– Приехал на похороны дяди, – сказал он.

– Ах да, я слышала. – Лицо Киры стало грустным. – Этот пожар… Это так ужасно! Знаешь, мы с ним иногда виделись, с твоим дядей. И он всегда заводил речь о тебе. Он очень тобой гордился, Глеб.

Корсак хмыкнул.

– Было бы чем!

– Не прибедняйся, Глеб. Говорят, ты стал известным журналистом.

На это Глеб не нашелся, что сказать. Не мог же он признаться, что журналистика давно набила ему оскомину, что он много раз делал попытки уйти из этой профессии, но каждый раз – по той или иной причине – вынужден был возвратиться.

– Ты надолго сюда?

– Да нет. Завтра уезжаю. Посижу часок на поминках – и на вокзал.

– Остался бы на пару дней, – сказала она негромким и, как показалось Глебу, странным голосом. – Погулял по городу, по памятным местам.

Корсак вздохнул:

– Не знаю… Немецкая земля, немецкий дух… Тут для меня все какое-то чужое.

– Даже я?

Глеб сдвинул брови. Кира рассмеялась.

– Не парься, я шучу. А если серьезно – я рада тебя видеть.

– Да. Я тоже рад. Кстати, а что ты тут делаешь? – весело уточнил Глеб. – Это ведь гостиница.