Осколки ледяной души - Романова Галина Владимировна (серия книг TXT) 📗
Татьяна слабо охнула, что не могло его не вдохновить. Переживает? Это хорошо, это даже приятно. То, что второй раз он получил унизительный пинок по заду, Степан благоразумно освещать не стал.
– Он прошел мимо, оставив меня у порога. Потом я обошел всю квартиру. Все думал, вот сейчас открою дверь, а там ты мертвая. Бр-р-р! Удовольствие ниже среднего, знаешь! Ходить по чужой квартире и искать труп чужой тебе женщины, которая...
Которая так здорово умеет готовить щи. И пироги печет такие, что от одного их запаха сводит желудок. Которая пленила твоего друга с первого, ну, ладно, пускай со второго взгляда. И которая, кажется, почти всегда говорит правду. Не льстит, не пытается разводить слащавую дипломатию, от которой мутит и выворачивает, а говорит правду либо молчит. Как вот сейчас. Смотрит на него и молчит. И одному богу известно, о чем она сейчас думает.
– Ты видел его?! – спросила Татьяна, оторвав свои пальцы от его руки и снова впиваясь себе в волосы.
– Я почти его не рассмотрел. Одет был во все черное, а носки...
– Носки белые, – упавшим голосом закончила она за него. – Так?
– Так. Это тот самый, которого ты видела, любуясь звездами?
Зачем сказал про звезды, непонятно. Она тут же нахмурилась, вздохнула тяжело и лишь кивнула, соглашаясь.
– Значит, он видел тех, кто за ним наблюдал, и теперь потихоньку ото всех избавляется. Так получается?
– Да. – Верещагина зябко поежилась, хотя на ней был теплый спортивный костюм и мохнатые розовые тапки, будь они неладны. – Он приходил за мной. Если бы я... Если бы... поехала туда. О господи!!!
Степан не стал ничего опровергать или уговаривать ее. Татьяна была не из тех женщин, которым требовалось отеческое поглаживание по голове. Он, правда, мало находил различий между теми, которым это нужно, и наоборот, но Верещагину он по голове не стал бы гладить точно. Она бы и не позволила наверняка. Она для этого была слишком рациональна, холодна и высокомерна.
Он позволил ей уйти с кухни и тут же кинулся к чайнику. Чая все еще хотелось. Пускай пока его гостья приводит в порядок свои мысли, а он...
– Степа! – раздалось от двери.
Ее несчастный голос настиг его в тот самый момент, когда он дожевывал третий по счету пирожок. Они были так хороши, что он начал их уминать, не дождавшись закипевшего чайника. Тот еще только призывно посвистывал, а Степан уже таскал с блюда пирожки. Один, второй, третий... Вкусно было! Непривычно вкусно. Так вкусно не готовила даже мать.
Он собирался дожевать третий по счету, потом навести себе чаю. И уж тогда приступить к пирогам основательно, с подходом, выбирая какой порумянее и посочнее.
Только-только начал получать от жизни хоть какое-то удовольствие, как ему тут же поспешили все испортить, что называется.
Верещагина влетела на кухню совершенно потерянной. От задорного хвостика ничего не осталось. Волосы выползли из-под мохнатой малиновой резинки и висели теперь неприбранными вдоль щек. На голове она, что ли, стояла?.. Глаза на мокром месте, ревела, значит, не удержалась. И бледная до синевы. Будто и не играл на ее щеках румянец еще пять минут назад.
– Степа, нам нужно что-то делать! – воскликнула она, замирая в шаге от него. – Это... Это же катастрофа! Этот человек... он убьет меня!
Ну и что дальше?.. Так сказал бы он еще утром. До той самой минуты, как упал с разбитой головой на ее пороге. Потом... потом что-то случилось с его мозгами такое, что он не мог себе позволить сказать, нет, даже подумать подобное.
Он до сих пор не мог вспоминать без тошноты, как искал Татьяну в ее же квартире. Как сухо становилось во рту и как заходилось сердце, когда он тащил на себя дверцу шкафа или заглядывал за штору и под кровать, боясь натолкнуться на ее остановившийся взгляд.
Лишь бы жива...
И черт с ней, с этой Верещагиной, пускай звонит ему по субботам и даже воскресеньям в любое время, но лишь бы жива... Ну, и уж если ей так приспичило, пускай живет хоть сто лет в его квартире, но лишь бы жива...
Он искал ее и молился. Молился и искал. А увидел живой и невредимой, и тут же разозлился. Не на себя ли?..
– Тань, присядь-ка. – Степан поймал ее за рукав и силой усадил на табуретку. – Тебе какой чай, зеленый или?..
– Что? Чай? Господи, Степа, ну какой чай, если мне жить, может быть, осталось два понедельника?! Что мне делать? Я же не могу вечно жить здесь!
– Живи, – пробубнил он с набитым ртом, пирожки были ну просто чудо как хороши. – Так какой чай предпочитаешь на ночь?
Она махнула рукой и, поставив на край стола локти, снова вцепилась в свои волосы. Молчала она все то время, пока он громыхал посудой за ее спиной. Заварил ей зеленого чая. Поставил на стол сахарницу, блюдо с пирогами, чашку с зеленым чаем перед ней и перед собой поставил чашку тоже. Пол-литра в ней было точно. Принялся сыпать туда сахар без остановки. Татьяна насчитала четыре ложки, потом сбилась. Отрезал от половинки лимона огромный полумесяц и, энергично болтая ложечкой в кружке, приготовился пить чай.
– Моя маман пришла бы в ужас, – тихо обронила Татьяна, поворачивая к нему отрешенное лицо. – От того, как вы изволите пить чай.
– А как надо? – Он с шумом отхлебнул, потянулся за пирогом и тут же откусил от него, зажмурившись. – Вкусно, Тань. Ты бы попробовала, что ли. Не хотела, а угодила...
– Спасибо. Я не хочу. – Она пригубила маленькую чашечку с тем чаем, что он ей приготовил. – Слушай, Степа, а он ведь меня может и у тебя в доме найти.
– Не найдет, – убежденно заявил он и даже по плечу ее потрепал, как щенка. – Поверь мне, не успеет!
– Как это?
– А мы его раньше отыщем. У нас же столько его примет, чего нам метаться?
– Что за приметы?! Ты же сказал, что не рассмотрел его.
– А носки?! Это же каким идиотом надо быть, чтобы под черные штаны и черные ботинки натянуть белые носки! У парня что-то либо со зрением, либо с головой, про вкус говорить не хочется.
– Со зрением у него как раз все в порядке, – возразила она и вдруг неожиданно для самой себя стащила с блюда пирожок; принялась жевать с аппетитом, хотя после семи вечера не позволяла себе ничего, кроме чая, и то несладкого. – Всех рассмотрел... Слушай, а я ведь машину его помню. Светло-бежевая «четверка», на багажнике длинная антенна и номер из трех восьмерок.
– Ничего себе! Госпожа Верещагина! Что же это вы укрываете от следствия такие важные факты? – шутливо возмутился Степан и тут же, столкнувшись с ее понимающим взглядом, прикусил язык.
Какое следствие?! Какие факты?! О чем это он?!
Он еще с утра ни о чем таком и не помышлял. Лежал себе в постели после вчерашней попойки. Лежал и жаждал избавления от тяжести похмелья. И звонок ее воспринял как наказание за совершенные им грехи. И ко всем чертям ее послать хотел, и даже делал попытки вынести ее из собственного дома вперед ногами. Если бы не попросила, так и вынес бы.
Это или что-то приблизительно похожее читалось сейчас в ее голубых глазах. Вслух не сказала, но подумать подумала. Вздохнула тяжело и глаза опустила. Все молча, вопить не стала.
– Найти машину в нашем городе несложно, имея на руках такие вот характеристики, – проговорил Степан, притворно закашлявшись.
– Да? А каким образом? Стоять на перекрестке?
– Я все-таки хозяин автосервиса, Тань! Ко мне разный люд ездит машинки свои чинить. Среди них встречаются ребята, обремененные полномочиями и погонами. Не переживай, пробьем мы твоего убийцу. И возьмем его в оборот. Ну, а если не дастся, то мы органы привлечем. Не печалься, Тань. Все будет хорошо. Я уверен.
Он был сыт, расслаблен и готов был любить весь мир сейчас.
Верещагина была жива и здорова. И, кажется, не очень-то его напрягала своим присутствием. Все больше молчит и слушает. К тому же готовит недурно, это опять плюс. Да и проблема ее решаема. Парень, что влез к ней в дом, был полным придурком. Мало того, что засветился в тот день, когда по его вине подняли шум во дворе. Так еще и сейчас никак не маскируется. Его вот опять же не добил. А почему? Да, почему?! Так уверен в своей безнаказанности, или тут что-то другое? Что-то еще, что никак не связано с Верещагиной и ее соседками...
