Дело о похищенных младенцах - Константинов Андрей Дмитриевич (полная версия книги .TXT) 📗
— Добавить нечего, — повторил я вслух. — Деградируем в ускоренном режиме. Не удивлюсь, если сегодня вечером кто-нибудь приведет сюда проститутку. А может, не одну. А завтра здесь закурят анашу. А послезавтра… Я не буду оглашать то, что написал поверх докладной Обнорский. Шеф выражений не выбирает, а в таких ситуациях — тем паче. Каширин депремирован на четыре месяца вперед. Так будет с каждым, кто не избавится от пагубного пристрастия к алкоголю.
— Глеб, я тебя сукой не называл, — негромко произнес запунцовевший Каширин Р. А.
— Все, что видят мои глаза и слышат мои уши, а также глаза и уши некоторых других ответственных сотрудников агентства, вне всяких сомнений является правдой.
— Я сутки сторожил кабинет, пока не поставили новую дверь. — Каширин хватался за последнюю соломинку, но шансов у него не было.
— Распоряжения начальства не обсуждаются, — поставил я точку. — Четыре месяца без премий.
— Повезло тебе, Родик, что не к Скрипке ломился, — жалостливо вздохнула Агеева, когда летучка закончилась и народ потянулся к выходу. — У Спозаранника дверь легкая, деревянная, а у Скрипки — стальная. Перелом ноги — как минимум.
«Стальная дверь — это то, что надо, — подумал я про себя. — Стальная дверь — это мощно. Никакая сука, называющая меня сукой, не пробьется».
В два часа дня в кабинет вошел посетитель. Мы договорились с ним о встрече еще вчера, по телефону. Посетитель — седеющий мужчина в потертом костюме — должен был рассказать о причинах смерти прокурора Калининградского района Бунина. Во всяком случае, обещал. Бунин прослужил в органах прокуратуры без малого полвека и, согласно официальной версии, скончался от ишемической болезни сердца.
Но у визитера была некая эксклюзивная версия, которой он хотел поделиться с нашим агентством. Что ж, мы всегда рады инициативным людям!
— Здравствуйте, я — Спозаранник.
— Очень приятно, Гендельсон Иван Иванович, — заулыбался старичок, тряся мою руку. — Ветеран войны, труда и партии, князь.
Князь так князь, подумал я. Могут же быть у пожилого человека маленькие причуды! Но вскоре оказалось, что причуды эти не так уж малы.
— Прокурор Бунин умер оттого, что я сказал ему три слова, — пристально глядя мне в глаза, заявил посетитель.
— Получается, вы его убили?
Я сделал вид, что включаюсь в игру.
— Нет, но способствовал, так сказать, переходу в мир иной. Сволочь он был редкостная, этот Бунин. Тут целая история. В нашей коммуналке жилец один не соблюдает нормы морали. Как сказать… Диарея у него постоянная.
Понос то бишь. Как сядет этот засранец на горшок, так и не снять его оттуда.
Туалет один, а хочется-то всем. Четыре жалобы написал я в районную прокуратуру, чтоб или соседа отселили, как злостного хулигана, или дополнительный биотуалет поставили за счет государства, потом не выдержал — пришел к Бунину на прием. А он: разбирайся, мол, сам со своим говном. Ну и сказал я ему три слова, от которых он скоропостижно, так сказать, умер.
Большой опыт общения с посетителями-шизофрениками научил меня главному: этих людей надо спрашивать об их заболевании с самой первой минуты и в лоб, иначе разговор рискует затянуться на долгие часы. Шизофренику-то что — он кайф ловит, а начальник отдела расследований только теряет время.
— У вас справка имеется? — обратился я к Ивану Ивановичу Гендельсону.
— А то. И справка, и удостоверение. — Иван Иванович начал копаться во внутренних карманах пиджака и спустя полминуты извлек оттуда «Удостоверение князя».
— До свидания, — встал я из-за стола.
Пациент был тяжел, и расставание с ним необходимо было произвести немедленно.
— А как же Бунин?
— Ваша информация нас не заинтересовала. Советуем обратиться в газету «Аномальные явления». Это по их части.
— «Аномальные явления»? погрустнел старичок. — Там меня психом считают…
Как только Гендельсон удалился, зазвонил телефон. Это была Надя.
— Дорогая, ты как нельзя кстати.
Только что беседовал с человеком, мозги которого представляют особый психиатрический интерес. Он считает себя князем и даже выписал себе по такому случаю удостоверение. А еще утверждает, что убил прокурора Калининградского района путем нашептывания ему трех волшебных слов.
— Раздвоение личности, отягощенное манией величия. Обычная шизофрения. Хотя ты знаешь, дорогой, ставить диагнозы по телефону — это не в моих правилах… Между прочим, я по делу. Ты должен меня выручить. Сегодня открывается Первый городской психотерапевтический центр, будет куча народа, планируется банкет и все в таком духе. Я приглашена, но быть не смогу — сам понимаешь, квартальный отчет, налоговая. Вот раньше была благодать — сидела себе в поликлинике, принимала психов с десяти до восемнадцати — никаких проблем. А теперь я, как директор общества с ограниченной ответственностью «Психотерапия плюс», за все отвечаю. Так что придется ехать на банкет тебе.
— Это еще зачем? — возмутился я.
Ненависть к банкетам у меня в крови, и супруга об этом знает. Дразнит, что ли?
— Двухминутное дело. Я договорилась встретиться там с большим человеком из Комитета по здравоохранению и должна передать ему документы. Заедешь, найдешь человека, отдашь документы — и все.
— Надюша, мой статус не позволяет мне выполнять курьерские поручения. Я — начальник отдела, а не побегушник какой-нибудь…
— Ну пожалуйста, милый.
Надя знала, как произнести эти слова, чтобы я сдался. Знала бы она еще, чем все закончится…
Первый городской психотерапевтический центр разместился в здании на улице Марата, где раньше был детский садик. Вполне логичная метаморфоза: согласно статистике, детей с каждым годом становится все меньше, а психов, как постоянно твердит Надюша и как засвидетельствовал мой последний посетитель, — наоборот. За пять месяцев садик вылизали, превратили в белоснежный дворец и даже обложили по периметру разноцветной плиткой — совсем как особняк представителя президента Карачаевцева. Ничего не поделаешь — мода.
Под стать дворцу сверкали и припаркованные лимузины. Народ на банкет собрался важный — одни «ООО». Простые люди с такими номерами не ездят.
Свою «Ниву» я из скромности поставил возле соседнего дома.
У входа меня тормознул секьюрити — высокий парень в дорогом темном костюме и с радиотелефоном в руках.
— Вы на банкет? Назовите фамилию.
— Спозаранник.
Секьюрити уткнулся глазами в список приглашенных, пока наконец не обнаружил нужную строчку. Брови его поползли вверх.
— Здесь написано: «Спозаранник Надежда Борисовна». Вы женщина?
— Я журналист.
Так бы и сказали. — Охранник быстро взял в руки другой лист и пробежал его сверху донизу. — Извините, но в списке приглашенной прессы вас тоже нет.
— И не должно быть. Я — муж. Муж Спозаранник Надежды Борисовны.
В двух словах я попытался объяснить ситуацию. Охранник насупился. Это не предвещало ничего хорошего.
Много лет назад был случай, когда знаменитого журналиста «Спорт-Экспресса» Юру Неходорского не пустили на банкет по случаю открытия Игр доброй воли. И не просто не пустили, а грубо оскорбили, сказав, что с такой бородатой рожей не то что на банкет — в постель к жене проникать неприлично.
(Рожа, кстати, была что надо — типично журналистская. Неходорский по этому поводу часто рассказывал анекдот о том, как его призвали на военные сборы и поставили на КПП. Стоит, значит, Юра с автоматом, а тут генерал из ЛенВО с проверкой приезжает. Юра:
«Здравия желаю, товарищ генерал!» Генерал: «Ты кто?» Юра: «Лейтенант запаса Неходорский». Генерал: «А кто тебя сюда поставил?» Юра: «Подполковник Кузьмин». Генерал: «Ну и мудак же твой подполковник! На КПП должно стоять лицо сборов, а он поставил жопу».)
Ну вот, и этого самого Неходорского не пустили на банкет. «Ладно, — злобно сказал Юра, — вы у меня попляшете».
