Черная вдова - Безуглов Анатолий Алексеевич (книги полностью TXT) 📗
В первые дни знакомства Василь стеснялся приглашать её в свой особняк. Орысе, выросшей в скромном достатке, намыкавшейся по общежитиям и чужим углам, представлялось, что дом Швадаков — полная чаша. Трускавец — уникальный курорт. Туда едут со всей страны страдающие болезнями печени, почек и другими хворями. В подавляющем большинстве по курсовкам или вообще дикарями. Местные жители сдают все, что только можно сдать под жильё, — разве что не доходит до собачьих будок. А тут — шестикомнатный особняк и ещё времянка. У иных домовладельцев доходы от сдачи коек походили на неиссякаемый, как здешние целебные воды, источник. Иметь автомобиль, например, считалось самым обыденным делом.
Но в доме её мужа роскошью и не пахло. Обстановка, правда, хорошая, но сработал её — до единого стула — отец Василя, краснодеревщик, славящийся на всю округу. Родители никогда, ни под каким видом не сдавали комнат. Знакомых, прибывших на лечение, принимали охотно, но чтобы за деньги — ни-ни! Этих же принципов придерживался и их сын.
Когда родился Димка и расходы в семье увеличились, Орыся как-то намекнула мужу, что не мешало бы пускать на постой дикарей.
— Зачем тебе это нужно? — удивился Василь.
Она растерялась: деньги лишними не бывают. Хотелось купить Димке шубку да и Василю не мешало бы обновить пальто и костюм, в которых он ходит уже не один год. Не говоря уже о том, с какой завистью (тайной, конечно) смотрит она сама на импортные платья и сапоги других женщин.
— Стать рабом денег — нет! — заявил Швадак. — И потом, в своём же доме ходить на цыпочках? За кем-то убирать, стирать простыни?
— А как же другие? — пыталась оправдаться Орыся.
— Они уже не хозяева, а прислужники! И не только тем, кому сдают койки, но и вещам!.. А я хочу жить как душе угодно, распоряжаться собой и нашим жильём.
Комнатами он распорядился таким образом: самую большую и светлую отдал в полное владение сыну. Чего здесь только не было — шведская стенка, турничок, маты для кувыркания, качели. Василь даже подвесил на стену баскетбольную корзину. Все смастерил сам. Сколько счастливых часов провели здесь отец и сын!
Вторую комнату, самую маленькую, Василь занял под фотолабораторию. Третья — что-то вроде гостиной. Ещё две — спальня Орыси и его. Последняя комната предназначалась для друзей и знакомых, изредка приезжавших в Трускавец.
Флигелёк когда-то служил отцу Василя мастерской. Сын оставил в нем все как было. Он сам любил постоять у верстака и Димку с малолетства приучал к столярному мастерству.
В сынишке Василь души не чаял. Каким бы усталым ни приходил с работы, тут же забывал обо всем, если Димка тащил его в «спортзал» или в мастерскую, заставляя отца что-нибудь выпилить или выточить на токарном станочке.
Была ли тогда счастлива Орыся? Пожалуй. Любительские фотографии не врут. На них она снята с мужем и Димкой. В саду, под раскидистой карпатской елью в живописных окрестностях города, возле бюветы с целебным источником.
А потом идут снимки, где только Димка, Димка, Димка…
Это были последние месяцы их семейной жизни. Как она поняла потом — трудные и мучительные для Василя. И всему виной была её красота. Наступила пора, когда Орыся расцвела, превратившись в яркую молодую женщину. От ухажёров не было отбоя. Двусмысленные и недвусмысленные намёки, духи, коробки конфет, бутылки дорогих вин, букеты цветов. Она, естественно, ничего, кроме цветов, не принимала, призывая на помощь всю свою выдержку и юмор. Даже откровенным нахалам она не могла грубить, будучи от природы приветливой и мягкой. В зимнем саду санатория часто устраивались танцы. Орыся пару раз оставалась на них. И очень жалела потом. То из-за неё сцепились двое отдыхающих — подводник и шахтёр из Донбасса. Дошло до драки. А то ревнивая жена при всех залепила пощёчину своему мужу-учёному, который пригласил Орысю на третий танец.
Истории эти стали известны Василю, как доходили и другие сплетни, в которых она выглядела чуть ли не коварной соблазнительницей. Правда, Швадак никогда не реагировал на них, но Орыся чувствовала, что переживает сильно. Верил ли он слухам? Орыся так до сих пор и не знает.
Чтобы не давать повода для огорчений мужу, она ушла из «Шахтёра» и устроилась в санаторий «Алмаз», в кабинет физиотерапии. Но и там её продолжали преследовать мужчины. А зависть и ревность рождали новые сплетни. Тогда Орыся перешла в небольшой ведомственный пансионат администратором. В смысле времени — удобно: сутки дежуришь, трое дома. Теперь её и отдыхающих отделяла стойка. И надо же было случиться — замдиректора пансионата Недовиз потерял из-за новой сотрудницы голову. Об этом скоро знал весь Трускавец, Василь, разумеется, тоже. И, как всегда, отмалчивался, делая вид, что людская молва его не трогает. И вот однажды…
Это было в ноябрьские праздники. Орысе выпало дежурить. Дежурил и замдиректора. Когда весь пансионат уже спал, сотрудники расположились пить чай. Недовиз дурачился, лез со своими нежностями к женщинам, и особенно настойчиво к Орысе. Чувствовала она себя неловко, а грубо одёрнуть замдиректора стеснялась. Тот разошёлся, обнял её и поцеловал. Орыся оттолкнула его, но было поздно: в дверях стоял Василь. В расстёгнутом пальто, без шапки. Как потом выяснилось, у Димки неожиданно поднялась высокая температура, и он побежал за женой…
Швадак побледнел. Не сказав ни слова, круто повернулся и вышел. Орыся бросилась вслед, догнала, пыталась что-то объяснить, однако Василь оборвал её словами:
— Иди дежурь.
Она растерялась. Оправдываться? Значит, признать свою вину. Она вернулась, с трудом дождалась конца дежурства. Дома Орыся застала осунувшегося, падавшего с ног от усталости мужа, проведшего бессонную ночь у кровати сына. У Димки была фолликулярная ангина. Температура держалась несколько дней. Василь тоже свалился: на нервной почве разыгралась астма.
Хотя он родился, вырос в Трускавце и покидал родной дом лишь на время учёбы в столице, местный сырой климат был ему неподходящим, и врачи давно советовали его сменить. За время своей болезни и сына Швадак ни разу не обмолвился о той сцене, которую видел в пансионате. Орыся думала, что неприятный момент забыт. Но однажды, вернувшись с работы, Василь сказал:
— Продаём все, и я, ты и Димка — переезжаем в Средневолжск.
— А дом как же? — спросила жена.
— Тоже продадим…
Орыся знала, что приятель мужа по институту, с которым в студенческие годы они делили последний рубль, работает в Средневолжске на крупном заводе. Друг этот быстро шёл в гору, постоянно звал к себе Швадака, обещая интересную перспективную должность.
Решение Василя, а главное, безапелляционный тон обидели. Выходит, с её мнением можно и не считаться?
Орыся надулась. Разговор оборвался. Она думала, на этом и кончится. Но через несколько дней Швадак снова заговорил о переезде в Средневолжск.
— Ну и езжай сам! — ответила Орыся. — А я из нашего дома — ни ногой!
— Если ты так за него держишься — оставайся, — в сердцах произнёс Швадак. — Дом переведу на твоё имя, а Димку заберу с собой. Согласна?
— Делай как хочешь! — с вызовом бросила Орыся.
Она не верила, что муж осуществит задуманное.
Прошла неделя, другая. Отдежурив свои сутки, Орыся пришла домой. Василя и Димки не было. Она подумала, что ушли гулять. Но потом забеспокоилась, не видя на месте игрушек сына, его одежду. И тут же обнаружила на столе в гостиной записку: «Я сдержал своё слово. Надеюсь, и ты сдержишь».
Рядом с запиской — дарственная на дом, заверенная у нотариуса. У Орыси подкосились ноги. Рухнув на стул, она разрыдалась…
В ту ночь она не сомкнула глаз. Готова была броситься на вокзал, помчаться вдогонку за мужем и сыном. Но куда? Может, Василь уехал не в Средневолжск? Или не насовсем, а так, только припугнуть? Через несколько дней опомнится, вернётся…
Наутро она позвонила на работу. Там сказали: взял расчёт.
«Нет, — продолжала твердить про себя Орыся, — он не может! Бросить, разлучить с сыном!.. На такое Василь не способен…»
