Даже ведьмы умеют плакать - Литвиновы Анна и Сергей (читать книги онлайн регистрации .TXT) 📗
– Только что… только что… еле прощупывала… одни перебои! И давление было двести тридцать!
Фельдшерица посмотрела на нее с сомнением:
– Двести тридцать?
– Ну да. И нитроглицерин не помог, и комочек она сглатывала, будто задыхалась…
– Давай, бабуля, выкладывай, – фамильярно потребовал врач. – Что, на тот свет собралась?
Лиза далеко не первый раз имела дело со «Скорой», но всегда возмущалась врачебной грубостью. Ветеринар с Пиратом разговаривал вежливей, чем «скорпомощные» врачи с пациентами. А бабушка ее наставляла: «Не обращай внимания. Работа у них такая, нервная. Пусть говорят, что хотят. Главное, чтоб помогли».
Но Лиза не могла позволить, чтобы с ее бабушкой разговаривали в таком тоне. Она отлучилась к шкатулке и вынула десять долларов – очередную «неприкосновенную заначку». Молча протянула деньги врачу. Тот купюру принял, сразу оживился, приказал фельдшерице:
– Пойди, кардиограф принеси.
И сразу стал обращаться к бабушке на «вы». Долго расспрашивал ее – та уже могла говорить, хоть голосок и был еще слабенький. Потом слушал сердце, смотрел в зрачки, делал и изучал кардиограмму… И наконец вынес вердикт:
– Ничего не понимаю. Двести тридцать, говорите, было? И аритмия? И комок она сглатывала? С трудом, честно говоря, верится… Все в порядке с вашей бабушкой.
Он подозрительно посмотрел на Лизу. Не дай она ему десятку – уже бы набросился, что «Скорую» по пустякам отвлекает.
– Слава богу! – искренне выдохнула Лиза.
– Вы уверены, что у вас тонометр исправен? – спросил доктор Лизу.
– Конечно, исправен! – воскликнула девушка. – И она… – Лиза не смогла произнести слово «умирала». – Ей правда было очень плохо!
– В какой-то момент я почувствовала… – тихо сказала бабушка и вдруг запнулась.
Фельдшерица уже топталась на пороге, нетерпеливо поглядывая на часы. Но доктор, честно отрабатывающий десятку в свободно конвертируемой валюте, переспросил:
– Ну, говорите.
– Я вдруг потеряла сознание. А потом увидела… себя. Как я лежу на кровати. И Лизу увидела, она сидела рядом. А я вроде бы где-то сверху, смотрю на них… на себя и на нее… и не могу ничего ни сказать, ни сделать. Наверное, в этот момент у меня сердце остановилось?
Фельдшерица дернула плечом и что-то буркнула. Лизе послышалось: «Маразм!» А доктор успокаивающе погладил старушку по руке и сказал снисходительно:
– Нет, бабушка, сердце у вас не останавливалось. С чего бы? Двадцать лет еще проживете. Это вы вдруг заснули, и вам сон такой приснился.
Бабушка не стала спорить:
– Ну, может, и правда заснула…
И вдруг подмигнула Лизе – озорно, молодо, весело. В ее глазах плясали такие искорки, что внучка вдруг поверила: а ведь они с бабушкой и впрямь еще поедут вместе в Европу! И снимут в оперном театре самую лучшую ложу, и будут очаровывать иностранцев: Ли-за – красотой, а бабушка – мудростью и благородной статью…
ЛИЗА. «ЛЮБОВНЫЙ СЕЗОН»
Лиза была так счастлива, что любимая бабуля выкарабкалась, что весь вечер носилась вокруг нее, как Пират – вокруг плошки с кормом. И чай заваривала, и ноги бабушке пледом укутывала, и конфетки ей разворачивала. Старушка на нее даже цыкнула, строго, как в школе: «Ну, что ты ластишься? Натворила небось чего-то?»
– Нет, бабулечка, ничего не творила. Просто радуюсь, что с тобой все хорошо, – улыбнулась Лиза.
– А я по глазам вижу: ты мне что-то рассказать хочешь, – не отставала проницательная старушка.
М-да, от бабули так просто не отвяжешься. Что ж, расскажем. Но – с купюрами. На сегодняшней вечер бабуле назначается щадящий режим.
– У нас начальник сегодня заболел. Увезли в больницу с подозрением на инсульт, – скупо отчиталась Лиза.
– Ряхин, что ли, ваш? – уточнила старушка.
– Ну да.
Лиза ждала, что бабуля сейчас начнет охать. Или как минимум – расспрашивать о симптомах. Но она отреагировала неожиданно:
– И поделом ему.
– Что ты такое говоришь, бабуля?! – Лиза аж отпрянула.
А бабушка с достоинством ответила:
– Нехороший человек ваш Ряхин. И болезнь ему бог в наказание послал…
– Ну, ты, ба, даешь! – Лиза еле справилась со своим ступором. – Не по-христиански рассуждаешь, право слово!
И тут бабуля отрезала:
– А у меня, Лизонька… как бы это сказать… выборочное христианство. За добро – и правда нужно платить добром. А за зло – извините, злом. Вот хочешь, я тебе такой случай расскажу…
И бабушка повела неспешный рассказ: как однажды пришел к ней пациент с экземой на ладонях. Болезнь вроде несложная, только никакое лечение не помогало: ни мази, ни таблетки, ни диеты. А потом выяснилось, что пациент этот – нечист на руку и не раз судим за воровство. «И ты знаешь, Лизочка, что интересно? Я ведь никак не могла понять, почему у него сыпь на правой руке проступает больше, чем на левой. И только потом догадалась: ворует-то он правой рукой, верно? Потому она и пострадала больше…»
В общем, болтали до часа ночи, и, конечно, наутро Лиза снова проспала. Опять не позавтракала, брючки гладила «вполвзмаха», красилась на ходу. Одна радость: нет Ряхина, и к девяти можно не спешить. И на такси от «Выхина» до офиса не тратиться…
Лиза терпеливо стояла на остановке, ждала автобуса и прислушивалась к импровизированному митингу, который устроили пенсионеры.
Старики, как всегда, возмущались тем, что «транспорт нынче ходит как хочет». Какая-то бабка истошно вопила:
– Надо в мэрию писать! И в правительство! Безобразие! Каждый день этот автобус час ждем!
«Делает вид, что злится, а физия-то – довольна-ая», – отметила Лиза.
Она давно заметила, что на остановке «их» автобуса образовался своего рода пенсионерский клуб. С раннего утра окрестные деды и бабки съезжались на продуктовый рынок, раскинувшийся у метро «Выхино». По дешевке скупали бананы с гнильцой и кур с тухлецой. А потом – как раз в то время, когда Лиза ехала на работу, – с удовольствием болтались на остановке, демонстрировали друг другу покупки и вдохновенно ворчали на азербайджанцев, «подмявших под себя всю торговлю».
«Так что им большой интервал даже на руку. Ес-ли б автобус ходил часто – когда бы они трепались? И где?» – подумала Лизхен.
Обычно она с интересом прислушивалась к дискуссиям на автобусной остановке, но сегодня безобидные пенсионеры ее раздражали. Орут, словно грачи прилетели, и всю остановочную скамейку своими авоськами заставили – а хорошо бы сейчас посидеть, по-дремать, пока автобуса нет…
Эту ночь Лизхен спала очень плохо. Не помогли ни бабушка с вечерней сказкой, ни Пират – хотя кот и добросовестно урчал у нее под боком. Раз двадцать, наверное, проваливалась в сон – и через минуту в ужасе просыпалась. То перед глазами всплывало лицо Ряхи: одутловатое, с кровожадными глазками и почему-то с фингалом. Или виделась давешняя кондукторша – ее пальцы с облупившимся лаком тянулись схватить Лизино горло. А то казалось, что спит она в пустой квартире, а бабушка с Пиратом куда-то исчезли – далеко, навсегда… В общем, ерунда какая-то, а не спанье. А сегодня с утра – голова тяжелющая. Так и хочется рявкнуть на митингующих пенсионеров, поскидывать с лавочки их авоськи, усесться и блаженно закрыть глаза. Хорошо хоть, Ряхе сейчас явно не до контроля посещаемости. Лежит небось в больничной, неудобной кроватке и с трепетом утреннего обхода ждет.
…Впрочем, свои полномочия по ворчне и придиркам Ряха с успехом делегировал гидре Дроздовой. Лиза едва в офис вошла, как та прошипела:
– Ты, Кузьмина, в курсе, сколько времени?
Ссориться с ряхинской протеже не хотелось, и Лиза вежливо ответила:
– Да, Антонина Кирилловна, в курсе. Девять часов семнадцать минут. Я приношу вам свои извинения.
Мишка Берг, изумленный Лизиной кротостью, аж присвистнул.
– Так вот, Кузьмина, – Дроздова триумфально провозгласила, – чтобы этого больше не повторялось! – И милостиво разрешила: – Можете приступить к работе.
Берг не удержался, фыркнул – и Антонина тут же оборотилась в его сторону:
