Только не дворецкий - Блейк Николас (читаем книги .TXT) 📗

Энтони Беркли в эссе «Литературный стиль» предлагает читателю вообразить, что Конан Дойл подхватил корь или заигрался в гольф и его рассказ для очередного выпуска журнала поручили написать Вудхаузу (Вудхауз тоже был постоянным автором «Стрэнда»). Далее следует собственно рассказ, в котором появляется гибрид Берти Вустера и Джеймса Ватсона — Берти Ватсон. («— Ну, Ватсон? — сказал Холмс, плеснув себе содовой в стакан с кокаином».) Рассказ заканчивается помолвкой Холмса со «сногсшибательной» светской красоткой, в которую Берти Ватсон, разумеется, тоже влюблен.

В 1912 г. Рональд Нокс тоже написал пародию, относящуюся к Конан Дойлу, но пародировал Нокс не его, а чрезмерное рвение комментаторов. Особое удовольствие, пишет он, изучать то, что не предназначалось для изучения. Например, человек написал книгу о брюкве, а ты пытаешься откопать в ней свидетельства его сложных отношений с женой. Правда, по словам Нокса, Холмс, с его вниманием к мелочам, сам провоцирует подобный подход. Далее идет скрупулезное обсуждение всевозможных нестыковок и расхождений в рассказах, высказываются гипотезы (в том числе о злонамеренной недобросовестности Ватсона), споры с воображаемыми оппонентами, которые носят самые невероятные имена.

…Но хуже всего — манекен в окне на Бейкер-стрит, задрапированный в старый, «мышиного цвета» халат Холмса! Как будто мы могли забыть, как, разгадывая мрачную загадку человека с рассеченной губой, Холмс выкуривал унцию табаку зараз, возлежа на подушках в синем халате! Мсье Папье-Маше утверждает: «Сыщик стал хамелеоном». Более основательный комментатор Заувох пишет: «Не в первый раз разноцветные одежды послужили средством обмана! Но на самом деле Шерлок Холмс, этот современный Иосиф, исчез совсем — его пожрал хищный зверь Ватсон» [165].

Конан Дойл не вполне оценил юмор Рональда Нокса: в своем ответном письме он несколько неловко оправдывается, что рассказы писались не подряд, что он их не перечитывал, что Холмс менялся по мере изменения авторских взглядов и так далее. «Я могу только радоваться, что вы не нашли еще большего количества несоответствий, особенно в том, что касается дат», — пишет он Ноксу.

Игра, начатая Ноксом, стала любимым развлечением фанатов Конан Дойла — в том числе и за океаном. Так, американский писатель Рекс Стаут вполне аргументированно доказал, что Ватсон был женщиной.

В литературоведческих изысканиях такого рода преуспела и Дороти Сэйерс — гуманитарная оксфордская выучка не прошла даром. Сэйерс не обошла вниманием даты: в одном из эссе она обсуждает хронологические нестыковки «Союза рыжих». Кроме того, она пытается установить, какой университет заканчивал Холмс — Оксфорд или Кембридж — и в каком году он все-таки родился. Отдельное исследование посвящено изменчивому имени Ватсона (Джон или Джеймс?) и еще одно — его запутанной матримониальной истории.

В 1947 г. Рональд Нокс вновь вернулся к любимому герою и написал «апокрифическую историю» о Холмсе «Приключение в вагоне первого класса» с иллюстрациями Тома Первиса. Рассказ написан в подражание Конан Дойлу, рисунки заставляют вспомнить Сидни Паджета. Это не пародия, а дань памяти любимому писателю и его постоянному художнику. В конце рассказа Холмс у Нокса цитирует Вергилия на латыни — и к тому же добавляет, что цитата, возможно, неверно атрибутирована.

Члены Детективного клуба также поставили одноактную пьесу «Дело о брюках французского посла» — сочинил ее Джон Диксон Карр. Сирил Хэйр, обладавший идеальным шерлокианским профилем, играл великого сыщика, Джон Роуд — Ватсона, Дороти Сэйерс, в красной фланелевой ночной рубашке, изображала миссис Хадсон, а самому Карру досталась роль посла. Это был звездный ансамбль.

В 1949 г. Джон Диксон Карр написал биографию Конан Дойла, которая вызвала восторженные отклики в прессе.

В честь столетнего юбилея Шерлока Холмса Дороти Сэйерс сочинила радиопьесу, которую мы приводим здесь целиком. Вряд ли можно было бы закончить книгу более трогательным и наглядным доказательством преемственности — судите сами, как бережно и благодарно Золотой век принял лиру из рук мастера.

Перевод Олега Попова

Иллюстрации Тома Первиса

Лайонел Хейл. Спасибо. А теперь о старшем гении, которому посвящена наша программа, расскажет тот, кто пошел по его стопам, другой сыщик, ведущий свою личную войну с преступностью — приношение мистеру Холмсу, сыну сельского сквайра, от отпрыска герцогского рода — лорда Питера Уимзи.

Уимзи. В нашем доме имя Шерлока Холмса звучало еще задолго до того, как доктор Ватсон прославил его на весь мир. Мало того, что Реджинальд Месгрейв приходился нам дальним родственником, — мой отец еще и занимал незначительный пост в правительстве, когда лорд Холдхерст руководил военным министерством; таким образом, его коснулись треволнения, сопровождавшие кражу и счастливое возвращение Морского договора. Я родился в 1890 году, слишком поздно, чтобы разделить горе моих родителей, вызванное мнимой трагедией у Рейхенбахского водопада в 91-м; но я уже помню, как отец пришел однажды вечером, чтобы радостно объявить матери: «Добрые вести, Онория! Шерлок Холмс жив и вернулся в Лондон!» О его подвигах мне рассказывали на ночь, и со временем я сам стал читать записки доктора Ватсона о характере и методах его необыкновенного друга.

И потому я могу с гордостью заявить, что однажды встретился с Шерлоком Холмсом и даже был его клиентом. Мне шел тогда восьмой год, и поводом, по которому я обратился к нему, стало исчезновение в нашем доме на Кэвендиш-сквер черного котенка по имени Сенека. Обстоятельства были несколько таинственными. Котенка последний раз видели в детской спальне, в которую можно войти только через комнату для игр, а там мы все завтракали с няней и гувернанткой. Мы заметили, что Сенека не явился к своему обычному блюдечку молока, и вскоре отправились на поиски. Но его нигде не было. Никто не входил в детскую спальню, кроме горничной, которая подтвердила, что котенка не видела, хотя тщательно прибрала комнату. Он не мог выбраться из окна, надежно затянутого проволочной сеткой. Полный обыск дома не дал результатов. Взрослые, как это им свойственно, сказали: «Ничего, сам найдется»; но мы, дети, сильно подозревали горничную (которая не любила кошек) в похищении и убийстве.

Уже близился вечер, когда, после всевозможных приключений, я появился в доме 221-б по Бейкер-стрит. Не знаю, что подвигло добродетельную миссис Хадсон впустить меня: мой нежный возраст, льняные волосы или расстроенный вид. Вряд ли это был мой титул, ибо на той лестнице, по которой несли свои беды столько коронованных особ, на младших сыновей герцогов должны были смотреть как на серебро во дни Соломона [166]. Но она впустила меня, и я увидел великого человека — при трубке, скрипке, халате и всем остальном — сидящим у огня в компании доктора Ватсона.

Он тепло приветствовал меня, сказав: «Чем я могу вам помочь, мой юный друг?» Я скромно предположил, что он сам захочет ответить на этот вопрос. Холмс рассмеялся и сказал: «Я не настолько всезнающ, как утверждает вот этот джентльмен. Кроме очевидных фактов, что вы обеспокоены, ваши родители выписывают „Стрэнд“ и вы поспешно покинули дом, не спросившись у них, я ничего о вас не знаю». Несколько смущенный этими выводами (так как я не осмелился надеть ботинки и уличное платье, боясь, что меня хватятся), я изложил ему свою проблему. «В дымоход вы, конечно, заглянули», — сказал он. «О да, сэр», — сказал я. «И никто не входил в детскую спальню, кроме горничной?» — «Никто, сэр». — «В таком случае, — сказал он, — возможно, что вашего четвероногого друга случайно заправили в одну из кроватей». Представшая моему воображению картина удушья настолько потрясла меня, что я залился недостойными мужчины слезами; доктор Ватсон немедленно заверил меня, что столь маленькому животному нужно совсем немного воздуха. Но он добавил, что стоит избежать дальнейшего промедления, и в самой дружеской манере предложил проводить меня домой в хэнсомском кэбе.