Ждать ли добрых вестей? - Аткинсон Кейт (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
— Он заключенный категории А, — сказала Луиза. — Он в ведении МПЗА. За ним приглядывают, следят, чтоб был на виду.
— МПЗА?
— Межведомственная программа защиты общественности. Язык сломаешь.
— Ничего страшного, медики тоже любят аббревиатуры. И вы мне сообщили. Удивительно, — сказала Джоанна Траппер. — Я думала, столько времени прошло…
— Я боюсь, это еще не все. — Луиза Монро, поставщик дурных вестей, чернокрылый небесный герольд. — О его освобождении узнали журналисты, и они, я думаю, повода не упустят.
— «Кровожадный мясник выходит на свободу» — такого рода?
— Боюсь, именно такого рода, — сказала Луиза. — И конечно, их будет интересовать не только Декер — они захотят выяснить, что случилось с вами.
— Выжившая, — сказала Джоанна Траппер. — «Маленькая девочка пропала». Это была я в вечерних газетах. А в утренних — «Маленькая девочка нашлась».
— У вас все осталось? Вырезки, статьи?
Джоанна Траппер сухо хмыкнула:
— Мне было шесть. У меня ничего не осталось.
Вообще-то, это дело офицера по работе с семьями, но звонок переключили на Луизу, и она сообразила, что Джоанна Траппер живет за углом, через две-три улицы в неумолимом гетто для среднего класса, где нет муниципальных домов и пабов, где не бывает ночной жизни, да и днем жизни маловато, поскольку вокруг обитают одни престарелые и пенсионеры. После восьми вечера улицы вымирали, куда ни глянь — заплывшая жиром справедливость бытия. Добро пожаловать в сказку. Луизе смутно чудилось, будто она перешла на другую сторону, хотя прежде ни к какой стороне не примыкала.
— Возрадуйся своей удаче, — сказал Патрик; не дзэн, но послание из гадательного печенья.
— Я просто предупредить, — сказал по телефону человек из МПЗА. — Недавно выпустили одного заключенного, а он знал, что Декер выходит, и продал его историю в таблоиды за двадцать сребреников. Будет буря в стакане воды, но лучше сообщить ей заранее — мало ли, вдруг они ее найдут. Они будут искать, а ищут они получше нашего.
Луиза краем уха слышала о деле Мейсонов — без подробностей, в отличие от Карен, лишь очередное дело в картотечном ящике «мужики, нападающие на женщин и детей». Не то же самое, что мужики, нападающие на одиноких женщин, и не то же самое, что бывшие партнеры, которые прыгают с обрывов и балконов вместе с детьми, заводят выхлопные трубы в салоны машин, где заперты дети, что душат детей в постелях, бегают за детьми по дому с ножами, молотками и бельевыми веревками, и все ради того, чтобы дети, раз уж не достанутся им, не достались никому и уж точно не достались матерям.
Эти заявляются без приглашения на тематический утренник «Волшебный единорог» в честь дня рождения дочери и стреляют в голову теще, которая в кухне накладывает на тарелки желе и мороженое, а потом охотятся на свояченицу, как на оленя, и ей тоже стреляют в голову на глазах у десяти визжащих семилетних девочек, среди которых и их дочь. У Нидлера трое детей, Симона, Шарлотта и Камерон. Десять лет, семь и пять. Именинница Шарлотта получила от отца пистолетом по голове, когда попыталась заслонить собой тетю Дебби. («Шарли у нас смела малка девочка», — сказала Элисон.) Вероятно, Дебби все поняла, едва в кухне прогремел первый выстрел, — она загнала детей в оранжерею на задах и, когда Дэвид Нидлер наставил пистолет, попыталась заслонить детей собой, всех десятерых. До последней секунды кричала на него — орала, какой он паршивец. Тетя Дебби заслужила медаль.
Пока бывший муж сеял смерть в доме, полном девочек и женщин, Элисон сидела наверху с Камероном, которого тошнило в туалете от переизбытка сахара и восторга. В кухне лежала мертвая мать Элисон, в оранжерее лежала мертвая сестра Дебби, и ее десятилетняя дочь обтирала окровавленную мамину голову салфетками с Волшебным единорогом. Дэвид Нидлер потащил за собой Симону, и с ним сцепилась соседка, мать одной из девочек. Она-то думала, худшее, что ей сегодня предстоит, — пережить два часа с очумевшими семилетками, а в итоге пришлось бороться за жизнь: Дэвид Нидлер выстрелил ей в грудь. Она проиграла. Три жизни, три смерти, Дэвид Нидлер — Эндрю Декер, ничья.
Дэвид Нидлер сбежал, и малолетних трофеев ему не досталось. После первого выстрела Элисон схватила Камерона и спряталась с ним в гардеробе в спальне.
Эндрю Декер не трогал свою семью — он уничтожил чужую. Семью Говарда Мейсона. Вероятно, неадекватным одиночкам невыносимо видеть, что люди счастливо проживают жизнь, какой у них самих никогда не было. Мать и ее дети — вот она, связь, которая в сердце всего, так?
Прятаться или бежать? Луиза надеялась, что она-то не побежит, она будет бороться. Можно бороться, если ты одна, и бежать тоже можно. Если ты с детьми, нельзя ни того ни другого. Можно попытаться. Габриэлла Мейсон пыталась, все ладони, все руки у нее были изрезаны — она старалась отразить нож Эндрю Декера. Жизнью своей защищала потомство. Габриэлла Мейсон заслужила медаль.
Пустые игровые площадки, безлюдные пруды с утками — Луиза бывала там, бывала там с маленьким Арчи, внезапно видела нестойкую походку какого-нибудь психа, его бегающие глаза. Не смотри ему в лицо. Быстро шагай мимо, не привлекай внимания. Где-то, в какой-то стране Утопии, женщины ходили по земле и не боялись. Хорошо бы посмотреть на эту страну.
Все женщины заслужили медаль.
В бело-синем кувшине на приставном столике в гостиной Трапперов стояли цветы. Нет, не дешевые бездумные цветы из кенийской теплицы, а длинноногие и ветвистые растения из сада Трапперов.
— Зимняя жимолость и саркококка, — сказала Джоанна Траппер. — Прекрасно пахнут. Так приятно, когда зимой цветы.
Луиза сделала вид, будто ей интересно. Кажется, она генетически не способна вырастить что бы то ни было, — видимо, забота и воспитание отсутствуют в ее митохондриальной ДНК. Саманта с Патриком в их прежнем доме «вместе садоводили». А у Луизы и Патрика вместо садика газон, покрытый дерном и обсаженный редкими унылыми вечнозелеными и кустиками. Что за кустики, Луиза не знала и в саду побывала один раз, когда они с Патриком ради блага общественности соорудили барбекю в бабье лето, в последний момент зазвали на новоселье соседей — в том числе двух старших офицеров полиции, шерифа и писателя-детективщика. Эдинбург в лучшем виде.
Первая миссис де Уинтер, Саманта, умела выманивать живое из земли.
— Душистый горошек, помидоры, клумбы висячие — она обожала сад, — рассказывал Патрик.
Наверное, распознавала кустик со ста шагов. Хорошая Жена.
— Прелестно, — сказала Луиза Джоанне Траппер, вдыхая зимнюю жимолость.
И не покривила душой — правда ведь прелестно. Джоанна Траппер прелестна, и у нее прелестный дом, и младенец тоже прелестный. И все у нее в жизни просто прелестно. Если не считать того, что в детстве всю семью вырезали.
— Нельзя такое пережить, — сказала Луиза Патрику ночью в постели.
— Нельзя, но можно попытаться, — ответил тот.
— А тебя кто назначил гласом мудрости? — спросила она. Впрочем, про себя, ибо любовью хорошего человека не разбрасываются, это тебе не бумажка ненужная, и даже Луизе хватало соображения это понимать.
Джоанна Траппер сходила наверх и вернулась с фотографией, черно-белым снимком в простой рамке. Молча протянула Луизе. Женщина и трое детей — Габриэлла, Джессика, Джоанна, Джозеф. Художественная фотография («Отец снимал»), крупным планом, лица придвинулись друг к другу, Джессика застенчиво улыбается, Джоанна весело хохочет, младенец — он и есть младенец. Габриэлла была красавица, спору нет. Она не улыбалась.
— Не держу на виду, — сказала Джоанна Траппер. — Не могу видеть их каждый день. Смотрю иногда. Потом опять прячу.
После убийств Говард Мейсон женился несколько раз. Каково-то жилось его супругам с такой предшественницей? Первая жена, Габриэлла, — красивая, талантливая, мать троих детей, да еще убита, — кто в силах с ней тягаться? Вторая жена Мартина покончила с собой, с третьей — китаянкой (которую так и называли) — Говард Мейсон развелся, с четвертой приключилось нечто ужасное — с лестницы упала или сгорела, Луиза уже не помнила. Где-то еще была пятая, латиноамериканка, — она пережила мужа. Пожалуй, в этой истории нашлось бы место и обезглавливанию. Следовало хорошенько подумать, прежде чем сказать «согласна» Говарду Мейсону. На ум пришла «Моя последняя герцогиня» — стихотворение Браунинга. [74] Брр — мороз по коже.
