Пес, который порвал поводок - Конант Сьюзан (библиотека книг txt) 📗
Маргарет удачно выбрала собаководство — то, которое производило так называемых хорошо сбалансированных псов: чемпионство по экстерьеру стояло перед их именами, степень по послушанию — после. Больше того — могу пари держать, — она выбрала и этого исключительного производителя или прапроизводителя, Денали.
Дженет Свизер была дома, когда я позвонила. Она согласилась на интервью об особых трудностях обучения северных пород. После того как она дала мне указания насчет проезда, я сказала ей, что у меня лайка д-ра Стэнтона. В дрессировке все всех знают, но мир маламутов крайне тесен. Я не хотела, чтобы она услышала о Рауди от кого-то другого.
У меня есть кузина, живущая в Хаверхилле, который прежде был обувным городам США. Хотя река Мерримак, которая отделяет Хаверхилл от Бредфорда, что называется, очищена, этот город все еще пахнет, как старый ботинок. Безработица, алкоголизм, ранняя проституция и наркотики погубили обувное производство. По словам кузины, в конце шестидесятых Хаверхилл совершил сделку с Линдоном Джонсоном. Город дал ему молодых мужчин для Вьетнама. В обмен вьетнамская война плюс нищета разбомбили центр Хаверхилла. Такая сделка может показаться странной, но рассказ, должно быть, правдив, потому что на мемориале ветеранов имеется длинный список имен, а самый центр города носит несомненные признаки разрушения, случившегося около двадцати лет назад.
Я прозевала поворот на Бредфорд с трассы 495 и вынуждена была ехать через Хаверхилл, потом по мосту и через неразрушенный Бредфорд вниз, по Кингсбери-авеню, — в Гринвуд и фермерскую округу. Аккуратно выведенный серо-белый знак, указывавший путь к Снежной Туче, висел на столбе у подъездной дорожки Дженет. Через улицу находилось кладбище. Хороший участок для питомника. Если разводишь собак, лучший сосед — сосед мертвый.
Дом Дженет был крохотным голубеньким коттеджем с белыми ставнями. На подъездной дорожке стояли длинный коричневый прицеп, коричневый жилой вагончик и коричневый охотничий фургон. Внутри охотничьего виднелась фургонная загородка, чтобы удерживать собак у дальней стенки, а к его бамперу крепился прицепной крюк для жилого вагончика. Характерный набор транспорта для того, кто совершает массу выездов на собачьи выставки. Характерны были и наклейки на бамперах — над задами всех трех повозок: «Осторожно. Выставочные собаки. Не опускать задний борт» — с изображением лайки; «Вся власть маламутам»; «Лучше бы я водил ездовых собак»; «На восьмой день Господь сотворил аляскинскую лайку».
На мой звонок в дверь никто не откликнулся; тогда я подошла к зданию сбоку и вгляделась сквозь ворота в деревянном заборе. Внутри располагалась целая собаководческая система, состоявшая из пары сараев, нескольких рядов вольеров с цепями, разделенных дорожками из гравия, и просторная лужайка. Внутри вольеров стояли деревянные платформы, перпендикулярно вкопанные шины и собачьи будки, а часть каждого вольера была затянута сверху полотнищем гофрированного зеленого пластика, дававшего летом тень. С вершины плоской крыши деревянной собачьей конуры в ближайшем ко мне вольере на меня пялился Денали, возглавлявший хор из пятнадцати — двадцати лаек, чей скулеж успешно заменял лай. Он немного состарился с тех пор, как его сняли для «Ежеквартальника», и успел приноровиться к целому часу вычесывания, но ведь шкура у него была погуще, чем у Рауди, из тех шкур, которые растут у лаек, только если те живут на открытом воздухе, на холоде, в атмосфере господства верховного волка.
— Хелло! — крикнула я. — Это Холли Винтер.
— Спасибо, иду, иду, — властно сказал собакам ясный голосок. — Денни, хватит. Им нравится притворяться сторожевыми собаками. Холли Винтер? Вы дочь Бака, — поведала она мне.
Дженет была старше, чем я ожидала по ее высокому голосу в трубке. В ее коротких курчавых волосах пробивалась седина, а лицо было намазано кремом. Она была тяжеловата для того, чтобы жить в этом изящном коттедже и этих миниатюрных домиках на колесах, и одежду носила грубоватую — толстые зеленые вельветовые штаны, туристские ботинки и коричневую куртку с карманами, изодранными зубами собак. Одним из методов, которым она справлялась с особыми трудностями обучения лаек, было, как заподозрила я, то, что она постоянно набивала карманы кусочками сушеной печени, чтобы поощрять собак. На левом плече куртки красовалась аппликация с изображением пса и словами «Аляскинская Лайка». Я нащупала ручку ворот, но она шагнула ко мне и впустила внутрь.
— Ваш отец когда-то пытался купить одного из моих псов, — припомнила она. — Я уловила связь, только когда вы повесили трубку. Когда разводишь маламутов, знаете ли, получаешь на свою голову парней, которые хотят использовать их для гибридов. Таким я не продаю. А потом еще и крутых типов, которые хотят крутых на вид собак, чтобы пугать соседей. Им я тоже не продаю. Если хотите знать правду, аляскинской лайки достоин разве что один из десяти тысяч, и моя работенка — нащупать этого одного.
Я читала, что и ныне и присно волчью стаю возглавляет верховная волчица. Здесь такая была. Я порадовалась, что явилась не затем, чтобы убедить Дженет продать мне одного из ее псов. Дженет оказалась чуточку разговорчивее, чем большинство заводчиков, но позиция ее была мне знакома. Хороший заводчик, вместо того чтобы стараться сбыть вам собаку, будет оценивать вас, выясняя, достаточно ли хороши вы сами.
— Это Денали, не так ли? Я видела его фото в «Ежеквартальнике по маламутам», — сказала я, переходя к вольеру большого пса. — Пса вроде этого, мне кажется, достоин один на миллион.
Призовой выставочный пес — это призовой показушник. Денали бросился с крыши конуры на цемент своего вольера, отряхнулся, перепрыгнул через цепь, поднялся на задние лапы и лизнул меня в лицо сквозь ячейку ограды. Проверяя, по-моему, своего верховного волка на пришельца, Дженет открыла Денали ворота и выпустила его. Согласно стандарту АКС, аляскинская лайка «игрива по приглашению, но, достигнув зрелости, впечатляет своим достоинством. Никогда не говорите, что АКС недостает чувства юмора. Денали подбежал ко мне, обнюхал мне руки, ноги и ступни и шлепнулся наземь, чтобы подставить мне свое густо заросшее мехом пузичко. Я стала на колени, погладила его и сообщила Денали, как он великолепен.
Я, верно, прошла у Дженет проверку. Она представила меня всем собакам. Их было восемнадцать — от девятимесячной суки Сесси до Лео, двенадцатилетнего ветерана научно-исследовательской лаборатории. Он был нежный старикан, и у него единственным знаком тяжкого прошлого была некоторая слюнявость.
Мы навестили собак, дали им поочередно побегать на свободе и по меньшей мере час проговорили о дрессировке. Дженет не Маргарет Робишод. Я была права насчет печенки.
— Вам надо понять, — сказала Дженет, — что маламуты очень разумны. Частые рывки за ошейник на них попросту не действуют. Они могут решить, что вы глупы. Вырабатывая отношения, с ними много разговариваешь. Даешь им понять, что глава стаи — ты. А частое дерганье за ошейник, поверьте, убедит аляскинскую лайку, что вы сами дергаетесь.
— Вы не применяете тренировочные ошейники?
— Ох, применяю. Я пробовала тренировочные уздечки, но все они только сигналы. Для маламута они не наказание. Не поправка. Они просто напоминание. То же и с едой. Лайка понимает, что все это игра, а поощрение — часть игры. На самом деле обучить маламута послушанию нельзя. Они для этого не предназначены. Они думают вместе с вами. Вам нужна собака, которая слушается вас, когда вы ей приказываете тянуть нарты на тонкий лед? Нет, вам нужна собака, которая опровергнет вас, если вы примете бессмысленное решение. При так называемом послушании они делают то, что вы хотите, ведь они как вы и хотят вам угодить, но это не послушание. Это сотрудничество. Но вы завели маламута. Вы, надеюсь, все это сами знаете.
— В последнее время я получила кое-какие качественные инструкции, — усмехнулась я. Она поняла, что я имею в виду Рауди.
— Я вас до смерти заговорила, — спохватилась Дженет. — Кофе хотите?
