Дверь с семью замками - Уоллес Эдгар Ричард Горацио (библиотека книг TXT) 📗
— Я знаю, что могу идти, — ответил Том. — Почему бы и нет! Никто не может меня остановить, если я захочу уйти. Я могу уйти хоть сейчас, но не хочу этого. Это хорошая работа и я не собираюсь ее терять. Я не хочу знать о твоих грязных делишках…
Мистера Коди прорвало:
— Ты… ты — негодяй! — брызнул он слюной. — Ты смеешь обвинять свою тетку, будучи…
— Я очень уважаю свою тетушку, — Том Коулер все еще смотрел в пол. — Я многим ей обязан. Со стороны ее семейства я получил всю свою плутовскую кровь и ты не мог придумать ничего другого для быстрого получения денег, как жениться на ней. Хотя я не думаю, что она ими владеет, — он секунду сердито смотрел на Коди и снова опустил взгляд.
— Да, Коди, она была для меня хорошей тетей! Даже узнав о моем брате-близнеце Джонни! Недавно я вспоминал о нем. Я видел его так отчетливо, будто он стоял у меня перед глазами. Мне было лишь семь лет, когда его не стало…
— Когда он умер, — поправил Коди неожиданно мягко.
— Да, когда он умер. Он обычно сидел под деревом в Селфорде, я застал его однажды в этом состоянии, и пел «Бедная Дженни плачет». Семь лет…
Его глаза, которые он внезапно поднял на собеседника, горели как угли, и коротышка весь сжался.
— Добрая тетушка! Я видел, как она била того малыша, когда он не умел еще стоять. К счастью, она была женщиной. Вы сказали ей это однажды. Если бы она была мужчиной, она бы давно получила свое. Я повторяю, что машина у входа. Пусть юная леди будет готова ехать, когда я вернусь.
В его голосе звучала неприкрытая угроза. Не говоря больше ни слова, он ушел, держа руки в карманах и неизменную сигарету в зубах. Обернувшись, он увидел, как Коди взбежал вверх по лестнице и скрылся в комнате, где сидела его лучшая половина. Дверь за собой он притворил, но минут десять из-за нее доносились сердитые голоса. Наконец, миссис Коди одна спустилась, открыла библиотеку и вошла туда.
Сибилла Ленсдаун сидела на софе, обхватив голову руками. Женщина молча взяла ее за руку, вывела из комнаты и повела наверх. Через два пролета узкой лестницы они вышли на площадку, с одной стороны которой были комнаты для прислуги, а с другой — запасная спальня, которая обычно использовалась как кладовая. Именно в эту комнату втолкнули девушку.
Сибилла была почти без сознания. В ее памяти не сохранился этот подъем наверх. Когда она проснулась, голова ее раскалывалась от боли. Девушка обнаружила, что лежит на железной кровати, которая сильно прогибается посередине. Под стеклом горит слабый ночничок, поскольку в это время суток дневной свет тускнеет.
Девушка села в кровати. Голова ее кружилась, но она попыталась думать последовательно. У кровати стоял столик со стаканом воды и двумя крошечными таблетками, на которые она могла бы не обратить внимания, но за ними стоял открытый пузырек с аспирином. Голова гудела, и, забыв об опасности и подавленно считая, что это облегчит ее страдания, она проглотила обе таблетки и залпом, не отрывая стакана от губ, выпила всю воду.
Со стоном опустилась на кровать, прикрыв глаза руками, и постаралась отключиться, насколько ей позволил это сделать возбужденный мозг, пока восстанавливающее средство не подействовало.
Прошло около получаса, прежде чем головная боль прекратилась и девушка смогла снова поднять голову. Ей было дурно, и при каждом движении комната плыла вокруг нее. Но через некоторое время она успокоилась, пришла в себя и постаралась рассуждать последовательно.
В комнате было одно крошечное окошко, сделанное в покатой крыше. Окошко было забрано толстой металлической решеткой и закрыто на висячий замок. Девушка попробовала открыть дверь, не надеясь, что ее попытка уйти из комнаты этим путем будет иметь хоть какой-то успех. Сев на кровать, она попыталась представить без паники свое действительное положение.
Нужно было быть сумасшедшей, согласившись пойти с этой женщиной (девушка опять вернулась мыслями к происшедшему), но она была столь уверена в себе… «Слабое утешение, — подумала она. — Даже лондонского ребенка невозможно обмануть обещанием рассказать о семейной тайне». О своей матери она не позволяла себе думать.
Девушка снова попробовала открыть дверь, но она была закрыта на замок и даже, возможно, на задвижку, поскольку оказывала сопротивление каждой точкой своей поверхности. Это была очень старая дверь и выглядела она плохо подогнанной — между нижнем краем и полом виднелся зазор в полтора дюйма толщиной.
Сибилла опять села на кровать и постаралась собраться с мыслями. Ключ! Неужели ее заточение как-то связано с этой стальной полоской? Она была озадачена, но старалась мыслить логично. Оценив все трезво, насколько позволяли обстоятельства, девушка пришла к выводу, что по какой-то причине, которую она не может определить, ключ имеет отношение к ее теперешнему трагическому положению.
Сибилла взяла стул и, взобравшись на него, попыталась открыть окошко на крыше, но оно не поддавалось. Девушка поняла, что у нее не хватит сил открыть окно — оторвать закрывающие его три металлических прута было совершенно нереально.
Стоя на стуле, она услышала шаги на площадке, твердые и тяжелые, быстро спустилась на пол и повернулась лицом к входящему. Прошло немного времени, пока дверь отворилась. Как девушка и предполагала, дверь была закрыта на задвижку и до того, как услышать щелчок замка, она услышала звук отодвигаемой задвижки. Вошел Коди.
Широкая вежливая улыбка освещала все его лицо.
— Моя дорогая юная леди! Боюсь, что вы плохо провели время. С вами часто бывают подобные приступы?
— Я не знаю, о каких приступах вы говорите, доктор Коди, — ответила она твердо.
— Очень печально, очень печально, — бормотал он, скорбно покачивая головой. — Я уже испугался за твою жизнь. В вашей семье кто-либо страдал от психических заболеваний?
От наглости этого вопроса у нее перехватило дыхание.
— Я не утверждаю ничего, — продолжал он. — Я только могу сказать, что ты вела себя несколько странно. Ты, наверное, не помнишь, как в припадке кричала? Нет? Я и не думал, что ты будешь помнить. Все это очень прискорбно.
— Мистер Коди, — Сибилла старалась говорить ровным голосом, хотя это стоило ей больших усилий. — Я хочу домой, к маме.
Он долго не отводил от нее тяжелого взгляда.
— Я думаю, ты поедешь, — размышлял он. — Думаю, поедешь. Но тебе нечего бояться, моя дорогая юная леди, твоей маме сообщили, и она уже едет сюда.
В углу комнаты стоял столик Коди вытащил его на середину комнаты и положил на него большую черную папку, которую держал до этого под мышкой. Затем взял смятый лист бумаги, нежно разгладил его, вытащил ручку, снял колпачок и закрепил его.
— Положение, — начал он в своей таинственной манере, — несколько необычное. Для меня непривычно принимать юных леди, которые впадают в истерику, и я признаю, что был очень встревожен; моя дорогая жена просто подавлена случившимся. Она мне так прямо и сказала: «Положение очень щекотливое для тебя, Бертрам. Представь, что девушка заявит, что ты дал ей какие-то вредные для здоровья таблетки и что ты задержал ее против ее воли, хотя и ты, и я понимаем, что ее нездоровье вызвано почти… гм… естественными причинами, но строгое общество может скептически отнестись к нашему объяснению».
Сибилла ждала, что будет дальше, совершенно уверенная в том, что если бы миссис Коди и произнесла нечто подобное, она пользовалась бы совершенно другими выражениями.
— Таким образом, мне пришло в голову, — вел далее мистер Коди, — что было бы прекрасно, если бы ты по своей собственной воле сделала заявление о случившемся и о том, что я, Бертрам Коди, доктор филологии и права, вел себя с величайшей добротой и тактом, и что я поместил тебя в эту замыкающуюся комнату с единственной целью, а именно, уберечь тебя, чтобы ты не нанесла сама себе серьезного вреда.
Сибилла бросила взгляд на стол.
— Мне с трудом верится, что я сумасшедшая, — улыбнулась она.
— Я и не собираюсь просит тебя, чтобы ты написала это, — заторопился мистер Коди. — В этом документе не будет ссылки на состояние твоей психики. Это всего лишь… гм… удостоверение моей честности, которое очень дорого для меня. Просто причуда с моей стороны, но такой уж я эксцентричный человек.
