Две богатеньких малышки - Эберхарт Миньон Гуд (книги полностью .TXT) 📗
Эмми всегда жалела о том, что так плохо помнит отца. Он, судя по всему, был очень талантлив по части финансов, потому что не только сохранил капитал Ван Сейдемов в трудные времена, но и немало его приумножил. И, наверное, ведение дел доставляло ему удовольствие. Отец любил дочерей, но никогда не был особенно близок с ними – возможно, к сыну он проявлял бы больше интереса. Но, так или иначе, он вложил в Эмми – и отчасти в Диану – чувство ответственности по отношению к деньгам. Одна мысль о том, как воспринял бы отец безумные долги Джастина, заставила ее содрогнуться...
Сэнди сказал, что деньги – это головная боль, о которой многие мечтают. Сам он зарабатывал себе на жизнь с той самой поры, как окончил юридический колледж. Его мать круглый год жила в Палм-Бич, и Эмми знала – хоть и не помнила, откуда, – что Сэнди берет на себя все ее расходы. Что ж, это справедливо: ведь мать наверняка многим пожертвовала, чтобы дать ему образование...
Эмми сотый раз перевернулась с боку на бок. Хоть бы Дугу удалось уснуть, подумала она. Он выглядел совсем измученным. Еще бы – накануне премьеры...
Она стала вспоминать, как познакомилась с Дугом и влюбилась в него – по крайней мере, так ей тогда казалось. Но это не продлилось долго; она даже почти не ревновала, когда Ди вышла за него. Все это осталось в прошлом; и, по правде говоря, больше в ее прошлом ничего особенного и не было... Все равно, Эмми всем сердцем надеялась, что премьера пройдет успешно... Гил Сэнфорд убит... как это ужасно... Полиция нашла пистолет Ди... это тоже ужасно... Мысль о Гиле скользила по краю ее сознания, как и при его жизни. Всегда смеющийся, расточающий комплименты дамский угодник... какой бы он ни был, он не заслуживал смерти! Нет-нет, она не будет о нем думать! Красивое, улыбающееся лицо Гила расплылось у нее перед глазами, превратившись в облачко; но в этом облачке было что-то зловещее, сулящее большую беду...
Наконец Эмми уснула. Спала она беспокойно и видела сны, но поутру не могла их вспомнить.
Утром позвонил Сэнди и сказал, что новостей по-прежнему нет; если полиция и обнаружила какие-то улики, то он об этом не знает. Он пригласил ее и Джастина поужинать и сказал, что непременно пойдет на премьеру и, поскольку Эмми и Ди будут сидеть рядом, то он вполне может усадить Джастина с собой.
К тому времени, как Эмми спустилась вниз, Джастина уже и след простыл. Газеты, как всегда, были разбросаны по столу. Эмми бегло просмотрела их: известия об убийстве Гила Сэнфорда перекочевали с первых страниц на более отдаленные. Наверное, это хорошо, подумала Эмми. А может быть, и нет. Она уже ни в чем не была уверена.
Почти все утро Эмми бесцельно слонялась по дому. На этот раз убирать квартиру пришла другая женщина, но, видимо, и она получила инструкции от Агнес, поскольку приготовила мясо в горшочках и сообщила Эмми, что оно прекрасно сохранится в холодильнике до завтра, если сегодня они не ужинают дома. Эта женщина тоже читала в газетах об убийстве Гила; сверля Эмми острыми глазками, она причитала, как ей жаль бедного мистера Сэнфорда, и какой ужас, что мисс Ван Сейдем пришла через считанные минуты после трагедии...
Эмми перебросила через руку пальто – майский день неожиданно выдался холодным и ветреным – и с достоинством удалилась. Она перешла улицу и двинулась по широкой парковой аллее. Она нанесла визит вежливости в «Бонуит» – новые белые перчатки к премьере; затем в «Бергдорф» – несколько пар чулок. Когда Эмми принесла покупки домой, уборщица, к счастью, уже ушла, и в доме воцарилась благословенная тишина. Эмми положила на стол свертки – один с фиалочками, другой розовато-лиловый – и посмотрела на часы. Забыла спросить у Сэнди: нашла ли полиция на пистолете какие-нибудь отпечатки пальцев, кроме Дианиных? Да он, наверное, и не знает...
Если кто-то и звонил в отсутствие Эмми, уборщица не известила ее об этом: ни на столике у кровати, ни в крохотной «телефонной» комнатке под лестницей не оказалось никаких записок. Огромная квартира была отлично проветрена и сверкала чистотой, но пустые комнаты вселяли в Эмми щемящее чувство одиночества. Она поняла, что имела в виду Диана, когда говорила накануне, как неуютно ей в доме одной. Эмми постояла у окна, глядя, как закатные тени красят темнеющее небо... Пора принести чего-нибудь выпить для Джастина и Сэнди – и наряжаться на премьеру.
Эмми принесла графинчик, бокалы и лед, поставила все это, как обычно, в гостиной, включила свет – и направилась к себе наверх. Трепет предвкушения праздника начал охватывать ее. Интересно, что чувствует Диана? Наверное, дебют мужа-сценариста – это и страшно и радостно одновременно...
Полная решимости не подвести сестру, Эмми извлекла на свет длинное элегантное вечернее платье абрикосового цвета, прекрасно оттенявшего ее светло-каштановые волосы. Платье великолепно облегало ее фигуру, и Эмми осталась довольна своим отражением в зеркале. Она взяла позолоченную театральную сумочку, бросила туда деньги, ключи, помаду и спустилась вниз. Еще на лестнице она услышала позвякивание льда о стенки бокалов. Джастин сидел в любимом кресле, с привычным удовольствием прихлебывая виски, но, увидев падчерицу, вскочил, как ужаленный:
– Эмми! Ты прелесть! Откуда у тебя это платье?
Джастин никогда не скупился на похвалы, но сегодня Эмми они были особенно приятны. Однако она ответила:
– Этому платью сто лет.
– А я его не помню.
– Наверное, я редко выхожу в свет. Или часто ношу одно и то же.
Джастин нахмурился:
– Можешь мне не верить, Эмми, но меня беспокоит твоя судьба. Когда-то мне казалось, что тебе по душе Дуг Уорд, но малышка Ди заграбастала его. Впрочем, ты, кажется, не слишком горевала?
– Горевала, – созналась Эмми, – но недолго. И это было ужасно давно. Теперь уже неважно. Знаешь, я очень надеюсь, что премьера пройдет успешно.
– Да. – Джастин вдруг посерьезнел, что случалось нечасто. – Плохо, когда мужчина полностью зависит от жены и должен отчитываться за каждый цент. Не пойми меня превратно, Эмми. Твоя мать была единственной женщиной, которую я любил по-настоящему. Я не говорю, что у меня не было других женщин, – добавил он с очаровательным детским простодушием, – но твоя мама – о, она была славная девочка!
– По-моему, ей вообще не приходила в голову мысль о том, кому принадлежат деньги.
– Если и приходила, она умело это скрывала. Она была щедрой. Щедрой и великодушной. А что ты думаешь о Сэнди Путнэме?
Эмми вспомнила, как Сэнди поцеловал ее – точней, как они поцеловались, исправила она себя, – плеснула себе вина и сказала, не глядя на отчима:
– Я думаю, что Сэнди изо всех сил старается содержать себя и свою мать.
– Ну, тебя ему содержать не придется. У тебя-то деньги есть.
– Я не собираюсь замуж за Сэнди, во-первых; а во-вторых, он не делал мне предложения. А что касается денег Ван Сейдемов... их осталось не так уж много.
– Мне очень неловко за те сорок тысяч, Эмми. Пришлось трогать основной капитал?
– Да, – коротко ответила Эмми и посмотрела ему в глаза: – Джастин, пожалуйста...
– Не надо, Эмми. Я знаю, что ты хочешь сказать. Я научен горьким опытом и обещаю больше не играть. – Джастин вздрогнул – как показалось Эмми, искренне. – Знаешь, не очень-то приятно ходить по улицам, зная, что в любую минуту тебя могут пристрелить или... Ну все, ты заплатила, и это больше не повторится... А Сэнди идет на премьеру?
– Да. Ох, я забыла. Он пригласил нас с тобой в ресторан.
– Прекрасно. Мальчик хорошо воспитан, вот что я тебе скажу. Хочет отдать долг вежливости за вчерашний ужин. Пойду, переоденусь. – Он налил себе еще, с наслаждением отхлебнул и отправился вверх.
Сэнди прибыл при полном параде: черный галстук, смокинг прекрасного покроя, рыжие волосы гладко зачесаны назад.
– Боже... – сказал он, восхищенно глядя на Эмми. – Какая ты... о Боже! – Он заключил ее в объятия – и снова, Эмми была уверена, поцелуй продлился дольше, чем они оба того хотели. Она покраснела – и разозлилась на себя за это.
