Скульпторша - Уолтерс Майнет (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— И вы ей рассказывали?
— О своих родителях? — Джеральдина хихикнула. — Разумеется, но не правду. Я сама ничего не знала. Но когда она спрашивала, я постоянно отвечала так: «Да, конечно, этой ночью они занимались любовью». Я говорила так лишь для того, чтобы она быстрее от меня отвязалась. И все остальные поступали с ней так же. Потом это стало чем-то наподобие дурацкой игры.
— А почему она задавала такие вопросы?
Джеральдина снова неопределенно пожала плечами.
— Я всегда считала, что у нее голова забита грязными мыслями. У нас здесь в деревне есть такая же женщина. Первое, что она просит при встрече, так это рассказать ей все последние сплетни. Вот тогда у нее загораются глаза. Ненавижу таких. Разумеется, никто ей ничего не рассказывает. Она просто отталкивает от себя всех соседей.
Роз на секунду задумалась.
— А у самой Олив родители целовались?
— Конечно же, нет!
— Вы так в этом уверены?
— Разумеется. Они ненавидели друг друга. Моя мама всегда говорила, что они не расходятся только потому, что он слишком ленив, чтобы уйти самому, а она преследует свои корыстные цели и не хочет уходить.
— И Олив искала какое-то утешение?
— Не понимаю.
— Когда спрашивала вас о ваших родителях, — равнодушно пояснила Роз. — Очевидно, она искала утешение. Несчастная девочка пыталась выяснить, может быть, ее родные были не единственными, кто не ладит друг с другом.
— Вот оно что! — удивилась Джеральдина. — Вы так считаете? — Она скривилась. — Вряд ли. По-моему, вы ошибаетесь. Ей хотелось узнать пикантные подробности из половой жизни. Я уже говорила вам, какие завистливые глаза были у нее.
Роз пропустила это замечание мимо ушей.
— Она любила врать?
— Да. И это тоже было ее отличительной чертой. — Было видно, что женщине удалось что-то припомнить. — Она постоянно что-то придумывала. Как странно, что я забыла об этом. Дело кончилось тем, что ей вообще перестали верить.
— О чем же она врала?
— Обо всем.
— Например? О себе? О других? О своих родителях?
— Обо всем, — повторила хозяйка дома и, заметив нетерпение на лице Роз, уточнила: — Милая моя, это нелегко объяснить. Она сочиняла разные сказки. Она не могла и рта раскрыть, чтобы что-то при этом не сочинить. Дайте мне подумать. Ну, например, она часто говорила о своих ухажерах, которых в действительности не существовало. Рассказывала о том, что они всей семьей уезжали на каникулы отдохнуть во Францию, а потом выяснилось, что они все лето проторчали дома. Она не раз хвасталась своей собакой, хотя все прекрасно знали, что никакой собаки у нее не было и нет. — Джеральдина задумалась, а потом поморщилась. — И она постоянно поступала нечестно по отношению к своим одноклассницам. Это было очень неприятно. Она могла вынуть тетрадку из чужого ранца, списать домашнее задание и, таким образом, украсть чужие мысли.
— Тем не менее, она преуспевала и имела неплохие оценки, да?
— Это верно, училась она хорошо, но оценки — совсем не то, о чем надо кричать на каждом углу. — Эти слова были произнесены с какой-то едва уловимой злобой. — И все равно, раз уж она была такая способная, то почему не сумела подыскать себе хорошее место? Моя мать даже говорила, что ей неприятно ходить в «Петит», когда там работает Олив.
Роз отвернулась от бесцветного лица хозяйки, чтобы полюбоваться прекрасным видом из окна. Некоторое время женщины молчали. Роз выжидала, когда внутри нее здравый смысл победит возмущение и желание возразить. «В конце концов, — рассуждала она, — каждый может ошибаться. И все же.» И все же ей становилось ясно, что Олив ощущала себя несчастным и никому не нужным ребенком. Она попробовала улыбнуться.
— Олив, по всей вероятности, считала вас самым близким человеком после сестры. Почему, как вы думаете?
— Боже мой, да я понятия не имею! Моя мать говорила, что это все оттого, будто я чем-то похожа на Эмбер. Сама я так не считала, но когда нас троих видели посторонние люди, то все почему-то считали, что Эмбер — моя сестра, а не Олив. — Она о чем-то задумалась. — Возможно, мать была права. Да и Олив перестала за мной ходить по пятам как раз после того, как в школу поступила Эмбер.
— Наверное, это стало большим облегчением. — В голосе журналистки прозвучала ирония, но, к счастью, Джеральдина даже не заметила этого.
— Наверное, да. За исключением одного, — печально добавила она, немного подумав, — Олив никогда не дразнили, если рядом находилась я.
Роз некоторое время молча разглядывала свою собеседницу.
— Сестра Бриджит говорила мне, что Олив была предана Эмбер.
— Это так. Но Эмбер любили буквально все.
— Почему?
Джеральдина только пожала плечами.
— Это была очень милая девочка.
Роз неожиданно рассмеялась.
— Если говорить честно, мне уже хочется задуматься насчет Эмбер. Что-то здесь не так. Уж слишком она получается хорошей. Так не бывает. Что же в ней было такого особенного?
— Ну. — Хозяйка дома нахмурилась, пытаясь что-то припомнить. — Мама говорила, это все оттого, что Эмбер была безотказна. Люди пользовались ее добротой, но она никогда и не возражала. При этом она, разумеется, всегда улыбалась.
Роз нарисовала на листке своего херувима и вспомнила о нежелательной беременности Эмбер.
— Как же ею могли пользоваться?
— Все дело в том, что Эмбер нравилось угождать людям и вообще делать им приятное. Конечно, в мелочах. Например, одолжить карандаш или выполнить какое-нибудь поручение для монахини. Мне однажды понадобилась спортивная форма на урок физкультуры, и я взяла ее у Эмбер. Вот такие услуги она с удовольствием оказывала.
— И никто ее даже не спрашивал, можно ли воспользоваться ее вещами? — внезапно поинтересовалась Роз.
Как ни странно, Джеральдина тут же вспыхнула.
— Да этого и не нужно было делать, по крайней мере, когда речь шла об Эмбер. Она никогда не возражала. В таких случаях рассердиться могла только Олив. Помню, что она чуть не озверела из-за той спортивной формы. — Женщина посмотрела на часы. — Мне нужно идти, иначе я опоздаю. — Она поднялась с кресла. — Боюсь, что ничем не смогла вам помочь.
— Как раз наоборот, — улыбнулась Роз, вставая со стула. — Вы мне здорово помогли. Огромное вам спасибо.
Они направились в вестибюль.
— Вам никогда не казалось странным, — спросила Роз, когда Джеральдина уже открывала ей входную дверь, — что Олив убила свою сестру?
— Конечно. Я была просто потрясена.
— Потрясена так, что даже не стала думать, почему все это произошло? Да и она ли совершила эти убийства? Ведь, судя по тому, что вы мне рассказали о взаимоотношениях сестер, она не должна была этого делать.
Огромные серые глаза подернулись дымкой неопределенности.
— Как странно. Именно эти же слова часто повторяла моя мать. Но если она этого не совершала, то зачем призналась в убийствах?
— Не знаю. Может быть, потому, что у нее вошло в привычку защищать других людей. — Она дружелюбно улыбнулась. — Как вы считаете, ваша мать смогла бы со мной побеседовать?
— Боже мой! Нет, я так не думаю. Она не выносит тех, кто просто знает о том, что мы с Олив ходили в одну школу.
— Но вы можете спросить ее? А если она согласится, перезвоните мне вот по этому номеру на карточке.
Но Джеральдина отчаянно замотала головой.
— Я не хочу тратить время понапрасну. Она обязательно откажется.
— Что ж, по крайней мере, вы мне честно ответили. — Она вышла из дома на дорожку из гравия. — Какой у вас чудесный особняк! — искренне повторила она, разглядывая ломонос, растущий над верандой. — А где вы жили раньше?
Джеральдина театрально поморщилась.
— В стандартной коробке в пригороде Долингтона. Раз рассмеялась.
— Значит, переезд сюда явился для вас чем-то вроде культурного потрясения. — Она открыла дверцу автомобиля. — А вы когда-нибудь навещаете Долингтон?
— Конечно. Мои родители до сих пор там живут. Раз в неделю я обязательно приезжаю к ним.