Смертоносная чаша [Все дурное ночи] - Сазанович Елена Ивановна (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
И я вежливо поклонился.
– Может быть, Юрий Петрович, вы позволите мне выйти в коридор на минутку? Для перекура, поскольку у вас не положено. А вы пока продумайте вопросы, которые хотели бы задать и на которые я бы имел честь ответить.
– А я, Никита Андреевич, честно говоря, думал, что вы за ночь успели продумать свой монолог. Конечно, я не предполагал, что вы были заняты упрятыванием миллиона долларов, украденных у несчастной старушки процентщицы.
– Я и не подозревал, Юрий Петрович, что явился к вам с повинной.
– Ну что вы! – Он замахал пухлыми руками, которые и пистолета-то, наверно, ни разу не держали. – Что вы, любезный! Вас никто и не смеет подозревать в убийстве. Но за бессонную ночку… А она наверняка была у вас бессонной, вы ведь человек не железный. Вот артист железный! Ха-ха! – Он остался доволен своим глупым каламбуром. – Да, так я отвлекся. За свою бессонную ночку, думаю, вы уже пришли к выводу, что преступление мог совершить только один человек…
Черт побери! Он уже сделал выводы! Нет, я этого не допущу! Я не выдержал и, вскочив с места, кинулся к его лакированному письменному столу, на котором – страничка к страничке – стопкой лежали бумажечки. И я заорал:
– Вы не посмеете! Слышите! Не посмеете! Потому что она не убивала! У вас нет доказательств! Вы… Вы…
Он не шелохнулся и, продолжая улыбаться, вглядывался в мое перекошенное от злости лицо и терпеливо выжидал, когда мой бурный темперамент слегка утихнет.
Я перевел дух. И с грохотом уселся на стул. Черт побери! Какой я идиот!
– Она? – наконец вкрадчивым голоском спросил Порфирий, мягко и мило улыбаясь. И мне на миг показалось, что передо мной – Оксана. – Разве я сказал, что это она? Я всего лишь заметил, что преступление мог совершить только один человек. А существительное «человек», если вы знакомы с морфологией, подразумевает личность как женского, так и мужского пола. Из вашего же пылкого монолога я понял, что вы пришли к верному выводу. Это действительно была женщина. Вам назвать ее имя?
Бог мой! Я обхватил голову руками и покачнулся на стуле. Ну, почему я так и не научился сдерживаться? Уже седина на висках, а ума так и не прибавилось. Я не имел права сразу же заподозрить Васю. Не имел. Но бессонная ночь, проведенная за разговорами с Оксаной, за выяснением мелких и существенных деталей преступления, так или иначе привела меня к этому выводу. Но ведь Оксана запросто могла ошибиться. Почему я так слепо поддался ее логическим объяснениям? Разве я не мог предположить, что к этим выводам она пришла из-за обычной женской ревности? Ведь она меня любит и ей больно и трудно смириться с мыслью, что я предпочел другую. Менее мудрую, менее правильную, менее прозорливую, к тому же вовсе и не красавицу с роковым взглядом. Я предпочел обычную девчонку, веселую, пылкую, бестолковую, так похожую на меня самого.
Возможно, Оксана и не хотела, чтобы подозрение так очевидно падало на Васю, но ее сердце в этом случае оказалось гораздо сильнее ума. И хотя именно ее логический ум выстроил такую правильную цепочку из доказательств против Василисы, в основе лежали ее чувства, переживания, любовь. А я, как мальчишка, поддался на эту провокацию и тут же, в чистеньком кабинетике Юрия Петровича, высказал не свои мысли, не свои подозрения, а мысли и подозрения жены. Мог ли я объяснить это следователю? Да и зачем? В любом случае, я назвал человека, которого хорошо знал и, значит, имел основания заподозрить. Прости меня, Вася. Я постараюсь искупить свою вину.
Я поднял тяжелый взгляд на Юрия-Порфирия Петровича. Я уже не знал, как себя вести, но это было не важно: неприязнь к следователю я решил похоронить пока в себе. И поэтому тихо, но твердо сказал:
– Я не буду играть с вами в прятки, Юрий Петрович, но, прошу вас, поверьте: это сделала не она. Я хорошо знаю эту девушку. Поверьте мне на слово, это не она.
Глупец! Чего я ожидал? Что этот смазливый следователь сейчас разрыдается? Дружески похлопает меня по плечу и скажет: «Я вам верю на слово, Задоров». Нет, я же не на сцене театра. Я в здании прокуратуры. И мне следует помнить об этом.
Об этом мне не замедлил напомнить и следователь. Он усмехнулся. Его глазки-бусинки радостно заблестели. Он был бесконечно счастлив, что победил. Что теперь сидит перед ним не нахальный, зарвавшийся артист, а несчастный, растерянный человек, любым путем пытающийся защитить свою подружку. Такая картинка была не в новинку для этого кабинета. И она явно устраивала Юрия Петровича.
– М-да, Задоров, – протянул он, – думаю, вы наконец поняли истинную серьезность положения.
– Нет. – Я отрицательно покачал головой. – Вы не можете утверждать, что это она. И я вам сейчас постараюсь это доказать.
И я спокойным, ровным тоном рассказал следователю все, что случилось в тот вечер в «КОСА», понимая, что это необходимо. Я не забыл и про то, что именно Вася вызвалась налить воды в чашку и наливала она ее из графина. И именно она несла чашку на сцену. Я помнил про разговор с Оксаной. И уже знал, что правда в этом случае может спасти: факты против Васи могут обернуться в ее пользу именно благодаря правде.
Но правда правде рознь. Поэтому более подробно, но менее правдоподобно я описал момент перед выходом на сцену, когда мы с девушкой задержались. В этой важной части рассказа я был предельно осторожен и решил несколько перетасовать карты. В конце концов, эта маленькая ложь была необходима. К тому же в данный момент я не присягал на Библии и вполне мог что-то призабыть. Или упустить. Я поведал, что перед выходом на сцену резко оглянулся. Не знаю, какой порыв чувств овладел тогда мною, скорее всего – ревность, что Вася играет в паре с другим. Но я словно для того, чтобы она не забывала, кто истинный Ромео в ее жизни, бросился к девушке и со всей своей страстью поцеловал.
Далее я акцентировал внимание Юрия Петровича на том, что Вася успела поставить чашку позади себя, что поцелуй длился довольно долго, что за кулисами было достаточно темно, следовательно, в эти минуты кто угодно мог подсыпать яд в посуду, а мы бы даже этого не заметили, потому что были увлечены совсем другим. Конечно, в знак полного доказательства можно было приплести Вано в свидетели, но я про него пока решил умолчать. Подставлять друга – не в моих правилах. Я подумал, что вполне достаточно и моего свидетельства, об остальном Вано, если захочет, расскажет сам.
Юрий Петрович выдержал паузу после моего четкого, якобы беспристрастного повествования. Он сверлил меня своими бусинками, словно проверял на прочность, словно ожидая, что я как-нибудь проговорюсь. Но на сей раз меня было не провести. И я, окончательно взяв себя в руки, смотрел ему прямо в глаза своими честными глазами. И тоже молчал.
– Так-так, – первым нарушил тишину следователь, явно смирившись, что на сей раз его номер не пройдет. – Все верно. Только вот, мне кажется, вы забыли про одну маленькую детальку.
Я внутренне напрягся, но постарался не выдать своего волнения.
– Может, все-таки вспомните? А, Задоров? Вы так много всего припомнили. Неужели могли упустить такое?
Я неопределенно пожал плечами.
– Вполне возможно, что я упустил что-то. Моя память – не автомат. Я и это-то вспомнил с трудом. И вообще в тот момент я думать не думал, что кого-то могут убить, поэтому вполне мог чего-то и не заметить. Разве не так? И потом…
– Да, я вас слушаю. – Стеблов изобразил на своем лице абсолютное внимание и даже чуть подался ко мне своим круглым телом.
– И потом, в традициях нашего клуба нужно пропустить один-другой бокальчик хорошего винца. А, как вам известно, алкоголь не обостряет памяти. Даже наоборот…
– Мне это не известно, поскольку я совсем не пью. Но вам верю на слово. У вас богатый опыт. И все же… Насколько я понял, вы защищаете свою девушку. Тогда тем более странно, что вы не вспомнили, что в тот момент, так достоверно вами изложенный… – «Достоверно» он произнес с явной иронией. – Вы забыли про вашего товарища Вано, так, кажется, его называют?
