Райский сад дьявола - Вайнер Аркадий Александрович (мир книг txt) 📗
– Все? – спросил я нестрого.
– Все! – радостно отбил концовку урод.
– Кит! – позвал я своего труженика металлоремонта. – Он снова врет…
– А что я вру? – возбух Гобейко-Прусик. – Чего наврал-то?
Я тяжело вздохнул и стал медленно объяснять ему:
– Вы, Василий Данилыч, со мной неискренни. Это называется «дезинформация умолчанием». Вы надеетесь, коль мы вас прихватили здесь, отбиться от меня крошками, объедками, слухами… Рассчитываете, что я ваших мужиков, дружков или подельников не отловлю, а они вам за это не оторвут вашу многомудрую башку… Так вот – надеетесь зря…
– Почему?
– Потому что ведущий вас офицер Ларионов убит, и я допускаю, при вашем участии…
– Да что вы такое говорите? – завизжал Гобейко. – Я… я…
Кит мрачно посоветовал:
– Замолчи, осел! Ты молчи пока и слушай…
– Мне кажется, что вы встали на смертельный для агента путь двойного осведомительства: нам – про них, им – про нас. И подставили вчера Ларионова…
– Не подставлял я никого… – слабо возразил агент.
– Не будем сейчас обсуждать это… Если вы действительно больше ничего не знаете, Василий Данилович, то вы мне больше не нужны. От вас нет пользы, и я сегодня же закрою ваше агентурное дело. И вы переживете Ларионова на день, от силы – два…
– Почему? – разлепил трясущиеся губы Гобейко.
– Потому что я незамедлительно сплавлю информацию о вашей деятельности тем самым таинственным мужикам, которые слоняются от тычка до толчка…
– У тебя хоть завещание на все это добро заготовлено? – поинтересовался Кит, и усы его благодушно опустились. – Кому перепадет «для души», а кому «для бизнесу»?
– Не имеете права… по закону… – обессиленно помотал вздутой головой смрадный зародыш. Кит засмеялся:
– Обрати внимание, командир Ордынцев, что эта сволота и сейчас боится своих больше, чем нас. – И обратился к Гобейке:
– Чего ж ты вчера не помнил про права, обязанности? Чего ж ты только сейчас вспомнил про закон?
Гобейко затравленно прижмуривал свои жуткие глазные яблоки.
– А потому ты вчера был такой смелый, – объяснял ему Кит, лениво пошевеливая усищами, – что поверил, будто и нас можно бить влет, как хочешь! А тебя – нельзя! Только по закону! По писаному! Справедливому! Чтобы все права твои, падаль ты этакая, были соблюдены в строгости! Вот мы и соблюдем все в точности! По первому закону человеческому, красавец ты наш писаный и каканый!
– Это как это? – опасливо пискнул красавец. – Что-то я не слышал про такой закон…
– Сегодня и услышишь, и увидишь, и прочувствуешь, – пообещал Кит. – Закон-то простенький…
Гобейко умоляюще смотрел на меня – он все-таки надеялся, что Кит берет его на понт. А я кивнул, подтвердил:
– Око за око, зуб за зуб, ребро за ребро. Мы вас всех, Василий Данилыч, переколошматим. И начнем с вас…
– Под суд пойдете… – жалобно цеплялся Гобейко.
– Не смешите, Василий Данилыч! Мы вас сейчас заберем с собой, а на территории учиним роскошную облаву, поберем всех, кто под руку попадет. А вас, Василий Данилыч, к вечеру отпустим, гуляйте – от тычка до толчка, от палатки до шалмана…
Кит злорадно захохотал:
– Вот они тебе и поверят, смрадная сволота, что ты у нас молчал, как партизан в гестапо. Ты – на воле, а они – на киче? Я надеюсь, что они тебя до ночи разберут на три кучки и разложат по полкам – «для дома», «для души» и «для бизнесу»…
– Сейчас! Сейчас! Постойте! Я думаю, что в Валеру стрелял Мамочка… – заверещал Гобейко, и я понял, что запруду из страха, лжи и дерьма прорвало.
– Кто такой?
– Душегуб, бандит… Я не знаю, как его зовут по прозванию правильно, его Псих Нарик так кликал… Я, конечно, не знаю – Мамочка напал на Ларионова иль кто другой… Но он Психу друган самый близкий, такой же отмороженный… Как Ахатку-живореза вы замели, Мамочка стал у них самым первейшим, его Псих на самые крутые терки посылал…
– Откуда он возник?
– Так Ахат, Нарика брат, был Китайкин кобель, а потом она вроде перешла по наследству к Мамочке…
– Кто Китайка?
– Бельдюга раскосая. Простипома валютная! Ее Мамочка под америкашку подложил… Она, наверное, и подманула к бандюкам этого козла заокеанского… А бандюки его, видать, и взяли в сачок…
– А где держат американца? – спросил Кит.
– Клянусь! Клянусь – не знаю! – забился, слюной брызнул Гобейка. – Мабыть, на товарном дворе Курского вокзала… Или в поездных отстойниках… Да кто же без наводки сыщет в этом Шанхае? Там же жуть! Черный город!
– Стоп! – остановил я его сетования и сказал Киту:
– Возьмешь его с собой.
Отвези к Куклуксклану, пусть он с ним поработает всерьез…
Потом обернулся к предателю агенту, взял его больно за ухо, подтянул к себе:
– Слушайте внимательно, Василий Данилович. Сейчас вами займется наш сотрудник-аналитик. Не вздумайте фантазировать – он будет проверять вас на компьютере. Вспоминайте все – важное, пустяковое, слухи и факты. Мы сами отберем злаки от плевел. И помните все время – вы сейчас бьетесь за свою никчемную и противную жизнь. Вы ведь сами сказали, что вам зачем-то жить надо…
Кит поднес к глазам Гобейки пятидесятикопеечную монету и, медленно сжимая большой и указательный пальцы, стал сгибать полтинник пополам.
– Ты не верь, Иудушка, что твоей жизни грош цена. Она сейчас вот сколько стоит. – И Кит сунул ему в руки сплюснутый латунный диск. – Держи ее в кулаке на допросе крепко и молись, сука! Может, реформы не будет…
16. МОСКВА. БУТЫРСКАЯ ТЮРЬМА. ПОЛНОЧЬ
Когда створка внутренних ворот с тихим рокотом отползала в сторону и машина Потапова, выехав из «шлюза», оказывалась в асфальтированном просторном дворе тюрьмы, он неизменно вздыхал с облегчением – дома, слава Богу!
«Шлюз» был одной из многочисленных выдумок и изобретений Потапова, имевших целью не допустить «самовольного покидания охраняемым контингентом места пресечения» – как он изысканно выражался в официальных бумагах по поводу извечного стремления своих подопечных выйти из руководимого им места пресечения. А говоря попросту – удариться в побег. Потому что Иван Михайлович Потапов двадцать семь лет руководил «местом пресечения», широко известным под названием Бутырская тюрьма. И вполне справедливо гордился тем, что за все эти долгие годы не было у него ни одного случая – ни одного! – самовольного покидания охраняемым контингентом «места пресечения», официально именуемого «Следственный изолятор № 2».
Проскочить через «шлюз» на волю было невозможно – ни одинокому беглецу, ни группе отморозков, ни даже всей тюрьме, коли надумала бы, осумасшедшив, пойти на приступ ворот. Потому что «шлюз» был ярко освещенным каменным туннелем со смотровой траншеей на земле и обзорной галерейкой под сводом, а заканчивался «шлюз» с обоих концов здоровенными железными плитами ворот на электрической тяге. И управление их было включено так, что ни когда внешняя и внутренняя воротины не могли быть отворены одновременно.
Или внешняя створка – на волю, или внутренняя – в тюрьму.
«Шлюз» возвел Иван Михайлович давно, вскоре после своего грандиозного восхождения к вершине тюремной власти Был он когда-то молодой капитанишка, никому не известный и ничем не приметный, зашарпанный «опер» по режиму, каких в безбрежной советской тюремной системе – несчитанные легионы.
И вдруг судьба предоставила ему случай, о котором он сумрачно и тщетно томился душой в угрюмой конвойной гордыне.
В старом корпусе тюрьмы начался бунт.
Заключенные – особо сейсмичный материал – узнали, что по огромному следственному делу о коррупции судебно-следственных работников арестован и начальник Бутырской тюрьмы. С воли маляву передали или надзиратели трепанули – кто это узнает? Но к ночи тюрьму охватило пламя мятежа. Было это на исходе летней субботы, и замнач по режиму, створожившийся от ужаса, тщетно дозванивался какому-нибудь начальству МВД, чтобы получить указания – что можно и что должно делать?
