Когда придет твой черед - Серова Марина Сергеевна (список книг .txt) 📗
Я прикрыла дверь за своей спиной и подошла к резному трюмо. Дорогая антикварная вещь, для комнаты домработницы странновато как-то… Трюмо отличала одна особенность – с него было снято зеркало. И вообще ни единой зеркальной поверхности не было в комнате. Я заглянула в крохотную ванную – та была отделана черным матовым камнем. Ни единого зеркала я не обнаружила и тут. Интересно. Сусанна, конечно, не была красавицей, но и на Квазимодо тоже не тянула.
Я приоткрыла шкатулку, стоящую на трюмо. Коробочка оказалась полна драгоценностей – отличные камни, штучная работа… ничего себе!
Женщина, которая чистит унитазы и при этом хранит на трюмо камешков на несколько сотен тысяч, вызывает множество вопросов. Уже без всяких угрызений совести я принялась открывать один за другим ящики комода и шкафа.
Одежда Сусанны была подчеркнуто аскетичной – сплошь наглухо закрытые черные платья одинакового фасона. Ни нарядной одежды, ни самой завалящей легкомысленной блузки с кружевами. Точно монахиня… Зато белье домработницы было дорогущим и чрезвычайно изысканным, от лучших производителей. Такое можно купить только в хороших бутиках белья, которых в Тарасове два. В нашем городе народ – за исключением молоденьких девушек, жен и дочерей состоятельных людей – в основном покупает трусы из чистого хэбэ на рынке за пятьдесят рублей. Так что я знаю, о чем говорю.
Фотография, которую я искала, обнаружилась в запертом ящике комода. Каюсь, мне пришлось открыть его кончиком карманного ножа. Сначала я увидела целый ворох белоснежных перчаток, совершенно одинаковых. А под ними фото в рамке. На фотографии была изображена Сусанна Ивановна, только лет на двадцать моложе. Красивая девушка с гривой густых черных волос стояла на подиуме в купальнике и туфлях-лодочках на высоких каблуках и улыбалась улыбкой победительницы. На голове у Сусанны сверкала корона – довольно безвкусная, на мой взгляд. Судя по купальнику и туфлям, снимок относился к середине девяностых. Сама корона обнаружилась здесь же – бережно упакованная в вату и два слоя папиросной бумаги, она покоилась в коробочке в этом же ящике.
Я осторожно вынула корону из ваты и поднесла к свету. Стразы заиграли. И тут в тишине прозвучал ледяной голос:
– Кто дал вам право вторгаться в мою личную жизнь? – Я обернулась. Домработница стояла на пороге, скрестив руки в перчатках на плоской груди. Лицо Сусанны потемнело от гнева, ноздри раздувались. – Как вы посмели зайти сюда и копаться в моих вещах?
– Я искала вот это, – я протянула женщине корону.
Сусанна помедлила мгновение, потом приблизилась и взяла корону из моих рук. Подошла к ящику и принялась бережно упаковывать свою драгоценность в вату.
– Вы знали? – не оборачиваясь, спросила женщина.
– Ну, чего-то в таком духе я и ожидала. – Я пожала плечами. – Слишком большую власть вы имели в этом доме, чтобы быть случайным чужим человеком. Я подумала, что у Серебряка должны быть серьезные причины, чтобы держать вас здесь так долго.
Существует только один человек, у которого есть основания так сильно ненавидеть девочку, хотя та никому не сделала зла…
– Я должна была стать его женой, – Сусанна обернулась, и меня поразил остановившийся взгляд ее черных глаз. – А вместо этого стала домработницей. Он каждый год женился на новой дурочке и приводил ее сюда, в этот дом. А потом вышвыривал за порог, как нагадившую собачонку.
Сусанна злорадно рассмеялась:
– Каждая дуреха думала, что она станет для Иннокентия единственной, родит ему наследника… Но я строго следила за этим. Кеша своевременно узнавал обо всех промахах своих подстилок, о ненужных тратах, о деньгах, которые они посылали матерям в деревню… Одна дура даже забеременела от него… Но я позаботилась и об этом.
Я изучала ее лицо с отвращением, с каким смотрят на таракана. Неужели Серебряк ни о чем не подозревал?!
– О Кире тоже вы… позаботились? – спросила я.
– Нет! – Лицо Сусанны исказила судорога. Уголок рта опустился вниз еще сильнее, чем обычно, и лицо сделалось похожим на театральную маску, изображающую трагедию. – Клянусь вам, я не имею к этому никакого отношения! – Домработница заломила руки в перчатках. – Даже не знаю, кто способен на такое… С Кирой мне нечего делить – ведь Иннокентия уже нет на свете…
– Только не говорите, что вы полюбили Киру как родную дочь!
Сусанна вздрогнула, как будто я ее ударила:
– Нет, лгать я не стану. Я всячески вредила Кире, пока был жив Иннокентий… Наговаривала на нее… но девочка была так глупа, что мне даже было ее жаль. Невозможно было принимать ее всерьез! Я не видела в ней соперницы.
– Серебряк ведь навещал вас в этой комнате, да?
Сусанна вскинула подбородок:
– Да, все эти годы! Много-много ночей. Я никогда не зажигала света. Кеша с пониманием относился к этому. Он чувствовал себя виноватым и ни в чем мне не отказывал. А я хотела только одного – быть рядом с ним. Я закрывала глаза и представляла, что ничего этого не было – ни кислоты, ни больницы…
Меня мороз продрал по спине от постельных откровений бывшей королевы красоты.
– Я выиграла конкурс девяносто шестого года. – Голос Сусанны звенел от слез. – Я знала, что Кеша собирался сделать мне предложение. Я обыскала его карманы, как делала всегда, и нашла коробочку с кольцом. Бриллиант, желтоватый, но чистый. Коробочка из белого бархата и шелка.
– Я, пожалуй, пойду. – Я шагнула к двери, но голос Сусанны хлестнул, точно плеть:
– Нет, вы останетесь и дослушаете до конца! Вы же хотели узнать мою тайну? Свет софитов был ослепительным, и я плохо помню тот момент, когда на меня надели корону. Помню только, с какой завистью смотрели на меня остальные – те, которые проиграли. В основном это были обычные провинциальные девчонки. Они пришли на конкурс ради того, чтобы на них поглазели мужики с толстыми кошельками! Хотели подороже продать свои прелести!
Смех Сусанны походил на карканье вороны.
– Но корону получила я! И вот я зашла за кулисы. А там уже ждала Жанна…
Я молчала. Сусанна любовно разглаживала свои перчатки, а потом стянула их одну за другой, показывая свои руки.
Руки были ужасны – изъеденные кислотой, потемневшая кожа. Неудивительно, что Сусанна не снимает перчаток… но женщина на этом не остановилась – она принялась расстегивать пуговицы на груди своего монашеского платья с высоким воротом.
– Достаточно, Сусанна. Я все поняла, – мягко проговорила я. Но ее было уже не остановить.
– Нет, ты должна это увидеть. Ты же хотела знать мои тайны…
Платье сползло с плеч. Кислота оставила уродливые дорожки на груди.
– Слушайте, несколько пластических операций могли бы вернуть вам красоту! – в сердцах сказала я. – Мы же не в пятнадцатом веке живем! А у вашего жениха были деньги!
Сусанна медленно застегнулась.
– Когда я вышла из больницы, – хрипло проговорила женщина, – Серебряк уже нашел себе новую игрушку. В его доме – он тогда жил не здесь – поселилась молодая жена. На ее пальчике сверкало мое кольцо с желтым бриллиантом.
Сусанна натянула перчатки.
– С тех пор я жила с Иннокентием и его женами. Я – в отличие от его мокрощелок – ни разу ему не изменила. И всегда соблюдала его интересы.
– Слушайте, но Маша-то в чем перед вами виновата? Жанна – психопатка, я согласна. Но Маши тогда ведь еще на свете не было!
– Она – отродье убийцы! И пусть она не похожа на мать, я чую… просто чую ее змеиное нутро!
– Так, – подвела итог я. – Больше вы в этом доме не работаете. Можете собирать вещи. Мебель пришлем по указанному вами адресу.
Я поднялась наверх и объяснила Маше, что Сусанна покидает дом, и по какой причине. Маша меня удивила – она спустилась в комнату домработницы и принялась уговаривать ту остаться! Не знаю, кто был больше удивлен – я или Сусанна Ивановна.
– Моя мать очень виновата перед вами! – горячо говорила Мария, держа Сусанну за руки. Та дергалась, но рук не отнимала. – Я могу только попросить у вас прощения за то, что она сделала. Оставайтесь – я же знаю, что вы не причините мне вреда!
