Роковой оберег Марины Цветаевой - Спасская Мария (читать книги бесплатно полностью .TXT) 📗
– Рада знакомству. Ну что ж, господа, разрешите откланяться. Мы с мужем торопимся. Сережа, кланяйтесь Марине, а Але и Муру передавайте от меня поцелуй. А вы, Родзевич, приходите вечером к генералу Колесникову. Там собирается петь Надежда Плевицкая, наш курский соловей. Ее муж, генерал майор Скоблин, будет рад знакомству с вами. Вы не корниловец, нет?
Лучкова кокетливо склонила голову набок, не отводя смеющихся глаз от мужественного лица нового знакомого. Тот смутился и отрицательно покачал головой.
– Жаль, – девушка легонько дотронулась до руки собеседника. – Генералы Скоблин и Колесников обожают встречать бывших однополчан.
И, подхватив под руку невозмутимого супруга, на лоснящемся лице которого не дрогнул ни один мускул, красавица покинула кафе. Должно быть, Сочинский уже привык к непрерывному флирту жены и относился к нему как к данности.
Вернувшись за столик, приятели заказали еще кофе.
– Ее фамилия Лучкова? – переспросил Константин. – Как у военного министра Временного правительства?
– Александр Иванович Верочкин отец, – пояснил Эфрон. – Вера давно знакома с князем Мирским, сотрудничает с евразийцами и время от времени эпатирует добропорядочное белоэмигрантское общество. На днях заявила у Колесниковых, что хотела бы стать шпионкой, как Мата Хари. Забавная. Она думает, что политика – это веселая игра.
– Ну что ж, раз Вера Александровна евразийка – я тоже вступаю в ваше общество, – решительно заявил Родзевич.
Заметив знакомый огонек в глазах приятеля, Эфрон поздравил себя с прозорливостью, которую проявил в письме к Максу Волошину и лишний раз похвалил себя, что не уступил Марину легкомысленному другу.
– Маленький Казанова встретил очередную даму сердца и задумал ее покорить, – печально констатировал он. – Спешу вас огорчить, Родзевич. С Верочкой у вас ничего не выйдет, она слишком авантюрна и непредсказуема для банальной любовной интрижки.
Герой «Поэмы Горы» достал брегет Наполеона из кармана пиджака и, щелкнув крышкой, кинул быстрый взгляд на циферблат.
– Ну что ж, мне тоже пора идти, – заметил Родзевич, пропуская замечание Эфрона мимо ушей.
– Марина подарила свой талисман вам? – удивился Эфрон. – А мне сказала, что потеряла. Позвольте на секунду, – протянул он руку к брегету.
Забрав из рук Родзевича часы, Сергей нажал на невидимую кнопку, поддел ногтем едва заметное углубление в крышке и откинул ее верхнюю часть. Крышка брегета разделилась на две, словно разрезанный по горизонтали корж торта, который умелая хозяйка, какой никогда не была Марина, задумала смазать кремом. В полой нише лежал черный, как смоль, локон.
– Я часто крутил в руках эту вещицу и обнаружил двойную крышку, – сдавленно проговорил Эфрон. – И мне подумалось, что это мог бы быть отличный тайник. Я срезал прядь своих волос и положил в брегет, чтобы хоть так всегда быть с Мариной.
– Отличная идея с тайником, – одобрил Родзевич, забирая у приятеля часы и бесцеремонно вытряхивая волосы Эфрона на пол. – Жаль, что я не женат. Можно прятать туда записки от тайных воздыхательниц. Попробовать разве?
Константин вынул из подставки салфетку и, разорвав напополам, один из обрывков сложил и поместил между двумя частями крышки, с громким щелчком соединив их снова.
– Н да, забавно. Ну что ж, мне действительно пора, – сухо проговорил он, убирая в карман подарок Цветаевой. – Рад был повидаться.
Про Мура герой Марининого романа так и не вспомнил. Или не захотел вспомнить?
Я приехала не поздно, но, к моему немалому удивлению, выставка Франсуа Лурье уже не работала, хотя Вероника и упоминала вчера в разговоре, что она продлится два месяца. В кассах ответили, что художник сворачивает экспозицию и покидает столицу. Причину столь спешного отъезда француза назвать мне не могли, отправляли к руководству выставочного зала. И я отправилась к руководству.
– Поймите, я журналистка, специально приехала из подмосковного города, чтобы познакомить читателей нашей газеты с работами мастера, и тут такая незадача, – пыталась я разжалобить администратора, к которому пришла за разъяснениями. – Нельзя ли взять у Франсуа интервью? Если он не может со мной встретиться сам, я могла бы переговорить с Сесиль Лурье.
– С Сесиль Лурье! – передразнил меня толстяк в мятом льняном костюме, которые зимой, должно быть, носят одни лишь представили богемы, к коим дежурный администратор себя и причислял. – Ну, что вы, девушка! Я разыскиваю мадам Лурье с самого утра и не могу ее найти. Как месье Лурье поставил меня в известность о своем отъезде, так и бегаю по галерее в поисках Сесиль.
– И почему же он уезжает? – осведомилась я, с интересом оглядывая завешанные постерами стены. В основном это были рекламные афиши самых разных художественных направлений, начиная от графической миниатюры и заканчивая монументальной скульптурой, в разное время выставлявшиеся в одном из крупнейших выставочных залов Москвы.
– Вы будете смеяться, – всплеснул руками толстяк, – но маэстро не устраивает температурный режим помещений. Всех устраивает, а его нет! Француз считает, что в зале слишком холодно и чересчур повышена влажность. Но вся загвоздка в том, – администратор хитро посмотрел на меня, – что не месье Лурье, а его жена подписывала договор на аренду зала, она же и должна его расторгнуть. Франсуа требует вернуть заплаченные за аренду деньги, но я не могу этого сделать, пока не будет расторгнут договор. Замкнутый круг какой то!
– Финансовыми делами месье Лурье занимается Сесиль? – уточнила я.
– Она богата и бездарна, он беден, но талантлив, что же тут странного? – пожал плечами администратор, уловив нотки недоумения в моем голосе. – Это нормальная ситуация, когда бездарность спонсирует талант. Так что ничем не могу вам помочь, юная леди. Сесиль недосягаема. Так уж и быть, идите в зал, скорее ловите Франсуа и уговаривайте на интервью, только поторапливайтесь, а то месье Лурье уже начал паковать картины, а это верный признак того, что через пару дней его здесь не будет.
Толстяк понизил голос и доверительно сообщил:
– Не сомневаюсь, что скоропалительное бегство французов – отголосок вчерашнего скандала во время открытия выставки. Что то мне подсказывает, что я так и не найду мадам Лурье, ибо она, скорее всего, утренним рейсом уже отбыла в Париж, оставив мужа разбираться с незаконнорожденным сыночком и его чокнутой мамашей. Попробуйте расспросить месье Лурье об этой дамочке, интересно, что он вам расскажет?
Не простившись, я вышла из каморки сплетника и отправилась бродить по анфиладе залов в поисках героя Марьяниного романа. Вдоль стен стояли большие картонные коробки, валялись пенопластовые вкладыши, высились рулоны упаковочной бумаги – в общем, царили признаки скорого отъезда. Француз отыскался между рядами ящиков с картинами, которые снимала и укладывала парочка неповоротливых рабочих. Друг моего детства руководил неслаженными действиями работяг, покрикивая на них по русски. Увидев его красивое смуглое лицо и тонкие гангстерские усики, с которыми Лурье не расстался, даже заметно постарев, я тут же вспомнила веселые поездки в Диснейленд, обеды в уютных ресторанчиках, походы в кино, где Франсуа в темноте держал маму за руку, иногда украдкой целуя ее в висок, а я делала вид, что ничего не замечаю. Свалившееся на нее счастье Марьяна приписывала брегету, ибо познакомилась с французом буквально на следующий же день после того, как получила часы в дар. Я вспомнила детство, и у меня непроизвольно вырвалось по французски:
– Привет, Франсуа! Вы меня помните? Я Женя!
Лурье обернулся на голос и глянул на меня рассеянным взглядом. На лбу его, покрытом тропическим загаром, красовалась внушительная ссадина, под глазом набух синяк, должно быть, поставленный рукой Марьяны.
– Женя? Какая Женя? – спросил он по французски, досадливо морщась и проверяя кое как стянутую скотчем коробку.
