Иллюзии (ЛП) - Уолтерс А. Мередит (электронную книгу бесплатно без регистрации TXT) 📗

Но важнее для меня было увидеть то, как меня видят окружающие. Я должна была знать, насколько всё плохо.

Я провела языком по губам и заставила себя посмотреть на лицо, которое видела бессчётное количество раз.

Я могла бы быть хорошенькой. С волосами всё было в порядке. Они у меня светлые и очень мне идут.

Глаза тоже были ничего. Иногда они казались карими, иногда зелёными. Брэдли сказал, что ему нравятся мои глаза, и от этого мне всегда было тепло на душе.

Я пыталась сфокусироваться на том, что мне нравится. На том, что привлечёт других людей. Но взгляд наткнулся на рот. На шрамы, которые были напоминанием о том, какой я была раньше.

Помню, когда мне было года четыре, не больше, убрав все волосы от лица, мама держала меня за голову, не давая пошевелиться, и вынуждала меня смотреть на ненавистное мне отражение. Я смотрела на неё испуганными глазами.

— Посмотри, кто ты на самом деле, Нора! Ты появилась, чтобы наказать меня, и я должна нести это наказание. Но это не означает, что я должна любить то, что испытывает меня.

В тот момент я не поняла значения её слов так, как и не понимаю сейчас. Почему она считала меня своим наказанием?

Она всегда была холодной и отстраненной по отношению ко мне, но всё стало значительно хуже после того, как Рози вернулась в детский дом. После смерти отца, её ненависть не знала границ. Казалось, что причинять мне страдания стало миссией ее жизни. Ей не хотелось, чтобы я забыла о том, что я нелюбима и нежеланна. И она никогда не отпускала меня от себя.

Я часто думала, почему мама не отдала меня в приют, если было очевидно, что ей даже смотреть на меня неприятно. После того, как она осознала, что из-за моего изъяна она не сможет любить меня как полагается родителю.

Один раз я осмелилась спросить её, когда почувствовала необычайную храбрость. Порой мне удавалось воспользоваться своей внутренней силой, которая жила где-то в глубине души. Но обычно мне приходилось расплачиваться за последствия.

В тот день мама была особенно сурова. Она заперла меня в комнате на несколько часов, пока у неё было чаепитие с друзьями. Они никогда не знали, что я там. Мама не выпускала меня до вечера. Я не ужинала, и много часов даже в туалет не могла сходить.

Я проголодалась и устала, и мне просто хотелось знать, почему она держит меня рядом с собой, если итак очевидно, что она ненавидит меня.

— Ты могла бы отдать меня, — спокойно сказала я, не отрывая взгляд от пола.

Я ждала, когда она ударит меня. Или начнёт высмеивать мою шепелявую речь.

Вместо этого она рассмеялась, словно я рассказала ей самую смешную шутку.

— Я никогда не избавлюсь от тебя. Бог об этом позаботился.

Я продолжала смотреть на себя в зеркало. Шрам был хорошо заметен, но кожа уже не была такой ярко красной, как после операции. Отметина проходила по моей верхней губе прямо до носа.

Я выдавила каплю консилера, который ранее купила в аптеке, и нанесла на шрам.

я бережно размазала его по шраму. Покачала головой из стороны в сторону и практически улыбнулась.

Я стала чуть более заметной. Точнее, я выглядела практически… мило.

— Что ты делаешь?

Я подпрыгнула. Маленький тюбик консилера со звоном закатился под раковину. Её глаза заметили его и она нахмурилась. Я быстро подняла тюбик и убрала в ящик.

— Н-ничего, — пробормотала я, опустив голову, чтобы волосы прикрыли лицо.

Мама вошла в ванную и схватила меня за подбородок.

— Ты пыталась замазать его, — процедила она.

— Думала, ты будешь счастлива, если не будешь видеть его… — начала я, но замолкла, как только её ногти вонзились мне в подбородок.

— Не смей думать, что знаешь, о чём я думаю, — рявкнула она ледяным тоном. Затем схватила меня за шею и повернула к раковине. Потом, не говоря ни слова, она наклонила меня вниз; я ударилась головой, от чего всё внутри задрожало.

Струя воды ударила мне в лицо. Пальцы матери так тёрли мою кожу, словно она хотела затереть её до костей. Я не плакала. Не кричала.

И не сопротивлялась.

Не было смысла. Мать всегда побеждала.

Только удовлетворившись увиденным, мать выключила воду, и я медленно встала. Не стала снова смотреть в зеркало. Не хотелось видеть позор. Ненависть к себе.

Отвращение.

— Переоденься, и я отвезу тебя в школу.

Мать ушла, и я почувствовала облегчение, когда она закрыла за собой дверь. Я высушила волосы и причесалась, убедившись в том, что смогла прикрыть ту часть лица, которую не хотела никому показывать.

Я никогда не чувствовала себя комфортно в своём теле.

Моя мать хорошо об этом позаботилась.

***

— Ты поела? — я оторвалась от книги, которую читала, когда увидела, что Брэдли стоит надо мной.

Мы не разговаривали с того дня, как он нашёл меня в парке с Марин. Парень злился, но делал это очень тихо, что на него не похоже. Обычно, в ярости, Брэдли вел себя громко и эмоционально.

Я не думала о том, из-за чего он расстроился. Не расспрашивала его о беспричинной злости насчёт моего времяпровождения с кем-то, кто ему не знаком. Его расстроила смена рутины. Я была его постоянной. Он полагался на меня.

Гнев Брэдли — самостоятельное существо. Он жил и дышал, и уничтожал всё вокруг. Обволакивал меня и крепко удерживал. Бывали времена, когда я подчинялась ему, потому что хотела, чтобы он был счастлив.

Но порой мне хотелось никого не подпускать. Я хотела чего-то только для себя. Не хотела, чтобы он владел всем, что есть внутри меня.

Что было абсолютно справедливо.

Потому что я ожидала в ответ от него того же.

— Не-а, — мягко ответила я, убирая в файл распечатку поэзии Эмили Дикинсон, которую читала по одному домашнему заданию.

Нижняя губа Брэдли потрескалась, и со стопроцентной уверенностью я знала, что он сдирал с неё кожицу зубами. Наверное, ему очень больно. Я могла бы дать ему салфетку из своей сумки. Может, следовало предложить ему приложить лёд. Но я этого не сделала. Он никогда не принимал мои предложения помощи. Это я быстро усвоила.

Брэдли тихо переносил свою боль. В одиночестве. Никому её не показывал. Кроме меня. Только мне.

Я знала его секреты, и он был уверен, что я никогда их не расскажу. Он знал, что я никогда не стану использовать их против него.

Если он кому и мог довериться, то только мне. Я заслужила это собственными слезами и трагедией.

— Тогда пошли, — раздражённо сказал он и поднял мою сумку с земли. Я поднялась на ноги и отряхнула сухую траву со штанов. Он прищёлкнул языком.

— Тебе не следует сидеть на земле. Она холодная. Ты можешь заболеть или чего ещё.

Я свернула свою домашнюю работу и запихнула в задний карман джинсов.

— Я в порядке. Обещаю, — заверила я его. Он нуждался в этом.

Я в порядке.

Даже если это было ложью, в обмане Брэдли находил утешение. Он хотел верить, что я в порядке. Что всё у меня хорошо.

Он выдохнул с облегчением, но его челюсть была твёрдо сжата, а зеленые глаза яростно сияли. Так сильно. Так несгибаемо.

— Пойдем, — он подтолкнул меня, и мы пошли по территории кампуса. Мы ни с кем не разговаривали.

Я — потому что никто не замечал меня. Брэдли, потому что он никого не замечал.

Мы вошли в небольшую столовую, Брэдли пошёл за едой, а я нашла небольшой столик в углу. Он знал, что мне нравится, поэтому не пришлось ничего просить.

Я села на стул, прислонившись спиной к стене. Всегда важно видеть пути отступления.

Брэдли ушёл с моей сумкой, поэтому я наматывала края шарфа на палец и ждала.

— Привет, Нора.

Я перестала дышать. Лицо покраснело.

Она здесь.

Марин села на стул напротив меня, и я подняла голову, чтобы посмотреть на неё. Я ничего не скрывала от этой незнакомки, поэтому даже не прикрыла шрам.

— Привет, — ответила я, бросив взгляд через ее плечо, и увидела, что Брэдли всё ещё стоит в очереди.