Миф об идеальном мужчине - Устинова Татьяна Витальевна (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
– Хорошо, – запоминая, чтобы исполнить все в точности и – не дай бог! – не ошибиться, кивнула Клавдия.
– Иди, Клаша, – рассеянно сказала заведующая, уже изучая на своем столе какие-то бумаги. Очки у нее были сдвинуты на кончик носа. – Что-то мы сегодня поздно засиделись. Закрываться, наверное, уже пора.
Как хороший капитан, Варвара Алексеевна бдительно контролировала все службы вверенного ей судна – от машинного отделения и до камбуза, от отдела готовых форм и до уборщицы Тани, которая уже лет тридцать была малость не в себе и потихоньку таскала у бесшабашных практиканток медные деньги и помаду.
Клавдию восхищала ее капитанская хватка, и способность помнить обо всех мелочах, и умение вести свое судно, обходя мели и банки – идиотские приказы Минздрава, по три на каждой неделе, исключающие друг друга, внезапные визиты проверяльщиков из всевозможных инстанций, от аптекоуправления и до пожарной охраны, истеричных покупателей, требующих, как правило, невозможного, например, чтобы дорогущие импортные препараты выдавались бы желающим даром.
«Когда-нибудь, – мечтала Клавдия, – я тоже буду такой, как она, – сильной, справедливой, язвительной, уверенной в себе, все понимающей и очень профессиональной. И меня тоже будут награждать грамотами, и моя аптека тоже будет лучшей в округе…»
Мечтая, Клавдия сняла хрустящий крахмалом халат – стараниями Варвары Алексеевны такие «профессорские» халаты были у всей аптеки, замызганных и серых она страсть как не любила, – и нацепила джинсовую юбку и маечку. В последние августовские дни в Москве было жарко и сухо, как в Крыму.
– До свидания! – попрощалась она с Лидой и Таней, которые перекладывали что-то из одной сумки в другую в дальнем конце коридора. – До завтра.
– Пока, – отозвались они в один голос, и Клавдия потопала с высокого крылечка прямо в раскаленное асфальтовое марево, не остывавшее даже вечером.
Занятая своими мыслями, она, конечно, не заметила парня, курившего на скамеечке под чахлой желтеющей липой. Парень проводил ее глазами, далеко отшвырнул окурок и, выждав некоторое время, двинулся следом за ней к метро «Маяковская». Маршрут был ему хорошо известен.
Клавдия поставила на плиту картошку и огляделась. Ужин был почти готов, и больше на кухне нечего было делать. Кухню она содержала в аптечной стерильной чистоте, как и единственную комнатку своей квартиры, которую несколько лет назад выхлопотала для нее благодетельница – Варвара Алексеевна. Если бы не она, Клавдия, наверное, до конца жизни прожила бы в общежитии на окраине, где бесконечно пили и дрались, лезли в окна и ломились в двери, где маялись глупые девчонки, приехавшие, чтобы «покорить Москву», да так и завязшие в общежитиях и на убогих, тяжелых, скучных работах, на которые не соглашались идти избалованные столичные жители.
У Клавдии от того времени остались трудные воспоминания.
Чайник приятно зашумел рядом с кипящей картошкой. Есть хотелось ужасно.
Клавдия старалась экономить и редко обедала в аптеке, где все ели «Докторскую» колбасу или хорошенькие тоненькие сосисочки из колбасного магазина на Тверской, до которого было два шага. На сосисочки и колбасу у нее не было денег, а хрустеть, как заяц, надоевшим капустным салатом ей было почему-то неловко. Иногда Варвара Алексеевна сажала ее обедать с собой, как подозревала Клавдия, специально, чтобы подкормить, но есть ее еду Клавдия стеснялась еще больше, чем капустного салата.
– Ешь! – приказывала управляющая строго.
– Нет, спасибо, – отказывалась Клавдия и улыбалась лучезарной фальшивой улыбкой. – Я на работе никогда есть не хочу.
– Смотри ты! – удивлялась заведующая. – А у меня в животе все трясется, если я вовремя не поем.
У Клавдии в животе тоже все тряслось, но у нее были свои понятия о том, что можно и что нельзя себе позволить.
К кофе у нее сегодня был кусок торта, сэкономленный от дня рождения заместительницы Галины Васильевны. Клавдия не съела его вместе со всеми потому, что после трех в аптеке начиналось самое горячее время и она никак не могла отойти от прилавка. На чаепитие она не попала, но торт ей достался, и она привезла его домой, как законную добычу, ревностно следя, чтобы его не раздавили в метро.
И телевизор у нее был шикарный – с дистанционным управлением с торжественно-скромной надписью «Sony» под плоским экраном. Телевизор ей подарили на тридцатилетие, и это был необыкновенный, невиданный подарок. Даже заведующей никто не дарил никаких телевизоров, и Клавдия подозревала, что Варвара Алексеевна заплатила большую часть денег из собственного кармана.
Телевизор Клавдия обожала и называла его Сеня. Он был ее друг. Пока Сеня не появился, ей было очень грустно по вечерам.
Она встрепенулась и принюхалась. Судя по всему, картошка была уже готова. Клавдия положила себе в тарелку две большие картофелины, исходившие сытным духом, и с тоской покосилась на капусту. Эта капуста надоела ей ужасно, но приходилось есть, потому что это были как бы витамины, которые она не могла себе позволить употреблять в виде клубники и апельсинов.
Ничего, бодро решила она. Один день без капустных витаминов не приведет ни к каким разрушительным последствиям. Отдохну немножко, не заяц же я в самом деле…
Клавдия включила Сеню и уселась за крошечный шаткий столик, приобретенный еще в институте и символизирующий собой стремление к красивой жизни. Такие столики в те времена часто показывали в кино. Кроме того, в ее общажную комнатку другой стол просто не вошел бы.
Стремление к красивой жизни осталось в безвозвратно ушедшем прошлом, а столик до сих пор с ней, и она каждый день за ним ужинает, пригласив в компанию Сеню.
Развеселый ведущий программы «Поле чудес» что-то радостно орал до невозможности смущенным участникам, которые никак не могли угадать русского писателя, в фамилии которого присутствовали буквы «…у…ин». Участники пыжились, шевелили лбами, грозно нахмуривались, но таинственная фамилия была сильнее их и никак не давалась.
– Пукин, – подсказала Клавдия, с наслаждением откусывая от картофелины.
Бравый пожилой участник доковылял до сектора «Приз» и теперь жаждал получить причитающееся ему вознаграждение. Ведущий препирался и заигрывал, предлагая несметные богатства в обмен на неизвестный приз. Участник терялся и в глубокой тоске водил взором по рядам зрителей, надеясь, что кто-нибудь подскажет ему, как не продешевить. Наконец утюг был благополучно выдан, и игра понеслась дальше. Фамилия так и оставалась неразгаданной.
– Букин, – снова подсказала Клавдия, принимаясь за вторую картофелину. – Тукин, Мукин, Хрюкин.
Ей было очень весело.
В конце концов участники не без помощи хорошо осведомленного ведущего выяснили, что русского писателя звали не Пукин и не Хрюкин, а все же Бунин, и началась волынка с обменом всех выигранных сокровищ на еще более несметные, маячившие в суперигре. Клавдия доела картошку, по детдомовской привычке, с которой она боролась уже лет пятнадцать, вылизала тарелку, и тут зазвонил телефон.
– Да? – сказала она с вопросительной интонацией, пристраивая тарелку на шаткий столик.
– Капусту хрумкаешь? – спросила трубка без предисловий. – Или уже того, схрумкала?
Клавдия засмеялась.
– Привет, Танюш, – сказала она весело. – Я сегодня решила капусту не есть. Надоела.
– Неужели? – удивилась трубка. – Ты же образцово-показательный кролик Роджер. Тебе не может надоесть капуста. Страсть к капусте у тебя в крови.
– Может, у меня в крови страсть к осетрине горячего копчения, и я вовсе не кролик Роджер, – продолжала веселиться Клавдия. – Может, ты все эти годы во мне ошибалась. А?
Таня Ларионова, которую Клавдия так и не могла представить себе Павловой, хотя она была Павлова уже лет семь, была самой лучшей ее подругой.
Они познакомились в незапамятные времена на картошке под Зарайском, куда вывезли одновременно два института – совершенно мужской физико-технический, где училась Таня, и совершенно женский фармацевтический, где училась Клавдия. Кавалерами они тогда так и не обзавелись, зато на всю оставшуюся жизнь обрели друг друга.
