Выбор Флетча - Макдональд Грегори (книги полностью .txt) 📗
Шустрик пожал плечами.
– Губернатор умный человек. А у меня мозгов нет. И не было. Но я знаю, что все будет хорошо, если я буду во всем слушаться его.
– Что он просил рассказать мне о миссис Уилер?
– Ничего.
Флетч отпил пива.
– А что вы можете сказать мне о миссис Уилер?
– Ничего. Женщина она жесткая, умная. Со стальным характером.
– Умнее губернатора?
– Да.
– Сегодня она орала на губернатора.
– Я не слышал. Был в ванной.
– Вы специально ушли в ванную.
– Да, – признался Шустрик.
– Какой же в этом ум? Она просто сорвалась.
– Миссис Уилер позволяет себе такое не один год. Возможно, сегодня она говорила по делу. Я ее не слышал.
– Вам пришлось приложить немало усилий, чтобы не услышать ее.
– Это моя работа. Она использует свой язык, как хлыст. Сечет Уолша, кричит на губернатора, называет меня гунном.
– Не только язык, Шустрик. Руки тоже.
– Знаете, нельзя стать кандидатом в президенты, просто стоя под дождем. Кто-то должен толкать тебя, и толкать сильно. Видите ли, я знаю главную тайну губернатора – он хороший человек. Если б не она, губернатор впал бы в спячку давным давно. Читал бы детективы. Играл с детьми. Вы понимаете, о чем я говорю?
– Что в этом плохого?
– Кто-то ведь должен стать президентом Соединенных Штатов? – бесхитростно ответил Шустрик. – Почему не умный, честный, хороший человек, такой, как Кэкстон Уилер?
ГЛАВА 20
– Я составил, ксерокопировал и разнес список завтрашних мероприятий, – доложил Флетч. – Передал журналистам три специальных пресс-релиза, подготовленных Нолтингом и Добсоном. Ты их видел. О положении в Центральной Америке, об использовании природных ресурсов резерваций, об экономике России. Я так же подкинул им неплохую тему для статьи.
– Какую же? – спросил Уолш. Они сидели в его номере на двенадцатом этаже, за маленьким столиком у торшера.
– Рассказал им, как твой папаша давал тебе карманные деньги. Они исчезали из его рук, а потом ты находил их в кармане, башмаке или ушной раковине. Нормально?
– Нормально, – кивнул Уолш.
– Я хотел как-то сгладить инцидент в школе. Подкинул журналистам идею, что к тем детям губернатор относился точно так же, как и к собственному сыну.
– Понятно, – в голосе Уолша звучали нотки нетерпения.
– Помог местной журналистке получить разрешение провести утро с твоей матерью.
– Через Салли? – уточнил Уолш.
– Совершенно верно.
– Ты столкнулся с ней впервые?
– Да.
– Вот уж сука, так сука.
– Полностью с тобой согласен.
– Флетч, я думаю, завтра тебе тоже надо провести какое-то время с матерью. Познакомиться с ней поближе. Понять, что она за человек.
– Конечно, надо.
– Я это устрою.
– У меня постоянно звонит телефон, Уолш. Весь мир желает знать, кто нацелил губернатора на «Новую реальность».
– И что ты им отвечаешь?
– Я говорю каждому, что речь в Уинслоу – плод многолетних раздумий кандидата.
– Это так? – резко спросил Уолш.
– Уолш...
– Так кто все-таки натолкнул его на эту мысль, Флетч?
– Я что-то сказал. Он спросил. Возможно, мои слова оказались той затравкой, на которой выкристаллизовалась речь. Утром, в автобусе. Твой отец поинтересовался моим мнением. Кандидат в президенты. Такое в моей жизни случилось впервые.
– Тебе это польстило.
– Естественно. Разумеется, у меня не было времени продумать идею до конца.
– Ты не спичрайтер <Переводчику приходится употреблять английское слово, поскольку аналога в русском языке пет, как и профессии, которую обозначает это слово. Спичрайтерами (дословно «пишущие речи») называют авторов речей, с которыми выступают кандидаты.>.
– А что я мог сделать?
– Спичрайтеры несут ответственность за каждое слово, что слетает с языка кандидата.
– Тем не менее, Уолш, не прошло и двух часов после нашего разговора, как твой папаша выступил в Уинслоу с блестящей речью, развив одну-две высказанных мною идей...
– Он злился на эту бабку из Конгресса. Злился на прессу, выставившую его чуть ли не растлителем малолетних. Вот он и нанес ответный удар. Мы... наверное, я слишком уж надавил на него, требуя от него чего-то существенного, лишь бы попасть в вечерние выпуски новостей.
– А я полагаю, что речь удалась.
– Еще бы. Ты же попал в творцы истории. На вопрос: «Почему Кэкстон Уилер не стал президентом Соединенных Штатов?», – твои правнуки смогут прочитать в книжке следующий ответ: «Потому что в Уинслоу, в снегопад, выступил с неудачной речью, критикуя христианство и демократию».
– Слушай, Уолш, может, я это делаю подсознательно, как только оказываюсь рядом с начальством? Любым начальством. Сразу начинаю закладывать мины. Твой отец – единственный начальник, который мне понравился. Я бы не хотел ставить под угрозу его карьеру.
– Эдипов комплекс. Ты об этом?
– Возможно. Я по натуре бунтарь. Никогда не ладил с начальством. Ты это знаешь не хуже меня. Ты помнишь холм 1918. А я помню, что щедро снабдил весь взвод марихуаной, дабы, накурившись, мы не смогли участвовать в более ранней операции. Я знал, что нас отправляют на смерть.
– Ты был прав.
– А тебя чуть не отдали под трибунал.
– Взвод все равно расчехвостили.
– Слушай, Уолш, я репортер. А не пай-мальчик. И мне чертовски противно говорить этим журналистам, что мне нравятся их статьи, когда они двух слов связать не могут.
Уолш вглядывался в темноту, окружающую пятно света вокруг торшера.
– Может, мне собрать вещи и ускакать вечерней лошадью?
– А зачем ты привел ко мне Бетси Гинзберг?
– Чтобы вы поздоровались.
Уолш покачал головой.
– Вот что еще, Уолш, – продолжил Флетч. – Дама, с которой я познакомился задолго до этой предвыборной кампании, сегодня отказалась поужинать со мной из-за моей работы. Из-за того, что я – пресс-секретарь. Как ты борешься с изоляцией, Уолш?
– Флетч, я думаю, что пока о сексе надо забыть.
– Я могу от этого заболеть.
– Болей на здоровье.
– Другая дама предложила мне свое тело в обмен на интервью с твоей матерью.
– Ты согласился?
– Разумеется, нет.
– Видишь? Ты уже болен.
– Может, мне лучше уехать, Уолш?
Уолш уставился на полированную поверхность стола.
– Ты лишь давал отцу монеты. Детей он одаривал сам. Некоторых детей. Ты лишь поделился с ним своими мыслями. А речь произносил не ты.
Флетч потянулся.
– Может, этим мне и нравится твой отец. У него тоже мятежная натура. Он ищет истину. И доносит до людей то, что считает нужным. Кстати, мне позвонил Джеймс. Он в Айове, на похоронах Вика Роббинса.
– Мерзавец. Он поехал туда в надежде, что Аптон возьмет его в свою команду.
– Я тоже подумал об этом.
– Сомнений тут быть не может.
– Он долго говорил со мной. Давал советы. Отвечал на вопросы.
– Небось, сказал, что любит отца больше, чем себя. Готов на все, лишь бы помочь ему. Предложил звонить в любое время. Я прав?
– Абсолютно.
– Плохо ли ему быть в курсе наших дел. Больше не говори с ним.
– Но я думаю, что он сказал правду. Двадцать три года...
– Ничего не значат.
– Возможно, но...
Уолш махнул рукой, отсекая возражения.
– Он стремился опорочить мою мать. Такое не прощается. Нельзя заявлять о верности моему отцу, предвыборной кампании и подкладывать матери такую свинью.
– Он трактует случившееся иначе.
– Тебе хочется, чтобы Джеймс получил прежнюю работу? Твою работу?
– Наверное, это невозможно.
– Невозможно. Этот подонок сам вырыл себе яму. Ошибки бывают и в нашем деле. Ничто человеческое нам не чуждо. Но, если ты пошел войной на жену кандидата, в избирательной кампании тебе места нет.
– Уолш, послушай меня. – Он говорит, что характер твоей матери становится все хуже. Это начинают замечать люди, журналисты...
Уолш покачал головой, показывая, что не согласен с таким выводом:
