Месть авторитета - Карасик Аркадий (первая книга .txt) 📗
Вот и сегодня за полчаса до завтрака пробежался по палатам.
— Жалоб нет? Как прошла ночь?
— Спали-почивали, — за всех ответил куряка. — Житуха у нас известная: спать, жрать да в унитаз опрастываться…
— Хорошо, очень хорошо…
Неизвестно, что хорошего нашел Федор Иванович в колком ответе бухгалтера? То, что почивали? Или регулярное посещение туалета?
— Кстати, Трифонов, собирайтесь. Мы переводим вас в терапию на второй этаж. По своей линии сделали все, дело за врачами других специальностей.
Трифонов покорно кивнул. Какая разница, где мять больничные простыни? А вот Петро беспокойно заворочался, метнул в сторону Сергея предостерегающий взгляд. Не соглашайся, дескать, придурок, сопротивляйся.
А о каком сопротивлении может идти речь, если все мы — марионетки в кукольном больничном театре. Скажут: укол — подставляй задницу, насыплют во флакончики дрянные пилюли — глотай, отвезут на операционный стол — не шевелись.
Беспокойство «такелажника» — еще один узелок в сплетенной мною паутине доказательств. Пусть маленький, едва заметный, но — узелок. Кажется, я не ошибаюсь. Петро и есть тот самый авторитет, за которым мы с Гошевым охотимся. Впрочем, пора окончательных оценок еще не пришла…
Заволновался и Алексей Федорович.
— Вот так и бывает, когда людей за людей не считают, — недовольно заскрипел он. — Только привыкнешь к мужику, а его — раз! — и выдернули, будто козырную карту из колоды. А на его место — какого-нибудь вонючего зануду, который распустит слюни, день и ночь плакать станет… Говорят — цивилизация, демократия, права человека… В гробу видел я такие права, под простыней в белых тапочках.
— Командуют, как хотят, — «подпевает» бухгалтеру Петро. — Майнают, будто груз негабаритный…
— Зря вы так волнуетесь, — рассмеялся доктор. — Вместо Трифонова ляжет не слюнявый зануда, а приятный молодой человек, веселый, жизнерадостный…
— У нас уже есть свой… жизнерадостный, — кивнул Алексей Федорович в мою сторону. — Пацанов нам не требуется…
— У него что — ноги или руки? — поинтересовался Гена, будто надеялся получить в соседи такого же бедолагу.
— Спина, — коротко проинформировал начальник отделения и снова повернулся к Трифонову. — Прошу вас не задерживаться.
Сергей сложил в целлофановый пакет немногочисленные свои пожитки и остановился посредине палаты. То ли для прощания, то ли в ожидании сопровождающей сестры.
— Ты гляди там, парень, не особо — вира, — посоветовал Петро. — Нас не забывай — каждый день приходи… Понял?
— Навещу… Выздоравливайте, мужики. Покедова.
Санитарка сноровисто заменила на кровати Трофимова постельное белье, взбила подушки. Дебелая, широкобедрая баба, неопрятная и ворчливая. Ей бы мешки ворочать, а не убираться в палатах. Покачиваясь, выглянула в коридор.
— Где ты там, парняга? Иди, заваливайся…
На пороге с таким же, как у Трофимова, целлофановым пакетом — молодой парень.
— Здорово, доходяги!
— Здорово, коль не шутишь, — проскрипел Алексей Федорович, пытливо оглядывая сквозь облачко дыма «новобранца». — Надолго к нам пожаловал иль через пару деньков смоешься?
— Погляжу на ваше поведение… Сигареткой, папаша, не угостите?
Не знает он прижимистого бухгалтера. Выпросить у того курево, все равно, что выдрать без обезболивания здоровый зуб.
Странно, но куряка без обычного скрипа полез в тайник. Видимо, новичок пришелся ему по душе.
Я знал, что Гошев направил мне в помощь и для охраны своего человека, но при виде Ваньки Сидорчука с трудом удержался от приветливой улыбки.
Лейтенанта милиции знаю, как говорится, с пеленок. Умный сыщик, опытный оперативник — в каких только переделках он не побывал! Сколько бандитских пуль извлекли из его тела хирурги, сколько ножевых ран заштопали! Я не упомню ни одной мало-мальски серьезной операции, участником которой он не был бы.
Короче, милицейский ас!
Значит, Николай придает сложившейся в отделении ситуации очень серьезное значение. В противном случае командировал бы не Сидорчука, а, скажем Петровского…
Иван небрежно бросил на постель свой пакет и пошёл от кровати к кровати. Подавал руку, представлялся, внимательно выслушивал ответные представления, шутил.
Наконец, подошла и моя очередь «знакомиться».
— Будем знакомы, дедушка!
В глазах — шаловливые проблески. Дескать, как я вас обозвал, товарищ генерал? Только не обижайтесь — обстановка такая, не до чинопочитании.
— Вербилин Семен Семенович, — серьезно отрекомендовался я, пожимая широченную ладонь соседа.
— До отчества я еще не дотопал. Зовите Ванькой, Ванюшкой, Иваном. Как хотите, так и крестите.
Я поневоле засмеялся. И не только потому, что мне разрешили звать лейтенанта Ванюшкой или Ванькой. От одной мысли, что в подозрительной палате я не один, что меня подстраховывает такой опытный сыщик, как Сидорчук, поднялось настроение, Правда, покойный Павел тоже подстраховывал меня, но он «проживал» в другой «хате». Будто на другом континенте. А Иван — рядом…
28
После завтрака появился Генин братишка. Полная противоположность калеке. И по внешнему виду и по поведению. Жирный, обрюзгший мужчина так и светился самодовольством и превосходством над «плебеями». Приспущенный галстук, поверх которого выпирает мощный кадык, окладистая бородка норвежского типа. Мощный торс, выпирающий животик, напоминающий арбуз среднего размера. Соответствующая «высокому положению» нагловатая улыбка, будто приклеена к лицу.
Короче говоря, бизнесмен средней руки, уже оторвавшийся от малого бизнеса, но не достигший уровня высшего.
При виде брата Гена оживился, бледное его лицо покрасил слабый румянец. Посетитель не сразу подошел к кровати. Оглядел палату, натолкнулся взглядом на Сидорчука, удивленно округлил глаза…
Понятно. Думал увидеть Трифонова, а вместо него — незнакомый парень с простодушной улыбкой. Перевел взгляд на Петро и успокоился. Значит, все в порядке!
Я усмехнулся. Про себя, конечно. Еще один узелок завязан… Ого, уже висит целая гирлянда!
— Здравствуй, Геночка!
Говорил посетитель быстро, глотая окончания фраз. С таким напором, что калека не мог вставить в разговор ни единого слова. Мне показалось — именно этого и добивается «бизнесмен». Переживания брата его не волнуют, состояние здоровья не интересует. Посещение больного — пустая формальность.
— Надя приехать не смогла — прости женушку. Малость приболела… Не волнуйся, ничего серьезного — примитивная простуда. Кашляет, из носа капает… Мелочь, конечно, но — неприятно. Сейчас пол-Москвы гриппует… Рвалась к тебе — соскучилась, да я отговорил. Заразит, а тебе для полного счастья только сопливости и не хватает…
— Как температура?
— Говорю — в норме… И по дому все делает, и на работу ходит… Позавчера встретил твоих друзей по спорту. Тоже хотели заскочить, но, говорят, некогда. К соревнованиям готовятся, замотаны, закручены — ежедневно пробегают десятки километров… Да что я тебе рассказываю — сам, небось, был таким бегуном…
Я видел, как помрачнел Гена. Ему напомнили — он уже не побежит по гаревой дорожке стадиона, не будет тренироваться, участвовать в соревнованиях. Дикий случай на железнодорожном полотне выхватил его из спорта, превратил в немощного инвалида…
Кто знает, может быть, в эти минуты Гена пожалел о героическом своем поступке. Прав Алексей Федорович — спасенная старушка была в таком возрасте, что жить ей оставалось три-четыре года. А ее спаситель, полный сил и энергии, одухотворенный научными замыслами, практически уже умер… Ради чего?
Не знаю, так думал Гена или не так, но его интерес к повествованию брата ослаб. Глаза снова обратились к потолку, руки затеребили одеяло. А посетитель продолжал говорить, время от времени оглядывая палату. Гордо и вопросительно. Видите, какой я заботливый и добрый? Не причитается ли мне за это очередная порция жизненных благ? В виде денег, конечно, почетные грамоты и сладкие похвалы ничего не стоят!
