Жестокая жара - Касл Ричард (читать книги онлайн без сокращений .txt, .fb2) 📗
— Никки, если для тебя это тяжело…
— Конечно, тяжело. А ты как думал? — Затем она положила руку ему на колено. — Поэтому я рада, что ты сейчас со мной.
Они поцеловались, ощущая на губах вкус вина. Рук оглядел комнату и задумчиво посмотрел на Никки.
— Мне всегда хотелось спросить у тебя одну вещь, но я не знал как.
— Ты имеешь в виду — как я могу жить здесь после того, как ее убили? — Он покачал головой, и она воскликнула: — Перестань, Рук, ты сейчас осмотрел комнату с таким видом, что о твоих мыслях догадался бы даже младенец. Прозрачнее этого только твое лицо во время игры в покер.
Он не ответил, просто смотрел на нее.
Никки отвернулась к кофейному столику и провела кончиками пальцев по краю альбома.
— Трудно сказать. Родственники, друзья уговаривали меня переехать. Но я чувствовала, что если оставлю эту квартиру, то предам маму. Возможно, когда-нибудь я захочу отсюда уехать. Но мне всегда казалось, что нужно жить именно здесь. Это место всегда было для меня домом; оно связывает меня с ней. — Она выпрямилась и хлопнула в ладони, чтобы прогнать мрачное настроение. — Итак, ты готов смотреть скучные снимки чужих людей?
Они неторопливо принялись перелистывать страницы. Альбом начинался со школьных и студенческих портретов родителей Никки и фотографий в неловких позах, с напряженными лицами, в компании пожилых родственников. Среди снимков отца со времен учебы в Университете Джорджа Вашингтона [43]были несколько снимков на баскетбольной площадке — он играл за команду Университета — и фото с только что полученным дипломом Школы бизнеса на фоне Капитолия. Здесь было множество снимков матери, сделанных в консерватории — в основном за фортепиано или перед ним. Попалось даже фото с профессором Шимидзу, которая вручала пианистке букет и приз, но никаких камерных дуэтов не было — кроме одного, с Леонардом Фриком. Ни следа лучшей подруги Николь Бернарден. Когда Никки закрыла первый альбом, Рук сказал:
— Похоже на один из научно-фантастических фильмов, которые крутят на канале «Syfy», — когда разрыв пространственно-временного континуума уничтожает все следы существования лучшей подруги.
Никки посмотрела на него невидящим взглядом и тихо произнесла:
— Точно. Похоже именно на это.
Но замечание Рука все-таки вызвало у нее улыбку, и он продолжил:
— Знаешь, что нужно сделать? Проще простого. Расспросить твоего отца.
— Нет.
— Но ведь твой отец лучше, чем кто-либо…
— Это исключено, понятно? Так что забудь.
Ее резкий тон пресекал все возможные возражения, так что Руку оставалось только спросить:
— Идем дальше?
Второй альбом был посвящен ухаживанию Джеффа Хита за Синтией, путешествию пары счастливых молодых людей по Европе, визиту в Париж — по-прежнему без Николь. Рук предположил, что она могла присутствовать на свадебных фотографиях, но Никки сказала, что свадьбы не было. Отец и мать, дети семидесятых, поддались модным тогда среди молодежи тенденциям и просто уехали вдвоем. Дальше следовали фотографии маленькой Никки в Нью-Йорке, в том числе замечательный снимок — девочка, едва научившаяся стоять на ногах, держится за железные прутья ограды Грамерси Парка и сердито смотрит из-за них в объектив.
— Я видел такое лицо почти у всех твоих арестованных преступников.
Никки рассмеялась и закрыла альбом.
— Что, все? Только началось самое интересное.
— Все. Остальное — мои фотографии не в самом лучшем виде, так что я не намерена развлекать тебя за счет собственного унижения. Надо мной достаточно смеялись в седьмом классе. Я твердо знаю, что Николь там нет.
— У меня появилась очередная сумасшедшая мысль.
— У тебя, Рук? Подумать только! — воскликнула она, наливая вино в бокалы.
— На самом деле не настолько уж и сумасшедшая. Тебе сегодня ни разу не приходило в голову, что тебя назвали в честь Николь? — Он смотрел, как на лбу у нее появляются морщинки. — Ага, согласна?
Она махнула рукой.
— Меня зовут не Николь.
— И что дальше? Никки, Николь. Очень похоже. Это имеет смысл, особенно если они были такими близкими подругами… Хотя, судя по этим фотографиям, — он кивнул на альбомы, — похоже, что Николь уже давно превратилась в воображаемую подругу.
Никки отправилась во вторую спальню, где стоял ее письменный стол, чтобы обзвонить своих детективов и проверить электронную почту. Вернувшись в гостиную, она обнаружила Рука сидящим посередине комнаты на ковре.
— Чем это ты тут занимаешься?
— Веду себя как неисправимый мальчишка, чем же еще? Это моя работа.
Он нажал на кнопку пульта от старого видеомагнитофона, и на экране телевизора возникла Никки; она сидела рядом с матерью перед пианино. Запись была сделана 16 июля 1985 года.
— Ну хорошо, Рук, ты это посмотрел, а теперь можешь выключить.
— Сколько тебе тогда было лет?
— Пять. Мы видели достаточно. Мы хорошо поработали.
Послышался низкий мужской голос:
— Что ты нам сегодня сыграешь, Никки?
— Твой отец? — спросил Рук.
Она пожала плечами, словно говоря «не знаю», и продолжала смотреть на экран, стоя в дверях.
На видеозаписи, которой было двадцать пять лет, маленькая Никки Хит в желтом джемпере болтала ногами и улыбалась. Затем она крикнула, глядя в камеру:
— Я сыграю Вольфганга Амадея Моцарта!
Рук удивился — он ожидал услышать песенку «Мерцай, мерцай, маленькая звездочка». [44]Вместо этого девочка посмотрела на человека, державшего камеру, и уверенно объявила:
— Я буду играть его Сонату номер пятнадцать.
Синтия кивком велела ей приступать, Никки подняла руки над клавишами, мысленно задав ритм, и начала играть; Рук сразу же узнал мелодию. Он подвинулся ближе к телевизору; игра произвела на него впечатление, и это еще мягко сказано. Произведение было непростым, но выполнимым для ребенка, и она играла почти без ошибок, хотя темп казался не совсем верным — но ведь девочке было всего пять лет. Пока дочь играла, мать, наклонившись к ней, произнесла:
— Прекрасно, Никки. Но не торопись. Моцарт сказал: «Промежутки между нотами — это тоже музыка».
Хит позволила Руку удовлетворить свое любопытство, но, как только музыка закончилась, она нажала на кнопку. Рук зааплодировал — совершенно искренне. Затем повернулся к пианино, стоявшему в другом конце комнаты, — это был тот же самый инструмент, и стоял он на том же самом месте, что и двадцать пять лет назад.
— Ты еще помнишь эту мелодию?
— Забудь.
— Да перестань, давай же, ведь я прошу, не кто-нибудь.
— Все, шоу окончено.
— Пожалуйста!
Никки села на диван, спиной к пианино. Он понял, что сейчас она в том же настроении, что и перед картиной Сарджента в бостонском музее.
— Ты должен меня понять. Я не открывала крышку с того дня, как ее убили. — Она сжала губы и слегка побледнела. — Я не могу заставить себя играть на нем. Не могу, и все.
За окном, на погруженной во тьму улице, завыли сирены, и Никки беспокойно пошевелилась. Кто-то ехал в отделение неотложной помощи или в тюрьму — авторы той старой песни группы «Eagles» были совершенно правы. [45]Будильник на тумбочке показывал 3:26. Она пошарила рядом, но нащупала лишь холодные простыни.
— Только не говори, что смотришь порно, — сказала она, завязывая пояс халата.
Рук в одних трусах сидел за обеденным столом в темной столовой, и лицо его озаряло зловещее свечение экрана.
— В каком-то смысле да. Для нас, журналистов, это и есть порно. — Он поднял голову. Взъерошенные волосы усиливали жутковатое впечатление. — Черт возьми, почему копаться в Интернете — такое захватывающее занятие? Похоже на нетрадиционный секс. Ты спрашиваешь себя: сделать это или не сделать? Но не можешь выбросить из головы запретные мысли, поэтому говоришь: к чертовой матери, пусть будет что будет, а в следующую минуту ты уже взмок от пота и часто дышишь от возбуждения — и получаешь именно то, что тебе нужно.
