Прощание Зельба - Шлинк Бернхард (читать книги бесплатно .txt) 📗
Велькер молчал. Сначала я решил, что он обдумывает следующую фразу, но потом спросил себя, не пытается ли он своим молчанием подать мне некий знак. Но какой? Или же он хотел дать мне возможность сориентироваться, почувствовать атмосферу, оценить Грегора Самарина и его самого? Здороваясь, приглашая в свой кабинет, усаживая меня на диван, он продемонстрировал внимание и такт, которые выглядели очень естественно, наверняка он гостеприимный хозяин, я вполне мог представить его участником дипломатического или академического приема. Может быть, его молчание — это особый стиль поведения, признак старой школы, хорошей семьи? Порода чувствовалась у него во всем: тонкие черты лица, живость, интеллект, прямая осанка, размеренные движения. Вместе с тем он был не чужд меланхолии; при встрече радостная улыбка осветила его лицо, но тут же на него набежала тень, и оно помрачнело. Впрочем, дело не только в меланхолии. Складка вокруг рта говорила о какой-то застарелой обиде, даже разочаровании, как будто судьба обманула его, лишив обещанного подарка.
— Скоро мы будем отмечать наш двухсотлетний юбилей, к этому торжественному событию отец хочет подготовить историю нашего банкирского дома. С некоторых пор, если позволяют дела, я вплотную над ней работаю, а так как мой дед занимался историческими исследованиями и оставил записки, то задача оказалась несложной, за исключением одного пункта. — Он помолчал, откинул со лба волосы и покосился на неподвижно сидящего Самарина. — В тысяча восемьсот семьдесят третьем году обвалились биржи Берлина и Вены. Депрессия продолжалась до тысяча восемьсот восьмидесятого года, достаточно долгий срок, чтобы частные банкирские дома оказались на грани гибели; наступило время акционерных банков и сберегательных касс. Некоторые пережившие депрессию частные банки превратились в акционерные общества, некоторые укрупнялись за счет слияния, некоторые капитулировали. Наш банк выстоял.
Он снова помолчал. Я уже давно не проявляю нетерпения. Не то что раньше. Хотя ненавижу, когда люди ходят вокруг да около.
— Наш банк удержался не только потому, что прадед и прапрадед, как и старики Веллеры, блестяще вели свои дела. С конца семидесятых годов у нас был негласный компаньон, который до начала Первой мировой войны внес в нашу кассу около полумиллиона. Вам может показаться, что это не так уж и много. А тогда это была огромная сумма. Считаю, что нельзя писать историю нашего дома, не упомянув о негласном компаньоне. Но… — на этот раз он сделал паузу ради драматического эффекта, — я не знаю, кто он такой. Отец понятия не имеет, дед в своих записках ничего не говорит, о нем не упоминается ни в одном документе.
— Совершенно негласный компаньон.
Велькер засмеялся и на мгновение стал похож на озорного мальчишку.
— Было бы здорово, если бы вы вернули ему голос.
— Вы хотите…
— Я хочу, чтобы вы выяснили, кто такой был этот негласный компаньон. Имя, годы жизни, профессию, семейное положение. Были ли у него дети? Вдруг в один прекрасный день ко мне заявится его правнук и потребует свою долю?
— Никаких документов о возвращении денег нет?
Он покачал головой:
— В записках деда после восемнадцатого года об этом вообще ни слова. Ни о том, вносил ли негласный компаньон еще деньги, ни о расчетах, ни об обратных выплатах. В какой-то момент сотрудничеству, по-видимому, пришел конец, и если серьезно, то я не слишком верю, что какой-то правнук действительно явится за своей долей. Тот, кто в восемнадцатом году вложил в наш банк солидную сумму, скорее всего, давно забрал эти деньги, вряд ли они ему с тех пор ни разу не понадобились самому.
— А почему вы не хотите нанять историка? Университеты каждый год выпускают сотни специалистов, которые не могут найти работу и с удовольствием займутся поисками пропавшего компаньона.
— Я уже пробовал нанять студентов-историков и вышедших на пенсию учителей истории. С нулевым результатом. После проведенных ими поисков я знал даже меньше, чем до их начала. Нет, — он покачал головой, — я сознательно выбрал вашу кандидатуру. В каком-то смысле и те и другие, историки и детективы, занимаются одним и тем же — докапываются до истины, только методы у вас совершенно разные. Вдруг ваш окажется более плодотворным, чем у историков? Уделите нам пару дней, присмотритесь, прислушайтесь, попробуйте разные подходы. Не выйдет так не выйдет. Как-нибудь это переживу. — Он взял со стола ручку и чековую книжку. — Какой аванс вам выписать?
Присмотреться и прислушаться, потратить на это несколько дней, — что ж, почему бы и нет, если он готов за это платить!
— Две тысячи. Я беру сотню за час плюс накладные расходы, в конце вы получите подробный финансовый отчет.
Он протянул мне чек и встал.
— Дайте о себе знать как можно скорее! Буду рад, если вы не ограничитесь звонком, а зайдете сами. Меня можно застать здесь в любое время дня.
Самарин спустился со мной по лестнице, мы прошли через зал с решетками. Когда остановились у ворот, он тронул меня за плечо:
— Жена господина Велькера умерла в прошлом году, с тех пор он работает как одержимый. Напрасно он взвалил на себя еще и историю банка. Пожалуйста, если у вас появятся результаты или что-то потребуется, обязательно звоните мне. Я стараюсь избавить его от лишних хлопот.
Он смотрел на меня с требовательным выражением.
— Как связаны между собой Велькеры, Веллеры и Самарин?
— Вы хотите знать, что общего у Самарина с Велькерами и Веллерами? Абсолютно ничего. Мать моя русская, в войну работала переводчицей, умерла во время родов. Меня взяли на воспитание Велькеры.
Он не сводил с меня требовательного взгляда. Не ждет ли он обещания обращаться не к Велькеру, а к нему лично?
Я попрощался. Дверь была без ручки, зато рядом имелась кнопка; я нажал на нее, дверь открылась, выпуская меня, и с чавкающим звуком захлопнулась за моей спиной. Я окинул взглядом пустую площадь и порадовался новой работе и лежащему в кармане чеку.
5
Сен-Готардский туннель и железная дорога в Андах
В библиотеке Мангеймского университета нашлась «История банковского дела в Германии», три пухлых тома с текстом, таблицами и графиками. Мне выдали все три книги, я пошел с ними к себе в контору и засел за чтение. За окном гудела оживленная улица, потом опустились сумерки, потом стало совсем темно. Сосед-турок, который продает газеты, табак и прочие мелочи, вышел закрывать ставни, увидел меня за письменным столом с включенной лампой, постучал, пожелал доброго вечера. Домой я собрался, только когда заболели глаза, а когда турок открывал магазин, чтобы обслужить своих первых клиентов — ребятишек, по дороге в школу покупающих жевательную резинку и конфеты, — я уже снова сидел за столом.
К вечеру я управился с книгами.
Я никогда раньше не интересовался банковским делом — зачем мне это! Обычно я кладу все заработанное на текущий счет, снимаю столько, сколько требуется на расходы, оплачиваю медицинскую страховку, страховку на случай инвалидности и страховку от несчастного случая. Иногда на счете остается какая-то сумма. Тогда я покупаю акции Рейнского химического завода и отношу их в банк. Там они лежат вне зависимости от падения курса или его взлета. Оказывается, банковское дело и его история вовсе не так скучны, как я думал. В трехтомнике среди прочих упоминался и банкирский дом «Веллер и Велькер»; он был основан в конце восемнадцатого века, когда объединились швабский Веллер из Штутгарта, специализировавшийся на комиссиях и доставке грузов, и баденский Велькер, бывший банкиром у кузена курфюрста. Сначала они занимались денежными вкладами и векселями, потом переключились на государственные займы и ценные бумаги. Их банкирский дом был слишком мал для того, чтобы самостоятельно инвестировать крупные суммы. Но он славился надежностью и пользовался уважением, так что его охотно привлекали крупные банки, как случилось, например, при строительстве Рейнского химического завода, во время эмиссии Мангеймского коммунального займа для строительства железной дороги Мангейм — Карлсруэ, в тысяча восемьсот шестьдесят восьмом году, и при финансировании Сен-Готардского туннеля. Особенно удачно складывалась деятельность банка в Латинской Америке, где он участвовал во многих проектах — от государственных займов Бразилии и Колумбии до строительства железной дороги через Анды от Веракруса до Мехико.
