Карнавал Флетча - Макдональд Грегори (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
– Да.
– Так что же мы будем делать?
– Скажите мне прямо, должен ли я отнестись ко всему этому серьезно?
– Это серьезно, раз вы не можете уснуть. Вы можете заболеть от недостатка сна. Вы можете врезаться на машине в фонарный столб.
– Марилия, в моем прошлом не было ничего подобного. Я застигнут врасплох. Я работал в газете. Был репортером, имел дело с реальными проблемами, коррупцией в полиции...
– А это не реально?
– Как может быть реальным мое убийство, совершенное сорок семь лет назад? Что же я, встал из могилы?
Марилия хохотнула.
– Реально ваше возвращение в Рио-де-Жанейро. Реально то, что думает одна старуха. Реальна ваша бессонница. Ах, Карнавал. Люди сходят с ума во время Карнавала.
– Я не собираюсь пополнить их число.
– Совмещая несовпадающие реалии, – Марилия, похоже, кого-то процитировала. – Вы репортер, вам приходилось вести расследование. Вы попали в ситуацию, которая вас смущает. Что подсказывает вам предыдущий опыт?
Флетч задумался.
– Надо выяснить все обстоятельства дела.
– И я пришла к тому же выводу. Давайте выясним, что к чему. Где живет семья Баррету?
– Кто-то говорил... кажется, Тонинью... Сантус Лима. Тонинью говорил, что я жил в фавеле Сантус Лима.
– Так поедем туда, – Марилия поднялась и взяла со стола связку ключей. – Поедем и узнаем, что произошло с вами сорок семь лет назад.
ГЛАВА 22
– Вам уже приходилось бывать в фавелах? – спросила Марилия.
– В трущобах я бывал. В Лос-Анджелесе, Нью-Йорке, Чикаго.
Они медленно проехали мимо «Желтого попугая». Ни одного представителя семьи Баррету перед входом в отель.
Флетч остановил «МР» там, где сказала Марилия, на городской улице, в нескольких кварталах от границы фавелы.
– На прошлой неделе наш промышленный гигант, Сан-Паулу, произвел десять тысяч «фольксвагенов», – Марилия открыла дверцу. – И двенадцать тысяч восемьсот пятьдесят детей. Таковы реалии Бразилии.
Фавела Сантус Лима прилепилась к горному склону неподалеку от центра Рио-де-Жанейро. Море лачуг, сколоченных из самых различных материалов, досок, упаковочных ящиков, толя. Крыши более всего напоминали лоскутное одеяло. В ход шло дерево, жесть, алюминий. Особым почетом пользовались консервные банки, раскатанные в лист. Встречались и настоящие дома, старые, маленькие, с облупившейся краской. Крохотные магазинчики, торгующие рисом, фасолью, пивом. Как и в большинстве жилых кварталов, дома, расположенные выше по склону, выглядели чуть больше, чуть респектабельнее. Отбросы верхних домов стекали по грязным улочкам, образуя зловонные лужи при подходе к фавеле.
Во всех лачугах на полную громкость ревели транзисторы. В одной из лачуг, по существу в большом ящике, кто-то настраивал барабан. Чуть вдалеке репетировал целый оркестр.
Появление Марилии Динис и Флетча не осталось незамеченным. Их сразу же окружили тридцать, сорок, пятьдесят оборвышей, босоногих, грязных. Кое у кого из детей постарше сгнили все зубы. У некоторых, самых маленьких, распухшие от недоедания животы торчали над тонюсенькими ножками. Но в основном дети, достаточно взрослые, чтобы кормиться самим, то есть старше шести лет, выглядели вполне здоровыми, хорошо сложенными, подтянутыми, быстрыми, как ртуть. Их пальцы тянулись к Марилии и Флетчу, в тихих голосах слышалась мольба, у большинства блестели глаза.
– Более половины населения Бразилии моложе девятнадцати лет, – пояснила Марилия. – И половина из них беременна.
Марилия спросила детей, как пройти к дому Идалины Баррету. Они же начали драться за право отвести ее туда.
Флетча сопровождала собственная ватага детей. Раз, наверное, пятнадцать он почувствовал, как их ручки ныряли и выныривали из его пустых карманов.
Женщины смотрели на него через дверные проемы без дверей, через окна без стекол. Ничто не отражалось на их усталых лицах, даже любопытство. Они понимали недоступность его обыденной жизни, больших чистых домов, в которых он жил, самолетов, в которых летал, ресторанов, в которых обедал, автомобилей, телефонов, кондиционеров. А недовольство, улавливаемое в их взглядах, напоминало недовольство людей, никогда не видевших снега. Он принадлежал к другому миру, совершенно другому, словно жил он на Марсе или Венере. Слишком другому, чтобы вызывать какие-либо эмоции.
Мужчина из-за стойки бара под жестяной крышей позвал Флетча на португальском: «Иди сюда! Я угощу тебя пивом!»
– Благодарю, – по-португальски ответил Флетч. – Может, позднее.
И, естественно, Флетч размышлял об их жизни, шагая через их мир. Жить без всего того, к чему он привык, без денег, возможности уединиться, без машин, в большинстве случаев без работы. Обходиться без всего, кроме друг друга. Смог бы он приспособиться к такой жизни, спрашивал он себя? И пришел к выводу, что с тем же успехом мог спросить, а сможет ли он приспособиться к жизни на Юпитере или Сатурне?
Когда они проходили мимо маленького дома, беззубая лысая старуха, сидевшая в кресле-качалке, уставилась на Флетча и выкрикнула: «Жаниу! Жаниу Баррету!»
Она попыталась выбраться из кресла, но упала назад.
Флетч не сбавил шага.
Они повернули за угол довольно-таки большого розового здания и метрах в тридцати от себя Флетч увидел юного Жаниу Баррету. Тот повернулся и заспешил на деревянной ноге, несомненно, чтобы сообщить родным о визите Флетча.
Дом семьи Баррету находился невысоко по склону. Идалина Баррету ждала его в дверях, уперев руки в бедра. Жаниу и другие маленькие дети высыпали на улицу. Ее глаза сузились, когда она заметила Марилию.
– Добрый день, – поздоровалась Марилия. Представилась. Объяснила, что они пришли для того, чтобы услышать историю Жаниу Баррету и узнать, что же произошло сорок семь лет назад.
Старуха ткнула пальцем во Флетча и что-то спросила.
– Она хочет знать, – перевела Марилия, – скажете ли вы ей, почему вас убили и кто это сделал.
В голосе Марилии не слышалось ни юмора, ни иронии.
Одуревший от недосыпа, с кружащейся от яркого солнца головой, окруженный толпой что-то шепчущих оборванцев, Флетч покачал головой.
– Я ничего не знаю.
Идалина Баррету пригласила Флетча и Марилию в дом, а малышню отправила за родственниками.
Внутреннее пространство дома составляла одна комната, защищенная от непогоды стенами из досок разнообразных размеров и формы, прикрытых жестяной крышей.
Сухой, недавно подметенный земляной пол. Сверкающие чистотой тарелки, чашки, стаканы, кастрюли рядом с раковиной. Круглый полированный стол в центре комнаты. Вышитая салфетка, на ней – вазочка с цветами. Рядом колдовская кукла, калунга. Вдоль стен – стулья, стулья, стулья. На одной стене, по обе стороны полочки с транзисторным радиоприемником, вырезанные из журналов изображения Иисуса и Папы.
У дома густела толпа.
– Идалина хочет знать, будете ли вы пить кофе? – спросила Марилия.
– Да. Поблагодарите ее.
Идалина махнула рукой и стайка детей выбежала на улицу.
Потом она села в кресло с высокой спинкой и широкими подлокотниками. Поправила подол длинного белого платья.
Взмахом руки показала, что Марилия и Флетч могут сесть, где им больше нравится.
Флетч выбрал себе табуретку.
Пока они ждали, дети принесли им по чашке крепкого, очень сладкого кофе.
В комнату потянулись взрослые, четыре женщины, двое мужчин. Их представляли Флетчу, как детей и внуков Идалины. Флетч вставал, чтобы поздороваться с каждым, но имен не запоминал.
Они смотрели на него круглыми глазами, затаив дыхание. А потом рассаживались вдоль стен.
Наконец, появился тот, кого, похоже, все ждали: мужчина лет пятидесяти пяти, без рубашки, в черных шортах и сандалиях. Аккуратно подстриженный.
– Я говорю по-английски, – он пожал руку Флетчу. – Я – Жаниу Баррету Филью. Я много лет проработал официантом, на Копакабана, – он всмотрелся в глаза Флетча. Затем добавил. – Я – твой сын, – он притянул Флетча к себе, крепко обнял. – Мы так рады, что ты вернулся.
