Кровавый апельсин - Льювеллин Сэм (лучшие книги .txt) 📗

— Спокойней, Джон! — ободряюще похлопал я его по руке.

Доусон вцепился в мою ладонь обеими мозолистыми руками, какие бывают у любого моряка. Мои кости так и затрещали. Мне даже показалось, что я слышу этот треск, но, заглянув Джону в лицо, я понял, что дело вовсе не в этом. Он скрипел зубами от боли. Через секунду он весь задрожал, а потом стон оборвался. Хватка на моей руке ослабла. Внезапно комната наполнилась людьми, и меня оттеснили в коридор. Я остался ждать у окна, разглядывая неуклюжие серые строения в доках, будки часовых, скучающих в них моряков и поблескивающее вдали предательское море. Из палаты вышел врач.

— Он умер. Может быть, вы позвоните его близким? От вас им будет менее тяжело услышать... Или предпочитаете, чтобы это сделал священник? — Голос врача вывел меня из оцепенения.

— Я позвоню, — едва вымолвил я и тяжелой походкой побрел вслед за ним к телефону.

Я знал жену Джона. Эта полная, с вьющимися волосами женщина гораздо больше интересовалась своими тремя детьми, нежели яхтой собственного мужа. Сидя в регистратуре и набирая номер, я с ужасом думал о том, какую разрушительной силы бомбу брошу сейчас в ее спокойную жизнь.

Хелен восприняла известие с каким-то тупым спокойствием.

— Когда я вернусь, то обязательно заеду к тебе, — пообещал я ей.

— Это будет чудесно, — тихо отозвалась она.

Я понял, что Хелен все еще не осознает по-настоящему случившееся и что она еще живет в том мире, где все действительно будет чудесно, где Джон на следующей неделе приедет домой. Мы усядемся на лужайке перед их домом и, попивая пиво, будем обсуждать подробности гонок.

— Может, мне позвонить кому-нибудь еще? — спросил я ее.

— Я сама позвоню сестре, — ответила она. — Все в порядке.

Голос ее в первый раз дрогнул, и я понял, что Хелен заплакала.

Я продолжал настаивать, не могу ли быть чем-нибудь полезен ей, но в трубке уже раздались короткие гудки. Ко мне подошел маленький доктор.

— Мне так жаль. Это был несчастный случай.

Что ж, свой долг я выполнил. Теперь на меня внезапно навалилась вдруг усталость. После предельного напряжения сил и нервов на восьмимильных гонках по Каналу каждая косточка буквально ныла и гудела. Да вдобавок ужасно дергало руку.

— Не могли бы вы взглянуть, что со мной? — попросил я доктора.

Тот привел меня в небольшую лабораторию и внимательно осмотрел мою ладонь.

— Corrosif [32], — определил он. — Вы имели дело с какой-нибудь сильной кислотой?

— Нет! — очень удивился я.

Врач перевязал мне руку, предварительно намазав ее танниновой мазью.

— Будет щипать, — предупредил он.

Я кивнул. Жжение от мази напомнило мне, что, вылезая из воды у обломков «Апельсина», я коснулся рукой чего-то скользкого на перемычке. Перед моим мысленным взором пронесся ряд обрывочных образов: берег Ардмора, взлетающий на волнах «Стрит Экспресс», оборванный якорный трос и, наконец, погруженное в воду лицо Алана Бартона, розоватое в свете причальных огней Сихэма.

— А может, доктор, такое случиться от растворителя? — поинтересовался я.

— Растворителя, говорите?

— Decapant, — сказал я.

— А, понимаю! Сильного растворителя. Да, конечно.

— Спасибо, — поблагодарил я.

У выхода из больницы стояло несколько такси. Я плюхнулся в одно из них и попросил отвести меня в порт. И тут, признаюсь, на меня напала неудержимая дрожь. Поднявшись на «Секретное оружие», я все еще дрожал. Ребята как раз кончали складываться. Мне страшно захотелось чего-нибудь выпить, поэтому я отправился в яхт-клуб и заказал рюмку кальвадоса. Сидя за столиком на террасе, я следил, как ветер гоняет по гавани синие волны, и размышлял о предсмертных словах Джона Доусона. Ведь он уже умирал, и мысли его были так далеко от всего земного, что он даже не узнал меня, но его занимали вещи, столь важные для него, что он непременно хотел сказать о них. Его жена. И послание на столе. Я снова вспомнил Эда Бонифейса, его хитроватое жирное лицо, склоненное ко мне над стойкой бара яхт-клуба в Пултни. Тогда он почти уже начал рассказывать мне о том, что узнал от одного парня. А еще я вспомнил, как Джон Доусон на больничной койке крепкой хваткой вцепился в мою руку и как страшно била его дрожь перед самой смертью.

У меня дрожь никак не унималась. Я помахал рукой, чтобы мне принесли еще рюмку кальвадоса. Перемычка «Апельсина» сложилась пополам, словно почтовая открытка. И я коснулся ее именно в том самом месте. А теперь мне разъело всю руку. Разъело, словно на нее плеснули растворителем. Собственно, если налить растворитель на резину, которой скреплялось карбоволокно на перемычке яхты Джона Доусона, то она растает, будто восковая свеча. Но было невозможно представить, как мог растворитель попасть на перемычку «Апельсина».

На стол передо мной легла тень. Это подошел Алек Стронг из «Яхтсмена».

— Организационный комитет гонок зачел тебе победу! Поздравляю! — сказал он.

— Спасибо! — вяло откликнулся я. У Алека была рыжеватая бороденка и кривые желтые зубы. Сейчас мне хотелось разговаривать с ним еще меньше, чем обычно.

— А что там случилось? — спросил он.

— Думаю, будет расследование, — не ответил я прямо на вопрос.

Алек помрачнел. В сущности, он был не таким уж плохим парнем.

— Бог мой! — только и выговорил он. — Вот так штука.

— Перемычка, — пояснил я. — Треснула справа от мачты. Сам видел.

Алек понимающе кивнул. Его рыжие брови почти сошлись над маленькими проницательными глазками.

— Все считают, это какой-то строительный дефект, но я-то знаю, на «Апельсине» было карбоволокно. Оно ведь не ломается.

— А тут сломалось, — возразил я.

— Дьявольщина! — покачал он головой. — Просто какая-то дьявольщина. Тебе стоит взглянуть на обломки.

— А где они?

— У Гейр Маритим. Я только что был там вместе с другими репортерами и спонсорами. Скажу тебе, они выглядели предельно несчастными.

— Да, — ответил я, а подумал, что все они просто стервятники, собирающиеся над еще не успевшим остыть трупом. Я поднялся. — Пойду тоже взгляну.

— Ага, — одобрил Алек. — Кстати, а как насчет интервью? Может, выкроишь полчасика?

— Само собой, — заверил я его и побрел искать такси, понимая, что все должно идти своим чередом. Теперь Джеймс Диксон, победитель гонок, должен был беседовать с репортерами и, рисуясь, красоваться перед камерами. Но всего час назад я видел, как дрожало человеческое тело, когда от него отлетала жизнь. И по сравнению с этим все остальное казалось ненужным, никчемным и бесполезным. Даже гонки!

Глава 16

На следующий день я вкусил, все прелести славы. Таксисты мгновенно узнавали меня и непременно желали пожать мне руку. Старики в беретах, сидевшие за столиками кафе близ Пляс д'Ивет, поголовно все читали последний выпуск «Уэст-Франс» с моей фотографией на обложке. Там были и снимки растянувшихся вереницей катамаранов. На первом плане в свете, пробивающемся сквозь листву деревьев, их круто скошенные корпуса выглядели зловеще и напоминали гигантских насекомых из какого-то ночного кошмара. Двое погибших.

На причале, под стрелой серого крана, уходящей на сотню футов в синее небо, лежало то, что осталось от «Апельсина». Заложив руки в карманы, я обошел обломки яхты, внимательно их разглядывая. Если яхты на газетных фотографиях напоминали насекомых бегущих, то «Апельсин» походил на раздавленное. Поперек одного исковерканного корпуса валялась мачта. Ванты были изрезаны кусачками. На поверхности поблескивали капли воды.

Я прошел между корпусами, переступая через свисающие снасти. Носы корпусов были повернуты друг к другу, что придавало яхте какую-то косолапость. Перемычка вся скрючилась и изогнулась, покрытие пошло хлопьями и отделилось от карбоволокна. Совершенно машинально я коснулся надлома. Как и следовало ожидать, он оказался ровным и прохладным на ощупь. Никаких следов той вязкой жидкости не было и в помине. Должно быть, она вся отмылась, пока яхту буксировали к берегу, а теперь перемычка уже так была искорежена, что выявить причину крушения стало невозможно.