Дело об императорском пингвине - Константинов Андрей Дмитриевич (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Будь я в настроении, я бы обязательно подколола примадонну репортерского отдела. Но сейчас мои мысли были заняты одним — найти хоть какую-то зацепку в этом деле с «Нерпой», где, конечно же, правосудие будет отдыхать… Несмотря на то что председательствующей по этому делу была моя однокурсница Эля Колмогорова (в студенческие годы — девушка с совестью и принципиальностью Павки Корчагина), после проведенных переговоров у меня сложилось впечатление, что Колмогорова получила от «Нерпы» заманчивый ангажемент. Как в том анекдоте про прокурора и адвоката: «Откуда, мол, у прокурора такие отпускные? — А это смотря кого отпускать…»
В нашем кабинете было пусто.
Каширин — в очередной таинственной командировке, которые стали обычными для Агентства, а Шах, очевидно, страдал после вчерашней упоительной — в буквальном смысле — беседы с источником. Это даже к лучшему, подумала я, усаживаясь на то же самое место, где вчера нас с Шаховским застал Обнорский. Вывалив на стол все, что было подготовлено по «Нерпе», я с унынием размышляла о том, что наш единственный выход — вызвать в суд тех людей, которые давали Спозараннику информацию об убийствах. Глебу я верила: если он счел возможным что-то предавать огласке, значит, информация достоверная. Другое дело, что суду и Эле Колмогоровой слово Спозаранника ни о чем не говорит. Господи, никогда бы не подумала, что классическая ситуация, которую мы сотни раз с моими студентами разбирали на журфаке — можно ли раскрывать источники информации? — случится именно со мной! А с какой уверенностью и убежденностью я глаголила слушателям: мол, раскрывать источники — это ваше право, а не обязанность, никто не может вас заставить назвать имена тех, кто доверил вам информацию. Как же, никто. Выяснилось, что очень даже кто… А ведь Спозаранник ни за какие блага земные не пойдет на то, чтобы раскрыть своих людей. Это даже к бабушке ходить не нужно. Представив себе процесс уговаривания Глеба, я содрогнулась. Главный расследователь, когда сердится, весьма предсказуем. Сначала он скажет мне, что всегда подозревал скудость ума у особей женского пола. Потом прочитает лекцию о ценности конфиденциальных источников. И только потом добавит, что против меня как человека он ничего не имеет, но — как юриста…
— Глеб, ты только выслушай меня сначала, а потом резюмируй, хорошо? — Я все-таки решилась на этот шаг.
Спозаранник, не отрываясь от монитора компьютера, кивнул мне на свободный стул. Остальные были завалены папками с надписью «Нерпа».
Надо же, удивилась я. Мне казалось, что Глеб переложил все бремя ответственности на меня, и «Нерпа» его интересует теперь постольку-поскольку.
— Как вы изволите видеть, Анна Яковлевна, я пытаюсь хоть как-то облегчить вашу участь. — Спозаранник не был бы Спозаранником, если бы не обратил мое внимание на прилагаемые им усилия. — К сожалению, вынужден констатировать, что мы находимся, как выражается уважаемый Андрей Викторович Обнорский, в большой… В общем, вы понимаете.
— Есть один вариант. — Я присела к столу Спозаранника и, гипнотизируя его взглядом, принялась излагать ему свои мысли относительно «засветки» источников. Я даже пошла на то, чтобы слегка приоткрыть коленки…
Нет, я была далека от мысли соблазнить Глеба, просто таким образом можно было на некоторое время дестабилизировать его умозаключения и, если повезет, в этот короткий промежуток попробовать убедить его в резонности моих доводов. — Мы можем настаивать, чтобы их имена и показания оглашались в закрытом заседании… — с каждой секундой я все больше понимала тщетность своих попыток. Глеб уже формулировал речь.
— Я всегда подозревал, что особи женского пола не отличаются глубиной интеллекта, — начал Спозаранник. — В вашем случае я иногда допускал исключения, но с нынешнего дня у меня нет для этого никаких оснований.
Тут Глеб остановился, чтобы перевести дух. Я устало поднялась со стула и направилась к выходу.
— Можешь не продолжать, Глеб Егорович. Несмотря на неразвитый интеллект, я все-таки догадываюсь, что ты скажешь дальше. Надо вносить разнообразие в свои монологи, Глеб.
А то ты начинаешь повторяться.
Все правильно. И Обнорский прав, что процесс нельзя проигрывать нам просто будет потом не подняться.
И Глеб прав тоже. Стоит Агентству раскрыть хоть один конфиденциальный источник, даже со всеми мерами предосторожности, как слух об этом пойдет по всем инстанциям. Кто после этого станет делиться с нами информацией? К тому же люди, «слившие» нам сведения по «Нерпе», до икоты боялись мести Аллоева. Я, признаюсь, тоже чувствовала себя неуютно — кому охота связываться с осетинской мафией или с Жорой Армавирским! А ведь именно их — то осетинов, то Армавирского — называли наши источники в качестве «крыши» Аллоева… Впервые за последние несколько лет моей довольно успешной адвокатской карьеры я почувствовала полнейшее бессилие и даже отчаяние. Процесс громкий, «Нерпа» наверняка проплатит PR-кампании в СМИ, Агентство и меня (!) просто размажут по стенке. Какой позор, просто стыдобища!
От этих безрадостных мыслей меня отвлек мобильник. Звонил коллега из южного курортного города. По старомодному внимательный в своих ухаживаниях, он уже давно намекал на неустроенность своей холостяцкой жизни и с маниакальной настойчивостью приезжал в Питер, чтобы увидеть меня и склонить к матримониальному шагу.
— Нюша, — плавный голос собеседника диссонировал с моим взвинченным состоянием, — я в городе, может, поужинаем вместе?
И тут на меня накатило. Я вдруг поняла, что устала до тошноты. Однажды в юности, когда я еще занималась плаванием, наворачивая очередную 25-метровку, неумолимо приближавшую меня к пятому километру за день, я почувствовала смертельную усталость. Казалось, тело уже существуют автономно от меня, оно лишь огромный камень, привязанный к шее, который тянет, тянет меня ко дну. А там — тишь и благодать. Нужно только перестать работать руками и ногами. Тогда перепуганный тренер кричал мне, чтобы я больше не показывалась в бассейне, что в гробу он видал таких неженок, как я. Рядом стояли недоумевающие ребята, вытащившие меня с дорожки. А я так жалела, что меня лишили этой возможности — отдохнуть. Вот и сейчас это чувство сожаления охватило меня с такой же полнотой, как тогда. Я устала работать, как волк, чтобы содержать семью и машину. Чтобы иногда выбираться куда-нибудь за границу и к старости лет познакомиться с мировыми достопримечательностями. Чтобы в этой гонке забыть о собственном одиночестве и каждый день доказывать самой себе, что я — самостоятельная и не зависящая ни от кого женщина, довольная своей судьбой.
Я подумала, что вот он, выход. Плюну на работу, Агентство, опостылевшего Обнорского. Выйду замуж за немного занудного, но вполне обеспеченного мужчину, который к тому же любит меня, и заживу совершенно иной жизнью. И уж точно в этой жизни не будет места какой-нибудь «Нерпе»!
— Да, милый, конечно, поужинаем, — я попыталась придать голосу нужную степень ласковости. И, видимо, добилась этого, потому что заглянувшая в кабинет Агеева, намеревавшаяся обсудить со мной свои впечатления от «летучки», подняла изящно выщипанную бровь, сделала понимающее лицо и тактично удалилась.
Когда я выходила из кабинета, так же понимающе на меня смотрело уже пол-Агентства. Правда, в некоторых взглядах я уловила сочувствие. Или мне показалось? До меня долетели обрывки фраз из приватного разговора нашего редакционного водителя Леши с другими сотрудниками.
— Клянусь, у шефа с Завгородней что-то зреет. Или уже было, я пока не понял.
В «Пуле», в общем-то, не пренебрегали возможностью посплетничать, но только если для этого были хоть какие-то основания. Сама же мысль о том, что у Обнорского что-то, как выразился водитель Гена, «зреет» со Светкой, могла показаться абсурдной.
Даже бредовой. Да нет же, не может быть! Завгородняя в жизни не польстится на мужчину, который имел наглость обозвать ее (и не единожды!) полной дурой. Разве только из чувства протеста. А шеф сам не станет крутить шашни с той, которую он считает дурой. Его, видите ли, на интеллектуалок тянет. Однако Леша не унимался:
