Кровавое шоу - Горохов Александр Сергеевич (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt, .fb2) 📗
— Письмо вы прочли?
— Конверт не был запечатан, — бестрепетно ответила Локтева. — Красть у матери письмо, как вы понимаете, я не могла и потому сняла с него ксерокопию.
— Чистая работа, — с легкой язвительностью похвалил Сорин. — Копия у вас с собой?
— Поэтому я и пришла.
— Но ведь мама жива. — Сорин прищурился. — Имеем ли мы с вами право читать посмертное послание?
— Делать мне предупреждения поздно, поскольку я прочла, — спокойно ответила она. — А для вас письмо может представлять большой интерес. Хотя, на мой взгляд, ничего особенного там нет. Мама всю жизнь рассматривала любой факт в микроскоп, и всякая мелочь казалась ей настолько серьезной, что она проглядела за этими мелочами собственную жизнь. Но это к делу не относится. Прочтите, пожалуйста, письмо, и если потом потребуются пояснения, я их сделаю.
Она открыла плоский кейс и протянула лист, вложенный в прозрачный пластиковый конверт.
Сорин неторопливо извлек бумагу, слыша, как Локтева вытащила сигарету и щелкнула зажигалкой. Потом сказала ему в макушку:
— Я не спрашиваю вашего разрешения закурить, поскольку я вижу пепельницу. Или то, что вы ею называете.
— Правильно, — кивнул Сорин, потому что на столе стояла обрезанная жестяная банка из-под датского пива. Красивая баночка, но не хрусталь, понятно, который стоит на письменном столе в шикарном и экстравагантном офисе деловой дамы.
Письмо оказалось сравнительно коротким.
«Уважаемый Всеволод Иванович!
Когда Вы будете читать эти строки, меня уже не будет на свете. Но умирать и уносить с собой груз обмана и вины мне было бы неприятно. Хотя в моем поступке и нет ничего серьезного, я в этом убеждена, но тем не менее я хочу предстать пред Богом, рассчитавшись со всеми земными грехами.
Всеволод Иванович! Во время нашего разговора в день смерти Княжина я скрыла от вас одну деталь, вернее, одно происшествие, которое потом, после долгих и мучительных размышлений, оценила как достаточно серьезное и имеющее для Вас большое значение. Я рассказала Вам о визите неизвестной девушки к Княжину после полуночи. Но до полуночи, примерно без десяти девять, состоялся еще один визит. В лифте поднимались двое ребят из рок-группы «Мятежники». Бас-гитара Лева Новиков и ведущий солист Дима Талиев. В руках у Левы была коробка с тортом, по-моему сливочным, я не уверена. Когда они ушли от Княжина, я не знаю. Я люблю эту группу и знаю ребят в лицо. У Княжина они бывали часто. Этому визиту я бы не придала значения, если бы не гибель Акима Петровича. Вот и все мое сообщение. Это наверняка не имеет отношения к трагедии. Ребята посидели и уехали. Но теперь на душе у меня легче.
Сорин отложил письмо и взглянул на Локтеву. Она с интересом читала какую-то казенную инструкцию, приклеенную к сейфу. Сорин даже не помнил, чего эта инструкция требовала — гасить ли свет, когда уходишь из кабинета, или не оставлять на столе секретных документов.
— Ваша мама любила эстраду?
— О, да! Обожала. Всю, начиная с Лещенко довоенного и кончая современным Лещенко. Кумир, естественно, Клавдия Ивановна Шульженко. Воспоминания о послевоенных годах, «Синий платочек» и прочие сентиментальные вещи, нами это воспринимается с трудом, в чем скорее всего есть наша беда. То, что творится в нашей эстраде последнего десятилетия, вызывало у нее зубовный скрежет и истерики.
— Истерику допускаю, — засомневался Сорин. — Но чтоб Анна Николаевна скрежетала зубами, простите, не поверю.
— Именно так, — она холодно улыбнулась. — Мама сама когда-то пыталась петь. У нее громадная коллекция пластинок, есть еще графитовые, Апрелевского завода. Магнитофонных записей она не признавала. А пластинок — немереное количество.
— А вы жалуетесь, что вам нечего наследовать! — засмеялся Сорин. Локтева поморщилась, словно хотела подчеркнуть плебейскую бестактность его замечания. — Понимаете, Светлана Дмитриевна, — виновато заторопился Сорин. — Я глубокий профан в отечественном джазе, роке, попсе, стиле кантри и прочем музыкальном Содоме. А наша паршивая структура следствия устроена так, что мне приходится в этом разбираться. Простите, а вы были знакомы с Княжиным?
— Вот и приехали, — свысока улыбнулась Локтева. — Да. Более того, я выросла на его коленях. А с коленок… В очень давнее время… Я предупреждаю ваш вопрос… С его коленок я перепрыгнула в его постель.
— Спасибо, что вы это сказали, — искренне похвалил Сорин. — А то бы я просто извелся, пока сформулировал. Так вы тоже хотели в свое время петь на эстраде?
— Ну, конечно же! Кто же из девочек не проходит через подобную глупость — хочу быть балериной, киноартисткой, эстрадной звездой!
— Чем это у вас кончилось?
— Хорошо кончилось, — в первый раз она улыбнулась по-человечески. — Пришел мужчина, который, как говорится, взял меня за жабры, пару раз набил морду, изнасиловал, заставил учиться, женил на себе, и теперь у нас двое детей и прекрасная семья. А я есть то, что есть, и потому ничего, кроме отвращения, у вас не вызываю.
— Угадали, — кивнул Сорин. — А самой вам этот… как его… ваш имидж нравится?
— Не всегда, Всеволод Иванович, если сказать честно. Но сегодня для русской женщины такой… Такая внешняя форма необходима. Как мундир офицеру или скафандр водолазу. Как вам ваша маска усталого от жизни и скучного простачка. Предупреждаю ваш следующий вопрос. Больше десяти лет я не имела с Княжиным никаких дел. Ни личных, ни общественных, ни деловых. Ведь это не слух, что у Княжина был СПИД?
— Врачи так утверждают, — ответил Сорин и почувствовал, что эта решительная и сильная женщина, сама ли себя сделавшая или вылепленная кем-то, начинает ему нравиться.
— Где вы сейчас работаете?
— Начинаем допрос?
— Беседу, без протокола, — безмятежно улыбнулся Сорин, а она вперила в него жесткий взгляд и отчеканила:
— Я — депутат Государственной Думы.
— О-ох, — обмяк Сорин. — Сказали бы сразу. У вас ведь депутатская неприкосновенность! В прошлом году один депутат, как известно, двух человек убил из автомата, а Дума не дала права на его уголовное преследование! Кстати, Светлана Дмитриевна, когда шло голосование за то, чтобы депутатов лишить этой неприкосновенности, вы как голосовали?
— Против, — уверенно сказала она. — Вы не понимаете или делаете вид, что не понимаете, что если этой защиты не будет, то любой депутат окажется облит грязью, подозрениями и будет не в Думе заседать, а бесконечно отбиваться от прокуратуры и милиции.
— Возможно. Ну, а как зарплаты депутатской — хватает? Не бедствуете?
— Не жалуюсь. Кроме того, у мужа, Ивана Локтева, солидная туристическая фирма. Предоставляем туры и круизы во все концы земли.
— Отдыхаете на Канарах? Во Флориде?
— На Оке. В Рязанской губернии.
— Поддерживаете имидж народного избранника?
— Не надо язвить. Канары — для дешевых пижонов. Муж любит охоту, а я собирать грибы.
— Сколько, извините, автомобилей в семье?
— «Волга» у мужа, гнилой «жигуленок» у меня. Разваливается.
— Дача…
— Ответила. Пятистенок на Оке.
— И кроме думской зарплаты, никакого дохода? Извините, но вы производите впечатление энергичного человека.
— Депутатам запрещено работать на стороне. Я законопослушна и в качестве развлечения состою членом попечительского совета студии «Граммофон XXI век». Без зарплаты. На студии и вокруг нее интересные люди.
— Простите, вас к этому «Граммофону» не покойный Княжин приобщил?
— Повторяю, я не общаюсь с Княжиным около десяти лет. На студию меня официально пригласил Евгений Андреевич Агафонский.
— А в стенах «Граммофона» вы не общались с Княжиным?
— Нет. Его выгнали оттуда месяца два назад за махинации. Агафонский делает честный бизнес чистыми руками. Мы следим за этим. Он подлинный культуртрегер, в России сейчас этого очень не хватает.
— Хорошо, — легко согласился Сорин. — Вопросов у меня больше нет, но есть предложение. И если вы согласитесь, Светлана Дмитриевна, то я бы даже нашел для вас кое-какую денежку. За научные консультации, вам это разрешено по закону.
