Пако Аррайя. В Париж на выходные - Костин Сергей (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
Видимо, она там была старшей. Но на чьей она была стороне, было для меня по-прежнему непонятно.
– Имейте в виду, это приглашение не именное, – женщина повернула голову ко мне. – И есть масса желающих поехать туда вместо вас.
Корпоративная солидарность оказалась сильнее. Хотя, возможно, она не слышала всего нашего разговора. Получив поддержку, пуэрториканец осмелел.
– Я напишу рапорт об оскорблении офицера иммиграционной службы, – заявил он. – И задержу вашу грин-кард!
Она по-прежнему лежала перед ним на столе. А без нее я был никем.
– Верните мне мою карту! – потребовал я, перегнувшись через стойку и пытаясь схватить ее.
– Я аннулирую ее!
Пуэрториканец открыл ящик стола и смахнул карту туда.
– Говорил тебе, держись своих! – снова встрял кубинец. – Дождись меня у выхода, мои друзья помогут тебе с работой!
Я уже не слушал его. Пуэрториканец с прежним наглым выражением лица жевал зубочистку – он наслаждался тем, как я усугубляю свое положение. Я одним движением перемахнул через стойку. Противник пытался подняться, но он сидел в кресле на колесиках, которое поехало назад. Я сам помог ему встать. Я схватил его обеими руками за рубашку, поднял с кресла и с силой притянул навстречу своей голове. Я научился этому в день, когда оказался в общей камере тюрьмы в Сантьяго. Он хотел напомнить мне, что я сидел на нарах? У него получилось!
Естественно, я не пытался бежать и спокойно дождался полиции, сидя в кресле пуэрториканца. Его самого держали мексиканец с кубинцем – латинскую кровь не обманешь, он собирался оторвать мне голову. Но руки у него были блокированы, и старая гречанка, которая, как все южанки, была по призванию сестрой милосердия, пыталась промокнуть ему кровь на лице. Его повезли прямо в больницу – у него, как и у его предшественника в Сантъяго, был сломан нос. Меня сначала отвезли в участок, а уже потом – в ту же больницу. Обоюдоострая зубочистка пуэрториканца проколола мне щеку. У меня до сих пор в этом месте, если присмотреться, крошечная ямка.
На ночь меня вернули в участок, где я провел бессонную ночь, крутясь на жесткой кушетке в зарешеченной камере. Когда меня привозили в участок в первый раз, я сказал полицейским, что Рита с детьми ждали меня на пляже, и их на патрульной машине отвезли в наш мотель. Рита потом сказала мне, что тоже не сомкнула глаз.
Было отчего! Особенно всё-таки мне. Операцию по внедрению я провалил в любом случае. А завтра утром судья должен был решить, отправить ли меня обратно на Кубу немедленно или мне придется отсидеть какой-то срок в американской тюрьме. Денег на штраф у меня не было, так что я мог расплатиться только натурой. В любом случае, со Штатами нам придется распрощаться. Я не жалел об этом – жить в такой стране мне не хотелось.
Слушание моего дела было назначено на десять утра. Полицейский расстегнул на мне наручники и сел на места публики, за барьер. Публики, кроме него, не было – Роза сидела дома с детьми. Мы с ней вообще не виделись с тех пор, как меня задержали.
Судья – толстый, сопящий на всё помещение грек с волосатыми руками (во Флориде много кубинцев и греков) – выслушал сначала меня. Мотивы его не интересовали – только факты. А все они свидетельствовали против меня.
Потом наступила очередь пуэрториканца. Он, в отличие от меня, пришел с адвокатом (странно, почему у меня его не было?). Нос у него был заклеен пластырем – продольно и дважды поперек, на переносице и у ноздрей. Пуэрториканец и говорил немного в нос, с трудом – не знаю уж, притворялся он или нет. Это было выступление человека, стоящего на страже большой, прекрасной и щедрой страны, в которую отовсюду пытается проникнуть всякая нечисть. Этого слова пуэрториканец не сказал, но дух его вдохновенной речи был именно таков.
Я приготовился увидеть и всех остальных свидетелей сцены – посочувствовавшего мне мексиканца, моего кореша-кубинца и гречанку с сыном, но их в суд не вызывали. Свидетель был один – та самая белая мышь, начальница пуэрториканца. Ее выступление длилось едва ли минуту.
– Ваша честь, – сказала она, – я была свидетелем конфликта, который произошел у инспектора Вальдеса с г-ном Аррайя, с начала и до его отвратительной развязки.
Она так и сказала: «отвратительной развязки».
– Должна вам сказать, что инспектор Вальдес, которому я и раньше неоднократно делала замечания по поводу непозволительного тона, которым он разговаривает с посетителями, вел себя с г-ном Аррайя откровенно провокационно.
Мы с инспектором Вальдесом обменялись изумленными взглядами. Не знаю, кто из нас был поражен больше.
– Управление иммиграционной службы сожалеет, что г-н Аррайя проявил невыдержанность, – тут ее прорвало на личное. – Насилие отвратительно в любой своей форме! Однако, – продолжила она прежним ровным тоном, – Управление не собирается поддерживать иск инспектора Вальдеса. Тем более что с этого дня г-н Вальдес уже не является нашим работником. Вчера вечером был решен вопрос о его служебном несоответствии.
Я посмотрел на судью. Он, если и был удивлен, ничем этого не выдал, только его сопение усилилось.
– Ваша честь! – вскочил адвокат Вальдеса. – Мы протестуем! На моего клиента напали и нанесли ему тяжкие телесные повреждения, потребовавшие хирургического вмешательства. Это дело не может быть оставлено без последствий!
– Это решает суд, – отрезал судья и снова натужно засопел. Потом, после паузы: – Кто оплатит лечение?
– Ваша честь, – вскочил адвокат, всё еще не пришедший в себя после такого поворота событий, – у моего клиента страховка государственного служащего, и мы по…
– Г-н Вальдес уже не является нашим служащим, – отрезала его бывшая начальница.
С этой минуты она перестала казаться мне некрасивой и бесформенной. Таким женщинам надо смотреть в глаза – сейчас они пылали. Я понял про нее еще одну вещь – она была еврейкой, может быть, даже недавней эмигранткой.
– В таком случае, расходы потерпевшего должны быть отнесены на счет виновного! – выкрикнул адвокат.
– Но у виновного – если таковой является лицом, отдельным от потерпевшего, – съязвил судья, – денег нет.
