Виски со сливками - Жукова-Гладкова Мария (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
«Ну ничего себе», — подумала я. Я ведь ничего такого и не сказала.
Только предложила вместе попить чайку или дать ей поспать, а потом разбудить, когда надо будет.
Я отвела Людмилу на кухню, обнимая за плечи, и усадила за стол, за которым определённо ела прислуга, потом включила электрочайник, спросила, где чашки. Людмила кивнула на один из многочисленных шкафов. Сама она тем временем утирала слезы, пытаясь успокоиться, что у неё не очень хорошо получалось.
Я накрыла на стол, поставив французское печенье и банку клюквенного варенья (явно Людмилиного производства). Сама кухарка тем временем встала, отошла к пеналу, расположенному у той стены, у которой стояла огромная электроплита, открыла пенал, вытащила снизу банку с мукой, пошарила рукой и извлекла початую бутылку «Абсолюта».
— Будешь? — спросила она меня. Я кивнула: надо было устанавливать более тесный контакт, а как его лучше всего установить, если не за бутылкой. Про виски со сливками я пока решила помолчать.
— Ты не волнуйся: это настоящий, а не тот, что хозяин по подвалам разливает, — сообщила мне Людмила.
«Интересное сообщение, — отметила я про себя. — Значит, Марис с дядей Сашей не зря говорили про подпольные цеха. Один официальный на металлопрокатном заводе и несколько подпольных, где разливают непонятно что».
— Я была на заводе Вахтанга Георгиевича, — сообщила я, чтобы ещё больше расположить Людмилу к себе. Ведь если не предоставишь человеку никакой информации, ничего и не получишь взамен. — Вернее, я была не у Вахтанга, а у другого человека… Как раз тогда стрельба и началась.
— Какая стрельба? — Людмила смотрела на меня широко открытыми глазами.
— Ты что, не в курсе? — Тут уже я сделала большие глаза.
Людмила хлопнулась на стул, поставила с грохотом «Абсолют» и уставилась на меня.
— А что случилось-то? — тихо спросила она, помолчала несколько секунд и добавила:
— Мне вообще ничего не говорят. Держат тут, как в золотой клетке.
Никуда не выпускают и ничего не говорят.
«М-да, Интересное кино получается», . — подумала я.
— Давай-ка выпьем, — предложила я — тогда легче говорить будет.
— Ой, стаканы-то! — спохватилась Людмила, вскочила, достала два гранёных из шкафа и поставила на стол. — Ты из таких можешь пить? — обратилась она ко мне. — Я вот из таких предпочитаю, а не из хрустальных рюмочек-стопочек.
Тьфу, интеллигенция!
— Из любых могу, — сказала я. — Университетов я не кончала и в люди выбилась только благодаря своей внешности. Живу за счёт особей мужского пола — самцов одним словом. Чтоб их всех инопланетяне кастрировали!
Людмила восприняла мою идею с огромным энтузиазмом и разлила «Абсолют» по гранёным стаканам. Никакой запивки не предлагалось.
— А огурцы у тебя есть? — спросила я, глядя на печенье и варенье, которыми мне совсем не хотелось закусывать. — И хлебца чёрного бы, а?
Солёные огурцы, конечно, нашлись, чёрного хлеба не было — эти «интеллигенты» (имелись в виду Вадим, Лёня и Валентина) почему-то предпочитали белый и Вадим закупал только его.
— По магазинам Вадим ездит? — удивилась я.
— Меня отсюда не выпускают, я же говорю, — угрюмо сказала кухарка. — Я ему список продуктов пишу, он все зaкyпит в любом случае, я машину водить не умею, а отсюда иначе как на тачке никуда не доберёшься. Ладно, поехали!
Мы чокнулись, я сделала пару глотков и взялась за огурчик. Люда выхлебала все, что было налито, резко выдохнула воздух, понюхала согнутый указательный палец, откусила «попку» у одного огурца.
— Ой, у меня же маринованный чеснок есть! — вспомнила она. — Хорошо под водочку.
— Давай, — кивнула я, понимая, что чаепитие на сегодня накрылось.
Людмила поставила на стол банку с маринованным чесноком, за которым последовала ещё и маринованная морковь.
Кухарка практически сразу раскраснелась, подобрела, видно, что живительная влага быстро растекалась у неё по телу. Да тут ещё и собеседница заинтересованная и сочувствующая под боком оказалась… Я превратилась в одно большое ухо.
— Так что же тебя взаперти здесь держат? — осторожно спросила я, добавляя «Абсолют» в наши стаканы. — Что за тюрьма такая?
Людмила грязно выругалась.
— Это не тюрьма, — подняла она на меня глаза. — Ты в настоящей не была, поэтому и говоришь так. — Людмила опять разрыдалась.
Я вскочила, обняла её, принялась утешать. Она дала волю слезам, потом сказала:
— Эх, Наташа… Мне и поплакаться-то некому. А с тобой почему-то легко говорить. Может, потому что видимся в первый и последний раз?
Я тем временем судорожно размышляла: «Людмила сидела? Тогда почему Вахтанг взял её к себе на работу? Не знает об этом? Или знает, и поэтому её из дома не выпускают? Держат рабыней и относятся как к скотине… Так что же, и Вахтанг Георгиевич — нехороший человек?»
Люда помолчала несколько секунд и заговорила, пересказывая свою грустную биографию:
— Дура я была. Мужика выгораживала. Вот. Он говорил: вытащит, если на себя убийство возьму. Он убил, гнида. А меня уговорил его выгородить… сука!
Ну что у меня вроде как самооборона… Ну что этот, Васька, ко мне полез пьяный, не понимал по-хорошему, ну, я будто бы его ножиком и пырнула. Вот. А это у них своя разборка была. Из-за бабок, ясное дело. Ну денег, в смысле.
Говорил, гнида: самооборона, честь свою защищала… Ну да я ещё беременная была. От Гришеньки, чтоб его инопланетяне кастрировали! Давай выпьем за это!
Речь у Людмилы была несвязная, она явно не привыкла чётко выражать свои мысли, но суть мне была ясна.
Мы снова приняли: я — пару глоточков, потому что пила не виски со сливками, Людмила — полстакана, утёрлась рукавом, на этот раз откусила большой кусок огурца и продолжала:
— Я подумала: быстро меня выпустят, ну, там задержат на пару дней — и домой отправят. Вот. Тем более, Гриша так все толково объяснял. Самооборона, беременная, ну и так далее. Адвоката самого лучшего обещал. Ну я и решила его выгородить… Любила я его. Ему-то знаешь, сколько могли дать? Или вообще вышак получил бы. Я тогда и мысли такой допустить не могла… Вот.
Как только Людмила оказалась в ИВС, взяв вину на себя, милый друг Гришенька от неё тут же отказался. Люда была деревенской девчонкой, приехавшей в большой город поступать в педагогический институт — хотела быть учительницей.
Провалилась на вступительных экзаменах, домой ехать было стыдно, осталась, устроилась посудомойкой в ресторан, там и познакомилась с Гришей. Милый как она потом поняла, фарцовал по-крупномy — валютой баловался — в те времена, когда законом это было строго запрещено, а с убитым его связывали какие-то опять же валютно-фарцовочные дела. В Людмилиной квартире, которую ей снимал Гриша, нашли много интересного для следственных органов: иностранные шмотки, валюту её Людмила в жизни никогда не видела. Свидетели какие-то показания давали про их совместные дела с Василием, а она сидела, раскрыв рот, когда их слушала, ничего не понимая. И молчала, все верила, что любимый Гришенька её вытащит. Но он, сволочь, не то что её вытаскивать не собирался, а свалил на неё совершённое им преступление.
Когда это наконец дошло до Людмилы, было уже поздно. Родственники от неё отвернулись. За все восемь лет, что она провела за колючей проволокой, ей даже передачки никто ни разу не прислал…
— Тяжко на зоне было? — спросила я, искренне сочувствуя Люде.
— Поначалу, — кивнула она, снова отхлёбывая водку. — Ну да я к работе привычная. Строчила там наволочки-простыни, потом на кухню взяли… Но зона — это зона… Годы мои лучшие ушли… Здесь, конечно, все по-другому, хоть и за забором, и лямку тяну, но тут я в доме хозяйка. Вот. В таких хоромах живу — ну как в царском дворце… И мечтать не могла… Одета, обута, ем досыта, пью…
Вот. Вадим меня одёргивает, терпеть не может пьяную…
— А почему тебя не выпускают? — не унималась я. — Если тебя здесь в принципе устраивает, ты же не станешь сбегать? Я не понимаю, Люда.
