Клуб неверных мужчин - Незнанский Фридрих Евсеевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Турецкий заморгал, встал, как вкопанный. Наблюдать за ним могла только девица, остальные сидели к нему затылками. Она игриво улыбнулась, подмигнула. Он справился с собой, подмигнул в ответ. «Со скрипом» отвел глаза, сделал открытие, что «юные дарования» видят девушку по-разному. Кто-то тяготел к классическому пониманию: как чукча — что вижу, то рисую. У кого-то неземная красота, перенесенная на холст, была освеженной коровьей тушей, у кого-то — горкой кубических фигур, у кого-то — сморщенной старухой. Кто-то тяготел к парижской школе, мнил себя последователем Амедео Модильяни: контур натурщицы выписывал гибкой непрерывной линией, подчеркивающей объем формы. Шея превращалась в лебединую, голова — в овал, в глазах отсутствовали зрачки. Живая женщина превращалась в схему, хотя неуловимое сходство с оригиналом все же и оставалось.
— Привет, — сказала девушка.
«Студенты» вразнобой повернулись, вопрошающе уставились на застывшего в проеме детектива.
— Простите, — пробормотал Турецкий, закрывая дверь.
Так больше продолжаться не могло. Условий для работы не было. Он должен был прийти сюда с женой. Он двигался дальше по скользкой дорожке. У окна курили длинноволосые «папуасы», обсуждая недавнюю выставку на ВДНХ, вызвавшую горячие споры в обществе. Двое парней протащили тяжелую раму.
— Так и плутаете? — посочувствовала девица с немытыми волосами, проплывая в обратном направлении.
— Послушайте, женщина…
Она остановилась, строго посмотрела на него.
— В каком это смысле — женщина?
— В самом хорошем смысле, не волнуйтесь, — уверил Турецкий. — Я бы даже сказал — в лучшем смысле этого слова. У меня совершенно нет времени плутать по вашим закоулкам. С кем я могу поговорить?
— О чем? — фыркнула девица. — Со мной вы можете поговорить о влиянии экспрессионизма на творчество художников, не входивших ни в какие группировки. С Лапушинским вы можете поговорить о проблеме ремонта нашей студии и о том, сколько денег придется заплатить, чтобы подрядная организация, наконец, начала что-то делать. Но с Лапушинским вы не поговорите, потому что его сегодня нет.
— Насчет Кошкина…
— О, с Ромой Кошкиным вы могли бы поговорить практически на любую тему, но сделать это вам не удастся, поскольку его…
— Умертвили, — закончил мысль Турецкий. — Именно по этому поводу я и здесь. Мы расследуем убийство данного господина…
— Это был удар для всех нас, — заверила девица. — Мы так любили Романа, нам так его будет не хватать. Нам его уже не хватает! — разозлилась девица. — В коллективе начинаются склоки, раздоры, отношение выяснений… тьфу!..
— Я понял, — улыбнулся Турецкий. — Вы страшно заняты. Вас уже терроризировала милиция. Гурьянова где найти?
— А зачем он вам? — скривилась девица. Посмотрела внимательно на посетителя, пожала плечами. — Вроде не из тех…
— О, боже, — вздохнул Турецкий. — Я не сексом сюда пришел заниматься. Гурьянов был свидетелем, где я могу с ним поговорить?
— А-а, — протянула девица. — Где найдете, там и говорите. Откуда мне знать, где Гурьянов…
— Гурьянов в Розовом зале, — буркнул пробегающий мимо кучерявый тип с рулоном под мышкой.
— Спасибо! — крикнул Турецкий.
— Туда, — кивнула девица прыщавым носом. — Удачно побеседовать, — и вдруг зазывно подмигнула. — А когда придете сюда заниматься сексом, рекомендую свои услуги, не пожалеете. Меня всегда можно найти где-нибудь здесь… — и убежала, не сообщив ни имени, ни других пикантных подробностей предстоящего свидания.
— Ну и порядочки в этом вертепе, — пробормотал Турецкий, беря курс в означенном направлении.
Напевая под нос «В темном зале ресторана, средь веселья и дурмана…», он вошел в отделанную розовым пластиком комнату и направился к единственному присутствующему здесь человеку. Тот сидел на длинноногом табурете, упертом, видимо, из ближайшего бара, и задумчиво смотрел на внушительное панно, распростертое под ножками табурета. Судя по всему, это был коллаж из нескольких картин, выполненных в стиле то ли кубизма, то ли сюрреализма, то ли абстракционизма. Турецкий подошел поближе и на мгновение задумался — сгорел бы он от стыда, если бы положил это творение в прихожей на полу?
«Тебе должно быть стыдно, — подумал он. — Ты ничего не понимаешь в искусстве. Если ты его отвергаешь, это не значит, что оно не может существовать».
— Хорошая вещь, — пробормотал он, — здравствуйте.
Молодой человек повернул задумчивую голову. Он был настолько смазлив, что стало тошно.
— Да, хорошенькая, — мелодично пропел парень, внимательно обозрев посетителя. Видно, внешний вид детектива его вполне устроил, Турецкий оказался в его вкусе, губы симпатичного мальчика разъехались в ослепительной улыбке. Он выщипывал брови, ухаживал за ногтями, тщательно следил за чистотой волос и душился духами, к которым ни в коем случае неприменима характеристика «мужские». Турецкий тоже улыбнулся, дав себе слово, что ничем не выдаст охватившей его брезгливости.
— Это творчество ваших художников?
— Что-о вы, — протянул сотрудник арт-студии, — нашим художникам еще расти и расти. Это копии с картин именитых мастеров, которые сделал ваш покорный слуга, — мальчик самодовольно изобразил поклон. — Заказ для кафе «Бланш» на Смоленской набережной. Почти закончен. Остались небольшие штришки… Вот это, — он ткнул тщательно обработанным ногтем в центральную композицию полотна, — калька со знаменитой вещи Пауля Клее «Вращающийся дом». Я постарался выдержать тему, в том числе цветовую гамму.
«Вращающийся дом» представлял собой косоватый параллелепипед с насаженной сверху пирамидой, к которому стыковались, словно на развертке, примитивные лестницы, окна, дымоход, нелепая штуковина, похожая на фрагмент куриной ноги. Все это плавало в розовом свете и замечательно смотрелось бы в регистратуре наркологического диспансера. Воистину, всем великим присуща легкая степень безумства. И каждая картина несет в себе отпечаток болезни автора.
— Остальное — это тоже Пауль Клее, — проникновенно вещал молодой человек. — Художник прожил сравнительно долгую жизнь, умер в возрасте шестидесяти одного года и оставил после себя множество бессмертных полотен. Я выбрал лишь некоторые из них, на мой взгляд, наиболее удачные. «Вспышка страха III», — он показал растопыренной ладошкой на нечто замысловатое, сотканное из затейливых фигур, способное означать все, что угодно, в том числе и страх. «Полная луна», написанная в девятнадцатом году, — он сместил ладошку к мозаике, слепленной из цветных геометрических фигур, в которой преобладало черное. — «Смерть и пламя», — ткнул он в завершающий элемент коллажа, при взгляде на который у Турецкого волосы встали дыбом. На картине не было ни смерти, ни пламени, но в офисе похоронной конторы она бы смотрелась весьма уместно. — Что-то не так? — насторожился молодой человек.
— Ну, почему же, очень бодрит, — неуверенно сказал Турецкий. — Не сомневаюсь, что посетителям кафе данная тематика очень понравится. То есть дела в вашей студии процветают, и никто не собирается вас закрывать?
— Подождите… а с чего вы взяли? — молодой человек словно скинул оцепенение и устремил на посетителя совершенно иной взгляд — испуганный и настороженный.
— Я слышал, ваша организация чувствует себя весьма шатко, особенно после выдворения из вольной жизни некоего господина Максевича. Вероятно, это только слухи. Очень рад за нашу богему.
Но пришел по другому поводу, — он достал удостоверение. — Моя фамилия Турецкий, расследуй обстоятельства гибели Кошкина Романа Владимировича. Вы, надеюсь, Венедикт Гурьянов? Партийная кличка «Венечка»?
— Да, это я, — пробормотал Венедикт, вытягивая шею. — Но позвольте, — он обладал острым зрением. — Вы не работаете в милиции или в прокуратуре. Это лицензия на ведение частной детективной деятельности…
— Давай договоримся, Венечка, — Турецкий поискал глазами, куда бы присесть, не нашел ничего подходящего, остался стоять, — ты не будешь качать права, которых, сам понимаешь, немного, а я постараюсь свести время нашего общения к минимуму. Небольшая познавательная беседа, и я ухожу. В противном случае заволнуется прокуратура, по поручению которой я работаю, начнутся санкции, карательные меры… Студии это нужно? Предлагаю мирно поговорить. Обещаю, что не буду принуждать тебя признаться в убийстве Кошкина.
