NEXT-3: Дюбин снимает маску - Карасик Аркадий (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .TXT) 📗
— Мне... нам... необходим спирт... Технологический...
— Андрей Владимирович, батенька вы наш, безгрешная душа, у нас качественного спирта — хоть залейся.
Алкаш оперся обоими руками о настил палубы, поднялся. Стоит, покачиваясь.
— Пашка не дает настоящий продукт. Срезал лимит.
Черницын, глядя с опаской на хозяина, схватил Аптекаря за
отвороты халата.
— Я тебе, немочь ходячая, не лимиты — причиндалы срежу! Вместо работы, стоишь на карачках и распеваешь псалмы, вонючий кандидат! Бездельник гребаный! Как только терпит тебя руководство на ответственной должности?
Осторожно покосился на директора. Правильно лизнул или переборщил?
Мамыкин во все глаза пялился на «молчуна». Тот, общаясь с ним двух слов сказать не может, выдавливает их, как выдавливают из тюбика затвердевшую пасту. А тут выдает целыми очередями!
— На карачках потому, что груз давит непомерный. Нечеловеческий груз...
— Давит — облегчись! В речку!
Окончательно войдя в штопор, Черницын толкнул Аптекаря к стене, носом в календарь с изображением Джоконды. Из носа закапала кровь.
— Прекрати, Павел! — приказал Мамыкин, подавая несчастному ученому носовой платок. — Никто не застрахован от переутомления, нервных срывов... Так я говорю, Андрей Владимирович?
Аптекарь не всхлипнул, не расслабился, наоборот, гордо выпрямился. Сработали, казалось бы, навсегда утерянные остатки человеческого достоинства.
— Если вы меня купили с потрохами, если держите в этом бункере, как несчастного Минотавра, тогда, конечно, имеют место и переутомления и нервные стрессы... Но это не значит, что ваше прилипало вправе руки распускать!
Смотреть на несчастного алкаша было и жалко и смешно. Мамыкин привычно подавил в себе сочувствие, изгнал смешливость. Аптекарь — нужный человек, от него зависит многое, очень многое!
— Согласен. Издеваться никто не вправе. Даже я. Обещаю впредь не допускать подобного отношения!
— Я больше не могу так... Поверьте, не могу!
— Придется собраться с силами. Кроме вас, не кому... Сегодняшнюю норму осилили?
Аккуратно промокнув даренным платочком выступившие слезы и остатки крови, Аптекарь деловито ответил:
— Почти сделал. Граммов двадцать еще выпариваются. Крепчайшее средство получилось...
— Спасибо. А как с успехами на другом поприще?
— Не мне судить.
— Замечательно! А говорите: не можете!
— Не могу убивать людей, — перекрестился Аптекарь. — Грешен, Господи, приходится...
Слишком опасное настроение, подумал Мамыкин, с таким либо вешаются, либо травятся. Если бы химик не был главным и единственным лицом в выгодном подпольном бизнесе, черт с ним, пусть давится. Но когда он уйдет в мир иной, придется прикрыть лабораторию.
— Глупости, Андрей Владимирович! Не вы, а сама природа людей убивает. Одних медленно, других — мгновенно. Смерть начинается с момента рождения. Она и жизнь — родные сестры.
— Демагогия чистейшей воды, — поморщился оппонент. Будто разжевал горошину горького перца.
— Может быть, и демагогия, — сладко улыбнувшись, легко согласился Мамыкин. — Вам-то чего паниковать?
— Они мне снятся, — химик, вернее сказать, алхимик, с ужасом покосился на берег, будто там стоят жертвы его зелья. — Каждую ночь мерещятся... Те, которых отправил на тот свет... Мальчики и девочки...
Мамыкин рассмеялся, вернее, сделал вид, что ему ужасно весело. Глаза не смеялись, в них — угроза.
— Ну, когда снятся девочки, это не страшно. А вот когда пацанва — уже звоночек.
— Какой там звоночек — набат в ушах. Глохну, теряю сознание...
Опять за свое! Как выбить из его башки навязчивые идеи? Тех же, отправленных в небытие, мальчиков и девочек? Ударом по носу, как сделал халдей, или — очередной проповедью?
Таской не получится — можно сломать. Лучше — лаской. А еще лучше — смесью, сладко-горьким коктейлем.
— Андрюша, ты ведь в Москву приехал деревенщиной, без всякой помощи поступил и учился — на тридцать пять стипендии в месяц. Чтобы постичь науку, во всем себе отказывал. И постиг же! Фигурой стал, ученым от Бога! Кандидатскую защитил, звание получил! И что вдруг происходит? Закрывают твою научную шарагу, перекрывают кислород! А тебя, талантливого и перспективного — на асфальт, на помойку! Видишь ли, стране торговые площади срочно понадобились, задыхается она без магазинов и офисов! Жвачкой торговать негде, косметикой тайванской и танками на металлолом! Забыл?! Простил?! И снится теперь тебе сыночек того самого дяди, который десяток таких институтов, как твой, к рукам прибрал, а потом прихватил нефть, газ, золото, алмазы? Тебе снятся сотни ублюдков, к которым от самого рождения охрана приставлена, персональный шофер, врач-венеролог, массажист и повар из французского ресторана! А миллионы голодных пацанов по городкам и станционным поселкам тебе не снятся? У них ничего впереди нет, кроме перспективы превратиться в занюханного бандита, спиться и, продрав отечные глаза, увидеть, как над бывшим клубом реет зеленое знамя с полумесяцем. — Мамыкин задохнулся. От ненависти и злости. Естественно, показной. Минуту помолчал. — Выход один, Андрюха. Спросишь, какой? Отвечу честно, как на духу. Построить чистую и светлую дорогу для подрастающих миллионов. Я, и такие, как я, строим эту дорогу. Как принято выражаться, нетрадиционными методами. Это — миссия! В том числе, и твоя благородная миссия. Твой ответ извергам за надругательство. Это скрытая генетическая война, в которой гнилое меньшинство само себя уничтожит. С кайфрм, с визгом! А изумленные выхоленные папаши на старости лет увидят, что они, унизив великую страну, породили чудовищ. Это будет справедливой карой! Это будет Божьим промыслом! Его исполнители, судьи и палачи — мы с тобой... Слышишь, Андрюшка?
Аптекарь покорно кивнул. В его пустой, выхолощенной голове уложилось далеко не все. Но самое основное он все же уловил. Его почему-то назвали мстителем за нагрянувшее на Россию вселенское горе. Оказывается, он не просто изготавливает отраву — строит куда-то ведущую какую-то светлую дорогу.
Страшно захотелось выпить стаканчик этой отравы и отрубиться.
— Андрей Владимирович, вы меня слышите?
— Слышу... Мне страшно...
— Возьмите себя в руки, победите мерзкий страх и с удвоенной энергией беритесь за дело!
— Мне страшно, — повторил Аптекарь и на подрагивающих ногах поплелся к входу в трюм...
Покинув лабораторию Мамыкин в сопровождении особо доверенной личности пошел по направлению к дебаркадеру. Гордость распирала его.
— Как я? Убедил алкаша или не убедил?
— Вполне.
Черницын уверен, что хозяин зря потратил нервные клетки, но переубеждать его не решился. Вспылит и — пинком под зад отправит халдея в разваленное, пропахшее мерзими запахами заводское общежитие, из которого тот с трудом выбрался.
— И все же долго он не протянет, — задумался Мамыкин, чисто народным жестом запустив ручищу в спутанные волосы. — Нужна замена. Уговорить Кирюшу.
Как всегда, имя школьного дружка и, одновременно, злейшего врага заставила Черницына забыть о молчаливости.
— Ваш Кирилл — псих. Напомнишь ему, как продал технологию самопала — набросится с кухонным ножом...
— А ты, молчун дерьмовый, найди подход. Давить не стоит — ласково действуй, не жми. Я тоже в стороне не останусь — подключусь. Останавливать такое доходное дело — великий грех. И чужих тоже нельзя допускать. Удастся тебе охомутать Кирилла — в накладе не оставлю... Постарайся решить к моему возвращению из столицы...
Все же, Мамыкин решился посетить управление компанией. Позвонил знакомым столичным дружанам, заручился их твердыми обещаниями не оставить в беде, подстраховать. Дружки отлично понимают: повяжут Маму, доберутся и до них.
Сидя в кабине гидросамолета, рядом с почтительно поглядывающим на него пилотом, Мамыкин истово молился. Не про себя — вслух.
— Господи, Царь небесный, утешитель души, умилосердися и помилуй мя, раба грешного и немощного. Прости вольные и невольные грехи, ведомые и неведомые прегрешения: аще от юности и безграмотности творил их...
