Твой последний шазам (СИ) - Мартин Ида (серии книг читать бесплатно TXT) 📗

Я включила телевизор, сходила в душ, съела оставшийся с обеда несладкий персик, не глядя пролайкала новостную ленту друзей и уткнулась в видео клипы.

Мы ждали. Я — что он сменит тему, он — моих ответов. И в этом молчаливом противостоянии проигравший был заведомо известен, потому что я ненавидела ждать. Ожидание вынимало из меня душу и заставляло совершать необдуманные поступки.

И я почти уже собралась написать, как на экране телефона высветился его номер. Быстро схватила трубку и прижала к уху.

— Костя, ты с ума сошел? Мы же договорились не звонить, — на радостях выпалила я. — Это дорого.

— Ответь честно, ты ему правда не сказала про меня?

— Ты из-за этого звонишь?

— Звоню, потому что завтра встретиться не получится, — голос был тихий и далёкий. — Я сейчас уезжаю в деревню. Ты просила предупреждать.

— Я ничего такого не сделала и не сказала, чтобы вот так психовать.

— Вот именно — не сказала… — он усмехнулся и помолчал. — На самом деле, там с бабушкой что-то. Нужно ехать. Мила позвонила.

По его серьёзному тону я поняла, что это правда.

Мы скомкано попрощались.

С Костиной бабушкой я была едва знакома. Виделись пару раз — крупная, усталая, деревенская женщина. Никакой особой симпатии между нами не возникло. И я знала, что в глубине души Амелин винит её за то, что она позволила матери забрать его себе. Об этом он никогда не говорил, но сама бабушка однажды рассказала.

Мне, конечно, не хотелось, чтобы с ней на самом деле что-то случилось, но то, что из-за неё мы не могли в ближайшие дни увидеться, было очень обидно. Особенно после этой дурацкой переписки и повисшей недосказанности.

В Москве жара стояла посильнее, чем в Испании, и стоило нам вернуться, родители тут же начали страдать, что хотят обратно.

Прошло четыре дня, но Амелин так и не вернулся. Нельзя сказать, что он совсем пропал, два коротких сообщения я всё же получила, однако: «Пока здесь» и «Извини, придется задержаться» — скорее напоминали телеграммы, в которых каждая буква стоила непозволительно дорого.

Это было очень странно и необъяснимо. Последние две недели он писал не прекращая, по поводу и без повода, присылал мемы, картинки, музыку, рассказывал о своих соседях, прочитанных книгах и о всяком другом, из-за чего я слишком привыкла, что он обязан быть в телефоне всегда. Двадцать четыре на семь. Как джин из бутылки. Стоит пожелать, и он тут как тут: "Чего изволите?".

С середины апреля до первых майских праздников мы виделись каждый день: гуляли по улицам и торговым центрам, сидели в фастфудах или кино, но чаще всего зависали у меня дома. Я заканчивала десятый класс и никаких серьёзных экзаменов не предвиделось. Костику же предстояло сдавать ЕГЭ, поэтому мама однажды сказала, что если я не последняя эгоистка, то должна дать человеку подготовиться, ведь у него нет репетиторов и кроме самого себя рассчитывать не на кого.

Пришлось согласиться. Мы стали встречаться реже, однако писать он никогда не переставал. И как бы я себя не успокаивала, какие бы не придумывала отговорки, смутная тревога, начавшаяся с дурацкой подколки про «парня», в которой, в общем-то, и не было никакого смысла, кроме того, что я прекрасно знала, что это его заденет, росла.

Мне приснился сон. Один из самых неприятных, постоянно повторяющихся снов. В этом сне я прихожу в школу в майке и трусах. Сначала всё спокойно, и я ничего не замечаю, но наша классная (почему-то это всегда именно она) поднимает меня перед всеми и отчитывает за внешний вид.

Только тогда я соображаю, что забыла одеться. Мне становится очень стыдно, и я начинаю метаться, пытаясь поскорее уйти из школы, но каждый раз по каким-то причинам не могу.

В этом сне была Мила. Выглядела она, как и в жизни, очень привлекательно: хрупкая, трогательная блондинка с чистой, обезоруживающей, в точности, как у Амелина, улыбкой в пол-лица. Он вообще сильно походил на неё, только глаза у неё были светлые, а у него чёрные, как бездна.

Там во сне Мила искала кабинет директора, но заблудилась в коридорах. Я сказала, что мне нужно поскорее идти домой, а она схватила меня за руки и стала умолять помочь ей. И, хотя я всё ещё слышала за спиной крики одноклассников «голая», зачем-то побежала с ней по бесконечным лабиринтам коридоров и этажей, которых становилось всё больше и больше, а из дверей классов, похожих на номера отеля, то и дело выскакивали люди и при виде меня кричали «голая». Я изо всех сил пыталась натянуть майку ниже, а Мила только смеялась и говорила: «Хочешь, я научу тебя танцевать?». Этот сон никогда ничем не заканчивался. Выход из него всегда был только один — проснуться.

— Вечно тебе нужно всё контролировать, — с упрёком сказала Настя, когда мы сидели с ней на примерочных банкетках в магазине обуви, куда она устроилась на летнюю подработку.

Сидеть в торговом зале ей не разрешалось, но из-за дикой жары посетители не заходили к ним по несколько дней подряд.

Настя давно мечтала о «большой» любви и была уверена, что со мной случилась именно такая, а я этого не ценю. Она вообще осуждала меня за многое: за прямолинейность, за настороженность, за то, что когда мне было плохо, я не жаловалась, что порой не снимала наушники во время разговора и никогда не носила юбок.

Мне в ней тоже не всё нравилось, однако мы хорошо ладили и за какие-то шесть месяцев, пожалуй, стали лучшими подругами.

— Но ты не можешь контролировать всё. Бывают разные обстоятельства, не известно же, что произошло.

— Не известно. И это страшно бесит. Почему он не напишет или не позвонит? Не объяснит нормально?

— Значит, не может. Не понимаю, чего волноваться? Вот если бы он исчез на месяц или вообще ничего бы не писал, тогда да…

В магазине сильно пахло кожей и обувным кремом, но кондиционер работал на полную мощь и царила райская прохлада.

— А вдруг это из-за меня? — наконец высказала я свои давние опасения.

— Вы поругались? — Настя с любопытством оживилась.

У неё были длинные светлые волосы и густо обведенные чёрной подводкой голубые глаза. Лицо же миленькое, немного детское, бледное и хрупкое. Она напоминала нежную, но печальную коллекционную куклу.

— Не то, чтобы поругались, но… — объяснить было сложно. — Я просто пошутила, а он не понял и воспринял в своём духе, ну, как это у него обычно бывает.

— Но, если он обиделся, то почему написал, что задержится?

— Вот и я не понимаю.

— А ты сама звонила ему?

— Да. Не отвечает.

— В таком случае, почему бы тебе просто не поехать и не выяснить всё самой?

— Куда поехать? В деревню?

— Куда же ещё. Хотя… — Настя задумалась. — А вдруг он вообще никуда не уезжал? Сказал, что уехал, а сам сидит себе преспокойно дома и наблюдает, как ты дёргаешься. Он же так может?

— Может, — признала я. Подобные психологические выкрутасы были вполне в стиле Амелина. — Но, если он так сделал, то я… то я…

Я не знала, как поступлю в таком случае, но от одного только предположения дико разозлилась.

— Вот и сходи. Проверь, — назидательно посоветовала Настя.

— Но это как-то унизительно. Ходить, проверять… Он же сейчас у каких-то ребят живет.

— Глупости. Что унизительного в том, чтобы проведать своего друга? Ну и, в конце концов, если ты виновата, то попросить прощения.

— Что? Прощения? Если он меня обманул, никаких прощений не будет!

Настя откинула назад волосы и меланхолично пожала плечами.

— Просто сделай что-нибудь. У тебя всё равно куча свободного времени, — она тяжело вздохнула. — Счастливая. Хочешь — на море, хочешь — в деревню поезжай.

— Поехали со мной, — предложила я.

— Ну куда я поеду? — она обвела взглядом полки с обувью и пустой зал. — У меня же работа.

Мы ещё немного посидели и я, пообещав написать ей, если что-то узнаю новое, тут же отправилась в ту квартиру, где последние пару месяцев жил Амелин.

Соседний район. Одна остановка на метро. До этого я была у него два раза, но дорогу запомнила отлично. Длинный белый десятиэтажный дом, третий подъезд с конца. На двери домофон. Я дождалась, пока из подъезда не выйдет человек и поднялась на второй этаж.