А я леплю горбатого - Алешина Светлана (книги хорошего качества .TXT) 📗
Честно говоря, я и сама часто не понимаю, как некоторым людям удается все время пребывать в таком безупречном состоянии, как будто они только что вышли из салона красоты. Лично я, при всем желании, просто не могу иной раз удержать марку и предстаю перед сотрудниками без макияжа или в измятых брюках. Конечно, такое случается не часто — только после выполнения какого-то ответственного задания, когда просто не успеваешь переодеться. Хотя я предполагала, что, в отличие от нас, простых смертных, даже после гонки с препятствиями Сосновский будет выглядеть как голливудская звезда.
Словом, чисто по-женски я могла понять Маринку, воспылавшую страстью к этому мужчине. Впрочем, на подобные размышления я много времени тратить не могла — человек пришел в редакцию по делу, поэтому пришлось немедленно взять себя в руки и начать разговор.
— Ярослав Всеволодович, вы как-то говорили, что Владимирцев в вашем присутствии жаловался на сердце, — напомнила я. — Могли бы вы вспомнить поточнее, как часто и когда именно это было?
— Практически постоянно, — не задумываясь ответил Сосновский, тряхнув головой. — Понимаете, я нередко замечал, что Геннадий Георгиевич сосал валидол, пил валокордин. По-моему, у него даже пузырек корвалола на работе стоял.
Я сумела сохранить невозмутимое выражение лица, но про себя подумала: «Видимо, Владимирцев очень любил жену, если так умело скрывал от нее состояние своего здоровья». Поговорив на общие темы, Кряжимский осторожно спросил:
— Скажите, а были ли у вашего шефа недоброжелатели? Ну, может быть, кто-то его недолюбливал… Очень часто мы сами не замечаем скрытой угрозы, а близкие люди обращают внимание на любой косой взгляд, — пояснил Сергей Иванович.
— Н-не знаю, — замялся секретарь, ерзая на кресле. — Вроде бы не было, но ручаться не буду. Наши контакты с ним были только деловыми: каждый занимался своими обязанностями. По-моему, Геннадий Георгиевич был доволен моей работой, так что никаких конфликтов на этот счет у нас не было. — Ярослав внезапно вспомнил, что брюки от неудобной позы могут некрасиво помяться, и, привстав, расправил складки.
Я улыбнулась: невооруженным глазом было видно, что Сосновский нервничает и чего-то боится. Впрочем, его слова сейчас ни в чем не противоречили его ранним показаниям. «Значит, милиция трясла», — догадалась я. К моему великому сожалению, большинство следователей совершенно не имеют навыков работы с людьми и, сохраняя служебную тайну, все-таки умудряются посеять зерно сомнения в душу подозреваемого. Судя по всему, Данильченко был как раз из их числа — прямо он, наверное, ничего не сказал секретарю покойного, но зато заставил его дергаться и искать оправдания своим поступкам.
Мы заранее договорились, что, кроме следственных органов, Инги Владимирцевой, Елены Кавериной и нас, журналистов газеты «Свидетель», пока никто не будет знать о неестественной причине смерти известного депутата. Как видно, Данильченко со своей ролью не очень-то справился, поэтому расхлебывать результаты его допросов приходилось сейчас нам.
Мы с Кряжимским давно поняли: чем меньше подробностей знают третьи лица, тем проще найти настоящих виновников и вычислить истинную картину любого преступления. Похоже, Ярослав ничего толком не знал, наверное, поэтому и нервничал. «Действительно, любой обыватель на его месте тоже задергался бы, если бы даже никакой своей вины не чувствовал», — решила я, в душе сочувствуя незадачливому секретарю.
— В последнее время у Владимирцева обострились отношения с Журавлевым, — немного погодя вспомнил Сосновский. — Не знаю, уж с чего все началось, — Геннадий Георгиевич мне ничего толком не объяснил, когда я у него спрашивал, но на глазах чуть ли не целой толпы народу они с Андреем Николаевичем едва не подрались.
Мы с Кряжимским изобразили на лицах искреннее удивление и попросили рассказать об этом инциденте поподробнее, однако, кроме только что сказанного, Ярослав ничего не добавил, — видимо, Владимирцев действительно не посвящал секретаря в свои личные дела. «Раз уж сегодняшний день у всех ассоциируется с „кровавым воскресеньем“, надо вернуться к недавним событиям», — без зазрения совести подумала я и начала новую атаку на Ярослава:
— Нам просто необходимо знать обо всех делах, запланированных депутатом Владимирцевым на рождественские каникулы. Личных и общественных, — уточнила я для большей ясности.
— У меня все записано, вот, можете проверить. — Изящным жестом Сосновский вытащил из кармана блокнот в кожаном переплете и протянул мне. — Я на свою память не жалуюсь, но так надежнее. Определенно могу сказать, что Геннадий Георгиевич звонил родственникам жены в Романовку, поздравлял их с праздниками. Все последующие дни мы встречались в рабочем офисе на улице Чернышевского и вместе разрабатывали новый проект распределения средств между округами — вы же знаете, он претендовал на место куратора.
— Когда проект надо было представить депутатам? — поинтересовался Кряжимский.
— Сразу же после каникул. Потому мы и засиживались в офисе до позднего вечера. Проект распределения финансов депутаты должны принять буквально в первые же рабочие дни Думы — от его целесообразности и будет зависеть, кто займет новое кресло, — обстоятельно и спокойно объяснил Ярослав, смахнув видимую ему одному пылинку с рукава.
— Ярослав Всеволодович, — переглянулись мы с Сергеем Ивановичем, — может быть, у всей этой истории есть политическая подоплека? Ну, например, какой-то звонок от коллег, который до такой степени мог расстроить Владимирцева, что у того случился сердечный приступ?
— Пытаетесь связать его смерть с работой? — задумался Сосновский, изобразив на своем красивом лице задумчивость. — Вряд ли. Конечно, вокруг этого места разгоралась конкуренция, претендентов было много, но все-таки не думаю, что все могло зайти настолько далеко, — скептически рассуждал Ярослав. — Впрочем, человеку с больным сердцем надо немного…
Я вздохнула и посетовала на то, что иногда для написания даже не сенсационной, а просто интересной статьи порой требуется найти и осмыслить массу материала, встретиться со многими людьми.
— Впрочем, в этом и заключается главная задача нас как журналистов, — улыбнулась я. — Спасибо за помощь, Ярослав Всеволодович.
— Ольга Юрьевна, вы ему верите? — спокойно спросил Кряжимский, когда дверь за нашим гостем закрылась.
— Вроде бы да, — ответила я, задумавшись на секунду. — По-моему, его слова ни в чем не противоречат фактам, о которых мы с вами узнали. Кроме того, и сам Ярослав, и Инга Львовна утверждают, что секретарь никогда не бывал в квартире шефа, так что вряд ли имел возможность подсоединить электрические провода к крану. Впрочем, дождемся Марину, — возможно, ее сведения добавят ясности в эту историю.
Глава 6
«Надо как-то оградить Журавлева от нападок Данильченко», — почему-то подумала я сразу после того, как уже поздним вечером Маринка привезла хорошие вести с лыжной базы. Ярослав Сосновский действительно был зарегистрирован там шестого января и уехал только седьмого около десяти утра, но очень поспешно, отменив лыжную прогулку, на которую собирался вместе с другими отдыхающими.
В общем-то мы все даже обрадовались тому, что алиби секретаря подтвердилось. Виктор долго скептически смотрел на Маринку, пока я расспрашивала ее о предпринятых действиях, и, похоже, остался доволен: секретарша привезла письменные свидетельства консьержа и администратора гостиницы, показания нескольких постояльцев. Так что придраться было не к чему, хоть Виктор очень старался и на этот раз, желая показать свое истинное отношение к секретарю Владимирцева.
«Интересно, почему наш фотограф так невзлюбил его? — ломала я голову, уже вернувшись домой. — К другим Маринкиным ухажерам он относился вполне спокойно…» Но долго мучиться над этой проблемой у меня попросту не было времени — перед новым рабочим днем не мешало хорошо выспаться. Поэтому, несмотря на протесты сердца, жаждущего получения новых эмоций от продолжения мелодрамы, в одиннадцать я отключила телевизор и зарылась головой в любимую подушку.
