Повелитель разбитых сердец - Арсеньева Елена (серия книг TXT) 📗
18 июля 200… года, Париж. Валентина Макарова
– Слушай, а мы с тобой смогли бы родить ребенка? – напористо спрашивает он и стискивает мою руку в своем очень даже немаленьком кулаке.
«Да сколько угодно! – чуть не срывается у меня с языка. – Мы каждый день рожаем как минимум троих!»
Вовремя спохватываюсь. Еще мгновение – и мой новый знакомый наверняка рухнул бы в обморок в этом миленьком бистро на бульваре Итальянцев. Я-то восприняла его слова совершенно профессионально, у нас это самое расхожее выражение, мы на пятиминутках только так и выражаемся, а он имел в виду совершенно другое!
Впрочем, и я немало озадачена тем, как ретиво мой новый друг берет быка за рога. Мы практически незнакомы, он еще даже не представился. В принципе, мне известно, что его зовут Бенедикт Нанкет, а он знает, что мое имя Валентина. Это нам заранее, еще перед встречей, сообщила Николь – «сватья баба Бабариха», которая немедленно взяла меня в оборот, как только увидела в аэропорту.
Принимает меня в Париже не Лера, а Николь Брюн-Понизовская. Лера с мужем срочно улетели куда-то в Марокко, где погиб в аварии кузен мужа. Она пыталась предупредить меня, но не дозвонилась – я уже летела из Нижнего, поэтому Николь, которая должна была просто встретиться со мной в своем агентстве и свести с «женихами», ждала меня в аэропорту. А потом она привезла меня к себе домой, вернее, в квартиру своих родителей, которые каждое лето где-то путешествуют. Нет их и на сей раз. Муж Николь задержался по делам в Москве (у него тоже огромное брачное агентство), так что в миленькой квартирке на улице Друо нас трое, включая Шанталь.
Нижегородский крокодил пришелся весьма кстати, Шанталь, классная девятимесячная деваха с четырьмя зубами, светлыми волосенками и очень серьезными серыми глазами, влюбилась в него с первого взгляда и нянчится с ним так же, как нянчилась моя Лелька. Если Шанталь не обегает квартиру на четвереньках (со страшной скоростью, громко стуча по полу голыми «мозолистыми» коленками), не спит в обнимку с розовой плюшевой кошкой, подарком Леры (кошка совершенно совковая, их у нас в Нижнем делают, но трудно представить игрушку уютней), если не ест, увлеченно приговаривая «дабн-дабн» (не знаю, что сие означает, это не русский и не французский, а какой-то ее собственный язык), то, значит, возится с крокодилом.
Честно признаюсь: я не показала малявке кнопочку, которая зажигает крокодильские глаза и заставляет петь «Ламбаду», – еще свежи воспоминания, от которых меня дрожь бьет. Думаю, больше никогда в жизни я не смогу спокойно слышать эту мелодию. Вообще я никак не могу окончательно прийти в себя и порою ловлю на себе удивленный взгляд Николь. Наверное, я кажусь ей девушкой со странностями. Однако она неизменно мила, приветлива, терпелива со мной и полна решимости «устроить мое счастье». Честное слово, это ее собственные слова!
Николь предприняла уже две попытки «устроить мое счастье» – и обе окончились ничем.
Первым соискателем приза по имени Валентина Макарова оказался молодой человек с внешностью киногероя-любовника и обворожительными манерами. Звали его, вообразите, Ален. Ну просто сахар и мед! Мы посидели с ним в миленьком кафе на улице Сент-Оноре (с ума сойти – Сент-Оноре! ), потом, пройдя буквально несколько шагов, оказались в Тюильри (в Тюильри! ) – и он моментально полез целоваться. Я была слишком занята созерцанием статуй в античном стиле, расставленных здесь и там около дивных розовых кустиков, поэтому не тотчас поняла, что Ален, собственно говоря, делает. Не сказать, что я девушка таких уж строгих правил общения, но… все же у советских собственная гордость, на буржуев смотрим свысока!
Обнаружив, что я не готова улечься с ним прямо вот тут, на газоне, и даже не изъявляю желания тискаться под сенью статуи сурового Марса, Ален вроде бы не очень огорчился и сказал:
– Ты знаешь, я сразу понял, что ты – женщина деловая.
И вот тут-то у меня несколько запоздало подкосились ноги. Во-первых, от такого стремительного перехода на «ты». Во французском языке есть и «туа», и «ву», что соответственно означает «ты» и «вы», это не то, что убогий инглиш с его однообразным «ю» на все случаи жизни, но французы весьма церемонны, на «туа» переходят только с давно знакомыми или очень близкими людьми. А тут – с места в карьер…
Вторая причина моего изумления – эпитет «деловая женщина». Вот уж как угодно меня можно назвать, только не деловой. Напротив, у меня совершенно легкомысленный вид, и частенько мамочки, увидав меня первый раз в «родилке», начинают причитать чуть ли не в голос:
– А это тоже врач? А она хоть что-нибудь в детях понимает?!
Разумеется, причитают те, у кого есть на это силы, а большинство рожает, не глядя на меня, ну а потом, когда я плотно общаюсь с их ребенком, в моей компетентности никто не сомневается.
Главное, не то чтобы я так уж сильно моложаво выгляжу. Я не маленькая, не тощенькая, а нормальная баба тридцати лет. Но с видом не шибко серьезным. И тут вдруг Ален выдает такое!
После первого потрясения моментально настораживаюсь. Что-то здесь не так. Что-то ему от меня нужно…
Предчувствия меня не обманули.
– Слушай, я в курсе, что тебе необходимо французское гражданство, – выпаливает Ален. – А мне нужны деньги. Мы вполне можем договориться.
– О чем? – тупо спрашиваю я.
– Тебе нужно гражданство или нет? – напористо спрашивает Ален.
Секунду размышляю – и киваю. Ну да, конечно. Если я буду жить во Франции, как же без гражданства?
– Ну вот! – радостно восклицает Ален. – А мне нужны деньги!
Наконец-то до меня доходит, что парень предлагает мне фиктивный брак.
Вот так номер…
А в чем дело, собственно? Я что, мечтала о большой и светлой любви? Мало мне, что ли, было любви в Нижнем Новгороде, в одном таком домике неподалеку от площади Свободы? Не накушалась еще? А Лелька, моя дочка? Она ведь тоже родилась от большой и светлой любви, но где сейчас объект моих некогда высоких чувств? Не знаю. И даже забыла его имя (фигурально, конечно, выражаясь), а встречу на улице – и не узнаю (это в буквальном смысле, у меня вообще неважная память на лица). Так не пора ли расстаться с иллюзиями и перевести отношения с мужчиной на однозначно деловые рельсы? Товар – деньги – товар… Утром деньги, вечером стулья…
А кстати, какие деньги?
– Ну и сколько ты хочешь? – спрашиваю я с некоторой хрипотцой.
– Пятьдесят тысяч евро, – с улыбкой отвечает Ален.
Я моргаю.
Я больше ничего не делаю, только моргаю. Однако Ален хмурится:
– Ну, брось. Вполне нормальная цена. Можно поторговаться, конечно, однако самое малое, на что я согласен, – это сорок пять.
Тут уж я даже не моргаю. В смысле, не моргнув глазом, я поворачиваюсь и со всех ног бросаюсь прочь по аллее, усыпанной белым противным – очень мелким! – гравием, который страшно пылит под ногами. Бегу и думаю: «Зачем они посыпают дорожки такой гадостью? Босоножки теперь совершенно белые, будто я по муке ходила. И ноги такие сухие, как будто зацементированные!»
Сзади слышу голос Алена:
– Валентин!..
Не оборачиваюсь, хотя «Валентин» – это я. Мое имя звучит здесь в мужском роде. Хотя нет, мужчину звали бы Валентэн. Красиво! Жаль, что нельзя поменяться!
– Валентин!!!
Я бегу со всех ног, вздымая за собой клубы белой пыли. Хорошо бы создалась такая дымовая завеса, чтобы Ален потерял мой след. Пусть думает, что меня больше оскорбило его предложение. А на самом деле… ну… не то чтобы совсем не оскорбило, только… Меня оскорбило другое. Даже если мы – мои родители и я – продадим все, что у нас есть, включая домик в Дзержинске, на третьей улице Матросова, мы едва-едва наберем тысяч тридцать. И не евро, а долларов. То есть мои намерения зацепиться в Париже любой ценой не выдержали проверки реальностью.
Да-да-да…
Николь, услышав о предложении Алена, ужасается:
– Я же всех сразу предупреждаю, что не устраиваю фиктивных браков! И откуда он взял такие цифры? Обычная такса десять, ну, пятнадцать тысяч евро… Правда, расходы по последующему разводу тоже лежат на той же стороне, которой нужно гражданство, при взаимном согласии это стоит между четырьмя и шестью тысячами на адвоката. То есть максимум двадцать одна тысяча. Но пятьдесят?! Мошенник, настоящий мошенник!
