Подсказки пифии - Сунд Эрик Аксл (книги онлайн полные версии txt) 📗
Фигура открыла дверцу. Забравшись на водительское место, она включила свет и вытащила из бардачка какие-то бумаги.
Через несколько минут свет погас, и машина тронулась с места.
Большой белый джип выехал с парковки и покатил на север. Полярная звезда маячила над ветровым стеклом, словно указывая путь. Сидящая за рулем женщина узнавала болезненный желтый свет других мест.
Она видела то, чего не видят другие.
Внизу, на товарном причале – она видела – грохотали вагоны, доверху нагруженные мертвецами; на воде качался сторожевой корабль под советским флагом; экипаж корабля – она знала – болен цингой после проведенных на Черном море месяцев. Небо над Севастополем и Крымским полуостровом было таким же горчично-желтым, как здесь, а в тени мостов лежали развалины разбомбленных домов и горы шлака – отходы ракетных заводов.
Покоящегося сейчас в мешке мальчика она нашла на станции метро “Сырец” в Киеве больше года назад. Станция располагалась недалеко от Бабьего Яра, где нацисты устраивали расстрелы во время войны и где погибли многие ее знакомые.
Кислород.
Она до сих пор ощущала вкус мальчика во рту. Желтый, летучий вкус, напоминающий о рапсовом масле, словно залитое световым ядом небо и пшеничное поле.
Кислород. Само слово сочилось желтым.
Мир поделен надвое, и только она знает об этом. Существует два мира, и они разнятся так же, как рентгеновский снимок отличается от человеческого тела.
Мальчик в пластиковом мешке пребывает сейчас в обоих мирах. Когда его найдут, то узнают, как он выглядел в девять лет. Его тело сохранно, как фотография из прошлого, он набальзамирован, словно королевский отпрыск былых времен. Он – дитя навсегда.
Женщина вела машину на север, через весь город. Смотрела на проходящих мимо людей.
Взгляд у нее острый, и никто не сможет даже близко угадать, что у нее внутри. Никто не сможет заглянуть ей в душу. Она видела страх, который сопутствует людям. Она видела их злые мысли, начертанные в окружающем их воздухе. Но никто не знал, что она видит в лицах людей.
Саму ее не видно. Ее поверхность – опрятная, безупречная сдержанность. У нее есть способность становиться невидимкой рядом с людьми, их сетчатка не фиксирует ее образ. Но она всегда присутствует в настоящем, наблюдает окружающее и понимает его.
И никогда не забывает про лицо.
Недавно она видела, как какая-то женщина спускалась к причалу Норра-Хаммарбюхамнен. Женщина была необычно легко одета для этого времени года и просидела у воды почти полчаса. Когда она наконец пошла назад и свет уличных фонарей упал ей на лицо, она узнала ее.
Виктория Бергман.
Женщина в машине ехала через спящий Стокгольм, где люди прячутся за задернутыми шторами и опущенными жалюзи и где на улицах мертво, хотя на часах едва-едва начало двенадцатого.
Она думала о глазах Виктории Бергман. В последний раз она видела Викторию больше двадцати лет назад, и тогда глаза у Виктории горели, почти как у бессмертной. В них была нечеловеческая сила.
Теперь в глазах Виктории отсвечивало утомление, слабая усталость, растекавшаяся по всему ее существу. Опыт чтения человеческих лиц подсказывал ей: Виктория Бергман умерла.
Вита Берген
София Цеттерлунд шла по Ренстирнас-гата, посматривая на тянувшуюся справа скалу. Втиснутый в докембрийскую породу, в тридцати метрах ниже церкви Софии располагается крупнейший в Швеции центр обработки данных.
Со стороны казалось, что скала горит, но на самом деле это воздух из подземной серверной системы сталкивался с царящим снаружи холодом. Пар белым пластом лежал над улицей, и порывы холодного осеннего ветра гнали его по шероховатой, грубой поверхности камня.
Излишек тепла. Как будто там, внутри, что-то кипит.
София знала, что благодаря трансформаторам и дизельным генераторам, спрятанным в скале, цифровая информация о шведских властях может пережить любую катастрофу, даже если город сровняет с землей. В том числе и файлы с грифом секретности, относящиеся к ней лично. К Виктории Бергман.
Информация, которую в девяностые годы оцифровали в больнице Накки, чтобы потом в виде резервных копий загрузить в подземелье под парком Вита Берген. Вся ее жизнь хранилась и будет храниться здесь, по соседству с ее квартирой на Боргместаргатан, и ей ничего с этим не поделать, если только она не взорвет скалу и не уничтожит огонь, пылающий в подземелье.
Она вошла в густой влажный пар, и улица на время исчезла из виду.
Сразу после этого София очутилась у дверей своего дома. Глянула на часы. Четверть одиннадцатого. Значит, прогулка длилась почти четыре с половиной часа.
София не помнила улицы и места, по которым проходила; она едва помнила, о чем думала во время прогулки. Это все равно что вспоминать сон.
Я хожу во сне, подумала она, нажимая кнопки домофона.
София стала подниматься по лестнице, и резкое эхо от стука каблуков разбудило ее. Она стряхнула дождевые капли с плаща, взъерошила волосы, поправила влажную блузку. Вставляя ключ в замок, она уже не помнила ничего о своей долгой прогулке.
София Цеттерлунд не помнила, как сидела у себя в кабинете, представляя себе Сёдермальм в виде лабиринта, входом в который была дверь психологического центра на Санкт-Паульсгатан, а выходом – дверь ее квартиры возле Вита Бергена.
Не помнила, как четверть часа спустя прощалась с секретаршей, Анн-Бритт.
Не помнила она и того, как в первой развилке лабиринта решила повернуть направо, вниз по Сведенборгс-гатан, к станции “Сёдра”, надеясь снова увидеть женщину, за которой ей уже случалось следовать по той же улице. Женщину с хорошо знакомой покачивающейся походкой, седыми волосами, стянутыми в аккуратный пучок на затылке, и манерой ставить ноги носками врозь. Женщину, которую она видела уже дважды.
Не помнила София и мужчину, которого встретила в баре отеля “Кларион” где-то возле Сканстулля и с которым поднялась в номер; не помнила, как он удивился, когда она не захотела брать деньги. Не помнила она, как, спотыкаясь, шла через вестибюль гостиницы, потом по Рингвэген на восток, как по Катарина-Бангата спускалась к Норра-Хаммарбюхамнен, чтобы бездумно смотреть на воду и баржи, на склады на соседнем причале; не помнила, как вновь поднялась к Рингвэген, загибающейся на север и переходящей в Ренстирнасгата, протянувшуюся под крутой скалой Вита Бергена.
Еще София не помнила, как нашла свой дом, как выбралась из лабиринта.
Лабиринт – это не Сёдермальм, это мозг Лунатика, его связи, импульсы и нервная система, с бесчисленными извилинами, разветвлениями и тупиками. Бесцельная прогулка по сумеречным улицам, лунатические сны.
Ключ скрежетнул в замке. Сделав два оборота вправо, София открыла дверь.
Она выбралась из лабиринта.
Посмотрела на часы. Единственное, чего ей сейчас хотелось, – спать.
Сняв плащ и сапоги, София прошла в гостиную. На столе – стопка бумаг, папки, книги. Собранные воедино попытки помочь Жанетт с психологическим профилем преступника по делу об убитых мальчиках-иммигрантах.
Вот черт, подумала она и рассеянно перевернула пару-тройку листов. Это же никуда не привело. Они тогда оказались в постели, и после той ночи в Гамла Эншеде Жанетт ни словом не обмолвилась о расследовании. Может, психологический профиль послужил просто поводом для встречи?
София чувствовала себя неспокойно. Работа не закончена, и Виктория ей не помогает, не показывает ей картин из прошлого. Ничего.
Она убила Мартина – это София знала точно.
А остальных? Тех безымянных детей, того белорусского мальчика?
Ничего не помню. Ничего, кроме глухого чувства вины.
София подошла к книжному стеллажу, за которым скрывалась звукоизолированная комната. Откинув крюк, чтобы сдвинуть стеллаж в сторону, она поняла: в комнате пусто. Все, что там есть, – это остатки ее самой и запах ее собственного пота.
Никогда Гао Лянь не сидел на велотренажере в этой комнате, в левом углу; его пот стекал по ее собственным волосам, по ее собственной спине, покрывал ее собственные плечи.
