Месть колдуна - Дроздов Анатолий Федорович (книги бесплатно полные версии TXT) 📗
В благодарность она рассказала мне историю своей жизни. Ничего интересного я не услышал: сгинувший в неведомых далях повеса-отец, спившаяся мать, регулярно менявшая случайных сожителей. Один из них изнасиловал Аню, когда ей было тринадцать, а узнавший про это старший брат, суровый пятнадцатилетний подросток, уже начавший выпивать, но нежно любивший младшую сестренку, вечером хладнокровно задушил храпевшего на кровати пьяного насильника куском бельевой веревки. Брат пошел в тюрьму, поэтому на похоронах матери его не было. Он вернулся неделю назад, и все эти дни отмечал радостное событие с компанией таких же орлов, синих от наколок и водки. А когда Аня решилась, наконец, выговорить ему, он воткнул ее лицом в стену – за годы отсидки его нежность к сестре как-то растаяла…
Вчера мне пришлось временно разместить помощницу у себя и строго-настрого запретить ей появляться со своими отметинами в офисе. Но Ане не сиделось: в обед она позвонила и предложила привезти мне горячий суп в термосе. Я велел ей оставаться дома. Не только из-за отметин на лице. В последнее время мне не нравились взгляды, украдкой брошенные в мою сторону, и особый тон голоса в наших беседах без пациентов. Я, конечно, неисправимый бабник, но не настолько, чтобы крутить роман с девочкой – ровесницей моего Кости, тем более зависимой от меня по службе…
Я пересчитал выручку. Неплохо – в обычные дни на мою долю приходится вдвое меньше. Работаю я не более 15 дней в месяц – обеспечить больший поток страждущих не удается даже Ане. По меркам нашего края я богач, но тысяча-полторы долларов в месяц – слишком мало для человека, чей сын учится в университете славного города Вены, а папа не только содержит студента, но и частично оплачивает учебу. Слава Богу, что Бог послал мне умного и скромного сына, который отцовские евро тратит только на еду, одежду и учебники. На девочек и выпивку не остается…
Итак. Это – доля Ани, а эти – ежедневная плата за офис. Остальное причитается мне. Государству я не плачу. Даже в этой стране пожертвования не облагаются налогами. Моя общественная организация "Горний свет", призванная нести духовное здоровье в массы (о чем не подозревают даже ее учредители, поставившие свои подписи под документами из дружеского участия), живет исключительно на пожертвования. Скромно, но скромность в этой стране сегодня высшая добродетель…
В дверь постучали: тихо, но решительно. Я сунул деньги в карман пиджака и нехотя пошел открывать…
– Извините, я ненадолго. Честное слово.
Я не люблю незваных гостей. Тем более, когда они приходят после тяжелого рабочего дня. И когда в их глазах такой странный отсвет – помесь тревоги и металла. Женских глазах.
– Простите, я знаю, что у вас закончен прием, и что вы устали. Мне ваша помощница сказала, что после шести вы никого не принимаете. Но я вас очень прошу…
Неуловимым движением она извлекла из сумочки пятидесятидолларовую купюру. Я молча посторонился. Я действительно не принимаю без предварительной записи и после шести. Но когда у человека такие весомые аргументы… Причем, полностью мои – с клиентов, приходящих без записи, Ане не ничего не причитается.
Видимо, и посетительница кое-что поняла. Уже совсем уверенно прошла к столу, села напротив и без долгих разговоров выложила на стол руки ладонями вверх.
– Мне сказали, что вы здорово умеете читать по рукам. Я хочу знать, что меня ждет.
– Тогда вам нужно к цыганке.
Деньги я уважаю, но репутация стоит дороже. Не хватало еще, чтобы ко мне повадились гадать.
– Я вас очень прошу. Мне нужно, поверьте. Очень…
Что-то очень жалкое, так не вязавшееся с обликом этой женщины, прозвенело в ее голосе. Несколько мгновений я смотрел на нее в упор. Ничем не примечательное лицо, на вид лет тридцать, невысокая, худощавая. На улице не заметил бы. И все-таки она странная. Ладно, не бывает правил без исключений…
Линии и знаки у нее тоже были странные. С минуту я сосредоточенно разглядывал ее ладони, силясь понять это необычное сочетание. Ни одна известная мне болезней не могла повлечь такие операции. И в таком количестве. И в таких местах… Я машинально взял ее ладони в свои – ближе к глазам. И вздрогнул – пальцы нащупали очень странные для женских рук мозоли. Хорошо знакомые бывшему старшему лейтенанту десантно-штурмового батальона…
– Что это было? Осколки, пулевые ранения? Вот здесь, здесь, здесь… – я довольно бесцеремонно тыкал пальцем в ее прикрытое свитером тело. – Почему так много и сразу?
– И пули, и осколки, – ответила она тихо, отводя глаза в сторону. – Сначала – очередь, а потом граната из подствольника… А мне о вас правду сказали, – она встрепенулась, и взгляд ее стал жестким: – Но я пришла спросить вас о будущем, а не о прошлом.
Я не люблю, когда со мною говорят таким тоном. В моем офисе. И когда это женщина, руки которой так хорошо знают оружие.
– Скольких вы застрелили? Пятнадцать? Двадцать?..
В глазах ее плескался ужас.
– Я жду.
– Двадцать шесть…
Это прозвучало чуть слышно.
– Хорошо платили?
Она кивнула. Говорить, было видно, не могла. А я не хотел спрашивать. И так было ясно, где хорошо платили снайперу, а заодно стреляли в него из автомата и подствольного гранатомета. На той войне мог быть и мой Костик, случись ему родиться от другого отца. Он мог быть среди этих двадцати шести…
– Что вы хотите от меня услышать?
– Про будущее, – она не поднимала глаз. – В последнее время что-то предчувствие дурное. И сны всякие…
Я еще раз бросил взгляд на ее ладони. Обычно я не говорю людям правды, когда ее лучше не говорить. Даже в самом точном прогнозе возможна ошибка, а кодировать без нужды человека на беду – не тот грех, который я готов взять на душу. Но сейчас…
– Сколько вам лет? Точно, пожалуйста.
– Тридцать два.
– Давно исполнилось? – Почти полгода назад.
– Тогда вам лучше лечь на дно. Если возможно, вообще не выходить из дому. Никаких контактов, контрактов, деловых встреч и поездок – даже за очень большие деньги. Если хотите жить…
– Меня убьют? – она смотрела на меня твердо и осмысленно.
Даже неприятным мне людям я не хочу говорить тяжкое. Человеку нужен хотя бы лучик надежды. Надеяться надо до последней минуты…
– Могут. Если ввяжетесь в новое дело.
– А если заставят?
– Трудно заставить человека убивать…
– Это, когда у него никого нет. А если – ребенок? И мать-инвалид?..
Не надо меня уговаривать. Не надо. У миллионов людей – дети, а у многих тысяч – матери-инвалиды. Но далеко не все берут в руки снайперскую винтовку и едут убивать чужих детей ради счастья своего единственного…
– Я все сказал.
– Возьмите! – она выложила на стол купюру.
Я покачал головой.
– Пожалуйста! Я очень прошу. Это не те деньги…
Я понял, что она сейчас заплачет. И молча сунул банкноту в карман.
– До свидания. Вы мне очень помогли.
Я не ответил. Некоторое время она нерешительно топталась у порога, но, так и не дождавшись слов прощания, тихо скользнула за дверь. Жизнь научила меня быть дипломатом. Но есть вещи, которые выше моих представлений о вежливости. Я не различаю убийц по полу.
Легкие шаги затихли в коридоре. Я сел и машинально поскреб в кармане. Там было пусто – курить я бросил полгода назад. Лучше бы не бросал…
2.
Тихий, протяжный свист, ослабленный дверью, нежно прошелестел в отдалении, затем мягко, но требовательно заиграл зуммер совсем рядом. Сработали оба параллельных аппарата – в спальне и прихожей. Через секунду равнодушный механический голос телефона в прихожей назвал комбинацию цифр – кто-то далекий посягал на мой вечерний отдых.
Номер, мигавший на табло аппарата, ничего не говорил. Несколько мгновений я рассеянно смотрел на красные цифры, решая: поднять трубку или оставить неизвестного абонента в разочаровании. Давно миновали времена, когда я коршуном кидался к телефону, не задумываясь, дурную или добрую весть несет мне звонок. Опыт работы свободно практикующим знахарем научил меня осторожно относиться к вечерним звонкам. Когда половина шизиков города виснет на твоей линии, чтобы рассказать об очередном покушении на их драгоценную жизнь, надо обладать большим запасом душевного здоровья, дабы самому не съехать с фазы. Теперешнего номера моего домашнего телефона нет ни в одной справочной службе города и ни в одной открытой базе данных. Это стоит денег, но душевное спокойствие дороже. Но все равно моя клиентура всеми правдами и неправдами узнает желанную комбинацию цифр, поэтому я регулярно ее меняю. Стоит недорого…
