Безмолвный пациент Клинической Больницы (СИ) - Белова Наталина "Белова Наталина" (читаем книги онлайн бесплатно TXT, FB2) 📗
Начиная работу с новым пациентом, я обычно не тороплюсь, ничто не может ограничивать меня в выборе терапевтических методик. Как правило, все начинается с бесед — так проходит много лет. В идеальной ситуации пациент рассказывает о себе, о своей жизни, о детстве. А я слушаю, постепенно собирая из кусочков целое, — достаточно долго, чтобы разобраться и даже сделать кое-какие полезные заметки. Однако в случае с Элисон беседы не будет. Здесь слушать нечего. И нужную мне информацию придется добывать по крупицам из нелиберальных источников, включая контроперенос — чувства которые Элисон вызовет во мне во время наших сеансов, — и любые зацепки, почерпнутые мною из других источников.
Если говорить иными словами, я собирался лечить Элисон, не имея в голове чёткого плана действий. Я должен преуспеть, не только для того, чтобы доказать что-то профессору Диомидиксу, но — и это более важно — чтобы исполнить свой врачебный долг перед Элисон и помочь ей.
Я сидел в кресле и смотрел на неё, пребывающую в наркотическом дурмане, со слюной, скопившейся вокруг губ, и руками, мелко вздрагивающими, как прозрачные крылья мотыльков. Внезапно моё сердце сжалось от пронзительной тоски. Мне стало очень жаль Элисон и подобных ей. Я жалел всех нас — израненных и потерянных.
Разумеется, я не стал произносить свои мысли вслух. Сделал Вместо то, что сделала бы на моём месте Рудольфовна, — мы с Элисон просто сидели в глубокой тишине.
Глава 64
Зайдя в свой кабинет я уселся за стол, разложил папку на моём рабочем столе с историей болезни Элисон.
— Обязательно изучите мои записи, — проговорил Диомидикс, отдавая документы мне в руки. — Они помогут вам работать с уверенностью.
Сегодня двадцатого сентября я не испытывал ни малейшего желания разгребать заметки профессора когда по панорамному стеклу барабанил дождь: как утверждал с точки зрения Диомидикс мне было понятно что он задумал. Я же хотел составить из собственного мнения жизнь с чистого листа. Тем не менее опыта в работе с больными пациентами у Диомидикса побольше поэтому я не стал ему противоречить. Мне бы не хотелось что между нами разгорался конфликт как красное пламя при пожаре.
— Спасибо за ценную помощь, — вежливо с улыбкой поблагодарил я, принимая зелёную папку из его протянутых рук.
Мой маленький скромный кабинет был обставлен лишь только самым необходимым и мой кабинет находился в конце здания, возле пожарного выхода. Я выглянул в окно: маленький птенец клевал клочок смерзшейся травы — зрелище было унылым и без особых тому надежд. Я вдруг зябко поёжился от холода. Как же мне было холодно сидеть в кабинете! Небольшая печка под окном была сломана. Юрцев обещал вскоре её починить, однако в голове промелькнула мысль что правильным решением будет обратиться к Стефании, с этой долгожданной просьбой, а если и она не сможет наладить процесс, нужно будет обсудить этот вопрос на собрании. Я с сочувствием вспомнил об Эльфии и к тому как с упорством она боролась за замену сломанного кия.
Я сидел за рабочим столом просматривая папку переданную из рук в руки профессора ничего особенного я не ожидал. Почти все необходимые сведения пациентов имелись в электронной базе данных. Тем не менее Диомидикс, как и большинство других сотрудников старшего возраста, предпочитал делать записи от своей руки и, ещё он игнорировал указания Стефании работать в электронной базе, он всё равно делал по-своему. Папка постепенно пополнялась сведениями пациентов листами с загнутыми уголками — и теперь эта папка лежала передо-мной. Я перелистывал потрепанную историю болезни Элисон. Записи профессора с его старомодными интерпретациями психиатрических сеансов не вызвала у меня большого интереса. Я решил остановиться на ежедневных отчётах медсестер, из которых я мог бы понять, каким образом менялась поведение Элисон Бэроонс изо дня в день в месяц за месяцем год за годом. Отчёты я изучил тщательным образом, выделяя факты, детали и упоминания конкретных знакомых мне лиц. Я хотел точно знать, во что я ввязываюсь, с чем мне придётся работать в дальнейшем и какого меня могут ждать сюрпризы на работе.
К моему разочарованию, особо ценных сведений почерпнуть из папки мне так и не удалось. То, что я выяснил, повергло меня в шок. По прибытию в Гроуверд Элисон дважды пыталась резать себе вены на запястьях и её психическое здоровье травмировалось тем что острое лезвие часто попадалось под её руку. Первые семь месяцев для круглосуточного дежурства к Элисон были представлены две медсестры; потом надзор ослабили, оставив только одну медсестру. Элисон даже не пыталась входить в контакт с другими пациентами или с больничным персоналом. Элисон вела себя очень замкнуто и от всех отстранялась. Постепенно больные оставили Элисон в покое. Ведь если человек когда молчит, даже когда вы обращаетесь к нему, надежд не существует на то чтобы этот пациент заговорил первым, в итоге окружающие просто напрочь забывают о существовании человека. Элисон быстро превратилась в часть обстановки, больничной палаты и все те кто находился рядом с ней перестали замечать её.
Из этого ряда не скромных событий выбился мой единственный инцидент. Он произошёл в столовой, через несколько месяцев после появления Элисон в психиатрической лечебнице. Эльфия заявила, что Элисон заняла её место. Из отчётов мне было не очень ясно, что именно случилось, между Эльфии и Элисон, но их конфликт разгорелся довольно быстро как в окне деревенского дома вспыхнуло пламя. Элисон пришла в неадекватное положение и, разбив тарелку она попыталась острым краем перерезать горло Эльфии. Элисон скрутили, два массивных мужчин ей вкололи большую дозу седативных препаратов и её перевели на изолированное содержание так как она была опасна для общества.
Я и сам не до конца понимал, с какой стороны меня зацепил случай в столовой, но я чувствовал в нём что-то довольно странное. Об этом я решил расспросить Эльфию, что же именно произошло в тот день. Я вырвал из блокнота листок и взял ручку. Это была ещё старая привычка, со временем университетских, годов — ведение записей на бумаге помогает мне привести мой разум в порядок. Мне всегда даже в молодости было крайней сложно сформулировать свою точку зрения, пока до тех пор я не выражал её в письменном виде.
И я начал набрасывать идеи, задуманные цели, заметки — я пришёл к созданию плана действий. Приступая к лечению Элисон, сначала мне нужно было понять, что она за человек и как относилась к Бренду до момента убийства. Любила ли Элисон Бренда? Или вовсе ненавидела? Что же подтолкнуло Элисон к убийству своего мужа? Почему на допросе Элисон отказалась говорить — и об убийстве, и о чем-либо ещё? Ответов я пока не находил, пока их у меня не было; в голове появлялись лишь только новые вопросы.
Я взял ручку со стола написал посередине строки имя Жизнь и выделил, чёрной ручкой смутно вспоминая, что автопортрет сыграл во всей роковой жизни Элисон и Бренда важную главную роль. Стоило мне только понять почему всё произошло — и многое что казалось мне необъяснимым прояснится к Божьему Свету. В этой зелёной папке скрывался ключ к неразгаданно тайне. Написанная картина являлась посланием души Элисон, её разговоры свидетельствуются в суде. Эта картина что-то значила, и ещё мне лишь только предстоит расшифровать её. Я сделал в своём блокноте пометку посетить галерею ещё один раз. Также я записал: «Воспоминания о детстве». Для того чтобы мне понять мотивы убийства, я должен разобрать не только события той ночи, но и то, что происходило с Элисон много лет назад. Возможно, велика вероятность того, что случилось в те минуты, когда она целилась в мужа, а затем стреляла эти воспоминания посеяны глубоко в её прошлом. В её глазах была убийственная ярость, гнев, доводящий её до преступления, — не распознаны явлениями. Всё это задуманное проявляется в памяти, и в далёком детстве, где насилие и жёсткое отношение, которые взрослые вправе причинять маленькому ребёнку годами, копятся, пока в конце концов не происходит взрыв, зачастую направленный не на ту намеченную цель.
