Ты у него одна - Романова Галина Владимировна (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗
Дыхание свекрови остановилось минуты через две-три, не больше. Тело дернулось и затихло. Эльмира выпрямилась и не без изумления воззрилась на лицо только что почившей. Боже правый, она улыбалась. Тепло, искренне, облегченно. Кто мог сказать, что означала эта ее улыбка. То ли радость избавления от боли и мучений. То ли радость от слов, что прокричала ей в непонятном порыве Эльмира. Спроси ее в тот момент, что послужило толчком к ее поступку, она бы ни за что не ответила. Но как бы то ни было, она это сказала. А сказав, отступиться от своих слов уже не могла…
Глава 2
Уже менее чем через полгода Эльмира сильно пожалела о содеянном. Более того, она прокляла себя за необдуманный эмоциональный всплеск, наложивший на нее суровую епитимью, – зваться женой Данилы Емельянова.
Не болтай она чего ни попадя над изголовьем умирающей, так и не мучилась бы сейчас. Просто-напросто развелась бы с ним, и конец мучениям. А так… А так приходилось денно и нощно терпеть его присутствие рядом с собой. Присутствие человека, день за днем целенаправленно губящего себя на дне граненого стакана.
Данила запил основательно через четыре месяца после смерти матери. Если до этого он еще как-то крепился, ограничиваясь двухдневными запоями после поминок, то по истечении четырех месяцев Эльмира его вообще перестала видеть в нормальном состоянии.
– Дай денег, – обычно раздавалось поутру, когда они встречались на кухне за завтраком.
Она не спрашивала сколько. Не спрашивала зачем. Молча открывала кошелек, выуживала оттуда пару сотенных бумажек и так же молча выкладывала перед ним. Данила небрежно сгребал деньги со стола. Кивком благодарил за завтрак и уходил. Целый день она его не видела. К ночи его обычно приносили. Клали у порога. Как в добром детском юмористическом киножурнале: звонок в дверь и звук удаляющихся шагов. В случае с ее мужем все происходило по этой самой схеме.
Эльмира открывала дверь. Втаскивала его в квартиру и оставляла в прихожей. Затем она шла к себе в спальню, запиралась на замок, который не так давно вставил ей один знакомый слесарь. И спокойно засыпала. Именно спокойно. Потому как знала, что он не войдет к ней. Не завалится рядом. Не станет требовательно ждать ее любви. Его алчные, ищущие руки… Она ненавидела их. В самые душные бессонные ночи, когда тело ее томилось в непонятной неге, когда во рту было сухо, а сердце стучало как сумасшедшее, ожидая чего-то, она не жаждала его жадных ласк. Чьих угодно, но только не его…
– Почему ты меня так ненавидишь, Эмма?
Этот вопрос он задал ей совсем недавно в краткосрочный перерыв между ночным и дневным похмельем. Поднял лохматую, давно нестриженную голову от нетронутой тарелки с бульоном. Уставил на нее тяжелый взгляд мутноватых глаз и спросил, почему она его так ненавидит.
Она молчала.
Его глаза недобро елозили по ее лицу, он то прищуривал их, то вновь широко раскрывал. Ей и раньше бывало неуютно под их взглядом: тяжелым, застуженным каким-то, все понимающим. А в этот момент особенно неуютно.
– Чего молчишь? Не знаешь, что сказать?!
– Не знаю, – не мудрствуя лукаво, пожала она плечами.
– Вот, вот… В этом ты вся… – Данила взялся трясущимися пальцами за ложку. Подержал ее немного в руках, наблюдая за ее частой вибрацией, и отшвырнул на стол так, что она зазвенела. – В этом ты вся. Не знаю, чего хочу, не знаю, кого хочу, не знаю, с кем хочу. Принца ждешь?
– Нет, – опять честно ответила она. – Никого не жду.
Он поверил, потому что знал – она не соврет. Не соврет в главном. Несколько минут молчал, глядя куда-то в сторону. Затем резко перегнулся к ней через стол. Больно ухватил ее за подбородок и прошипел:
– А чего тебе надо?! Чего тебе надо-то?! Сколько жил с тобой, не мог понять! Все ведь делал для тебя, все! Даже денег твоих не брал. Работал, как проклятый… Знала бы ты, как я уставал! Лишь бы лишнюю копейку заработать. Лишь бы не числиться в альфонсах. Хотелось быть мужиком в твоих глазах. Мужиком, который способен содержать свою женщину. Хотелось, чтобы ты меня начала уважать. Хотелось, чтобы не я рядом с тобой. А ты рядом со мной… Все пошло псу под хвост. Все… Ты не стала тем, кем могла стать…
– Кем же я могла стать? – скорее по инерции, чем из интереса, спросила Эльмира, высвобождая свое лицо из его рук и поднимаясь с места.
– Женой… – Он уронил себя, обмякшего, на стул и, опершись подбородком о сцепленные в замок пальцы, злобно зашипел: – Целовал тебя, любил до изнеможения, зная, что ты не со мной. Знала бы ты, как это мучительно! А ты… Ты, сука, даже ни разу усилия над собой не сделала. Даже не попыталась ни разу. Хоть бы раз коснулась меня как мужика.
– А как же я тебя касалась?! Ты что-то того, перегибаешь, дорогой. – Эльмира поставила в раковину тарелку с нетронутым бульоном и пустила воду из крана.
– Ты меня?! Я для тебя был ну… чем-то вроде жабы. Может, ты и ждала, что эта жаба сбросит когда-нибудь шкуру и превратится в прекрасного Ивана-царевича, не знаю. Может, и ждала… Чудес в жизни, Эмка, не бывает. Чудеса бывают только в сказках. Нет их, чудес-то. Одна поганая и гнусная проза жизни. Такая поганая, что можно удавиться. Тошно мне…
Она испугалась. По-настоящему испугалась. Данила впервые за время совместного проживания заговорил с ней так. Были ссоры, сцены с упреками, со слезами. Но такой обреченности в его голосе она не слышала никогда прежде.
– Слушай, Данила, – начала она осторожно, закрывая кран и поворачиваясь к нему лицом. – Может, тебе полечиться?
– Зачем? – Он криво ухмыльнулся. – Я не ищу забвения в вине. Если ты так думаешь, то ошибаешься. Я просто… Я просто доживаю свой век. Так, кажется, ты тогда сказала.
– Слушай, ну если тебе так невмоготу рядом со мной, может быть, нам проще развестись?
Ей не следовало говорить так. Она поняла это, едва успев вымолвить. Поняла по его оскаленным в злобной ухмылке зубам. По его сжавшимся кулакам и напряжению, охватившему его плечи.
– Хрен ты угадала, куколка! Хрен ты угадала! Я не облегчу тебе задачу, ни за что! Развода не получишь!.. Денег дай…
Безропотно отстегнув ему очередную парочку сотенных бумажек, Эльмира проследила, как он идет в прихожую. Вдевает в рукава куртки трясущиеся с похмелья руки. Как, косясь настороженно в ее сторону, открывает дверь. И уходит.
«Пусть он никогда больше не вернется! – молила она в душе. – Пусть он никогда не придет больше сюда!»
Но он приходил. Снова и снова она находила его почти бездыханное тело на пороге квартиры. Снова и снова втаскивала его в дом и оставляла на полу прихожей. Затем запиралась в своей спальне. Засыпала, моля всевышнего об избавлении. А наутро опять-таки давала Даниле денег и ждала вечера.
Однажды он не пришел. Эльмира уснула, не дождавшись дежурного звонка в дверь. Проснувшись под утро, она пошла в прихожую. Куртки мужа на вешалке не было. Эмма накинула цепочку и осторожно приоткрыла дверь. На пороге никого. Зато из-за двери квартиры напротив раздавались характерные для затянувшегося застолья звуки. Нестройный хор голосов выводил что-то про ямщика. Кто-то надрывно хохотал. Звенела посуда, слышалась отборная матерщина.
Эльмира хлопнула дверью и, привалившись к ней спиной, ненадолго задумалась. Итак, ее благоверный решил проводить свои балаганные посиделки в непосредственной близости от ее, вернее их, жилища. Был ли тут какой-нибудь умысел, или ему просто не хотелось отягощать себя проблемой поиска забегаловки, пойди угадай. Но ей отчего-то стало жутко обидно. Ну ничего ведь нет святого за душой у мерзавца! Мать не так давно умерла, а жила трудно, все для него старалась, себя забывала. Хотя бы в память о ней мог быть поосмотрительнее и не тащить всякий сброд под ее крышу. И тут вдруг ей захотелось посмотреть на весь этот сброд. Кого выбрал себе в друзья ее непонятый и нелюбимый? Кто стал для него той отдушиной, какой ей не удалось стать прежде, да, видно, уже и не стать никогда…
