Научите меня стрелять - Яковлева Анна (читаемые книги читать TXT) 📗
– Сорняки пропалываю.
– Я серьезно.
– И я серьезно, – опять совершенно искренне призналась я, – у меня прополка уже две недели стоит в плане, так что не отвлекай меня, юный буденновец.
– Кто юный? – удивился Пашка. – Я?
– Нет, я, – из зарослей лебеды ответила я.
Работа меня постепенно успокоила, и я уже не сильно вникала в соседский треп. Пашка тем временем подошел к ограждению и встал возле него так, чтобы лучше видеть мою грудь в вырезе футболки. Грудь у меня пятого размера, Пашка пялился мне прямо в вырез, вгоняя меня в краску. Я распрямилась:
– Егоров, не мешай работать.
– Ясное море, я не мешаю. Я хочу раз и навсегда договориться.
– Только если ты дашь мне слово, что Степан больше не будет устраивать вечеринок у меня под окнами.
– Кать, это несерьезно.
– Конечно, тем более что сам ты не далеко от Степана ушел.
– Я? – не поверил Павел.
– Ты. Кстати, твой Степан влез ко мне в окно, свалил горшок с цветком и тюль порвал, – рассказывала я, привалившись к ограждению с другой стороны. – И зачем ты вообще завел кота?
Вот тут и случилось непредвиденное. Егоров вдруг наклонился и поцеловал меня прямо в губы, притянув к себе за плечи. Нас разделяла художественная оградка из железных витых прутьев. Задохнувшись, я уперлась руками в садовых перчатках Егорову в грудь и с силой вырвалась на свободу.
– Сдурел, что ли? – обозлилась я на него и на всякий случай огляделась по сторонам.
На улице никого не было, но соседская бабка Проня вечно торчала у окна и уж такой момент точно не пропустила.
– Кать, ну сколько можно меня дразнить?
– Что?!
Пашка заткнулся, уловив в моем голосе предгрозовые раскаты.
Я оттолкнула его от палисадника:
– Катись отсюда, пока цел. И не подходи ко мне. Буденновец, ясное море.
Палисадник опять остался без прополки.
Я влетела во двор, закрыла калитку на засов, начисто забыв, что между участками есть проход, стремглав пронеслась в дом и заперлась на все замки, будто Егоров был насильником, а я – потенциальной жертвой. Осталось только набрать 911.
Мне потребовалось время, чтобы прийти в себя.
«Ну, малолетка», – обзывала я Егорова и металась по дому, бестолково переставляя с места на место вазочки и статуэтки. В ванной я повертелась перед зеркалом, придирчиво рассматривая свою фигуру. Бюста было слишком много.
Большая грудь при моей комплекции осложняла мне жизнь и портила отношения с начальниками-мужчинами. Магазины я из-за своей груди почти ненавидела и как раз находилась в поре, когда надо было принимать решение относительно мужчин: ненавидеть всех или через одного. Начать можно было с Егорова.
Выйдя из душа, я поужинала, неожиданно вспомнила поцелуй и вынуждена была признать, что целуется Пашка просто сногсшибательно. При воспоминаниях об этом единственном поцелуе я так распалилась, что пришлось набрать службу спасения – одноклассницу Светку Кузнецову. Светка вышла замуж уже в четвертый раз, что автоматически делало ее экспертом в отношениях полов.
– Свет, меня сосед поцеловал. Что это означает, как думаешь? – после приветствия спросила я.
– Ой, да все что угодно, – утешила меня подруга, – мужчине ничего не стоит поцеловать тебя, а назавтра забыть об этом.
Светка была флегматиком, речь у нее была плавной, слова она немного растягивала. Меня это обычно успокаивало.
– Что хоть за сосед? – поинтересовалась Кузнецова.
– Мент.
– О, это новость. Ты же всегда тяготела к интеллигентным мужчинам.
– Да это не я тяготею, это он.
– Так не бывает. Значит, он уловил что-то в твоем поведении, какой-то сигнал, который ты послала ему на подсознательном уровне.
– Свет, говори прямо. Что за сигнал?
– Да откуда ж я знаю? Может, ты выходишь на крыльцо в ночной рубашке, успокаивая себя тем, что сосед на работе, но рассчитывая, что он тебя увидит.
Сорочек я не носила, я носила пижамы. Мои летние пижамы были совсем маленькими и прозрачными, словом, откровенными. Я лихорадочно вспоминала, выходила или нет в пижаме на крыльцо. И точно – выходила. Вот елки, что теперь будет?
– Але, Кать, куда пропала? Чего молчишь? – позвала Светка. – Вспомнила, было дело?
– Было, вспомнила, – мрачно подтвердила я.
– Ну вот, а говоришь.
– А какого фига он подглядывает?
– Ну, подруга, ты реши, чего ты хочешь.
– Свет, да я… – начала я, но Светка перебила:
– Все так говорят, а потом откуда-то дети берутся.
– Неужели все так непоправимо?
– А что тебя, собственно, беспокоит?
– Света, – простонала я, – он моложе меня.
– На сколько?
– Да я точно не знаю, кажется, на шесть лет.
– Ну и что? – отозвалась консультант. – У тебя есть отличный повод хорошо выглядеть.
– Это бесперспективные отношения. Зачем мне тратить время и душу на бесперспективные отношения?
– Других-то нет. Траться хоть на эти. И потом, когда все закончится, ты в хорошем состоянии перейдешь в другие руки.
Эксперт выдала свои рекомендации, и мы простились, а я погрузилась в размышления. Чтобы перейти в другие руки, нужно чтоб были первые. Значит, если нет первых, не может быть и вторых…
Недели две в жизни Элеоноры ничего, можно сказать, не происходило. Мелькали лица, но новых впечатлений не было. Работала, отводила Машку в сад, возвращалась и забирала дочь у соседки. Выходные они с Машкой проводили в парке, по несколько раз опробовав карусели, качели и колесо обозрения.
А через две недели в салоне опять появился тот самый тощий субъект с ястребиным носом и седыми висками.
Он сел в кресло и уставился на Матюшину в зеркало. Зеркало отражало взгляд черных глаз и направляло его прямо в сердце Элеоноры. Опустив голову, Эля стала вспоминать, накрашены у нее губы или нет. «Кажется, накрашены», – с облегчением вспомнила она, но тут же забеспокоилась по поводу стареньких удобных шлепанцев, на которых в некоторых местах стерлась краска. Поймав себя на этих мыслях, она разозлилась: «Что за бред в голову лезет? Тоже мне, герцог Эдинбургский нашелся».
Эля еще не достригла мужчину, когда он опять предложил ее проводить. Матюшина опять отказала, но все время, которое клиент еще пробыл в салоне, Элеонора присматривалась к посетителю. Когда мужчина, бросив на нее взгляд, ушел, Настя, чье рабочее место было рядом с Элиным, спросила:
– Кто такой?
– Понятия не имею.
– Врешь, – не поверила Настя.
– С чего бы мне врать? – удивилась Эля.
– Как он на тебя смотрит! От одного взгляда забеременеть можно, – предостерегла подруга.
– Предложил проводить, – информировала Настю Эля.
– А ты что?
– Отказала.
– Отказала-то зачем? Что с тобой станется, если мужчина проводит тебя?
– Мне почему-то неуютно под его взглядом.
– Так на тебя уже лет пять так не смотрели, от этого и неуютно. Привыкай.
– Зачем? Нет у меня времени на это все.
– На что? – со смехом спросила Настена.
– На это, – со значением ответила Эля и тоже засмеялась.
Объяснить подруге свое состояние было проще, чем себе.
Эля не хотела никаких перемен в жизни, даже таких. Какая-то тупая усталость наваливалась на нее. После работы она обычно укладывала дочку на диван, ложилась рядом и читала ей книжки. Больше ни на что сил не оставалось. Даже в борьбе с веснушками наступила пауза. Тридцать лет – это не шутка.
Эля отлично понимала, что такое перспектива с точки зрения изобразительного искусства, и легко находила ее в пространстве. А с точки зрения жизни – не видела, как ни старалась.
Ей казалось, что перспективы нет. Кроме Машки. Вырастет Машка, и все, точка, а росла Машка быстро, прямо на глазах. Вечером одна, а утром уже другая.
Вероника, видя, как Эля мается, пыталась вытащить ее на какой-то спектакль, который поставил в молодежном экспериментальном театре питерский режиссер. Отзывы были самые лестные, критики единодушно называли спектакль явлением и событием. Но Элеоноре не хотелось ни явлений, ни событий, ей хотелось на диван.
