Чары Клеопатры - Головнёв Леонид Петрович (мир книг .TXT) 📗
— Расслабимся, — произнес Саркисян, сделав глоток.
Зураб к своей чашке не притронулся. Он сидел, вытянув под столом ноги и устремив взгляд в потолок, на люстру.
— А наверху-то благодать, небось, — мечтательно произнес Черный Беркут. — Прохладно, соловьи поют на все Сокольники…
— К Марусе бы под теплый бочок закатиться, — вздохнул Бармен. — Слышь, Зураб, пойдем со мной? — толкнул он в бок Зураба.
— Куда? — не понял Сихашвили.
— Гнездышко, говорю, есть у меня. Девки там — закачаешься! Высший пилотаж. И для тебя товарец найдется, по дружбе.
— Женщины меня не интересуют, — сухо произнес Сихашвили и зевнул.
— Ох, темнишь, парень. Такого красавчика — и не интересуют? Может, брезгуешь?
— Я сказал.
— Ладно, была бы честь, — ответил Бармен.
После небольшого перерыва члены правления перешли к самому сложному вопросу — о вступлении в международную организацию. Когда каждый член правления высказал свое мнение, разгорелись жаркие споры. В горячке досталось и незримому хозяину: много средств уходит неизвестно куда, деньги тратятся неэффективно, евроналички в кассе и общаке явно недостаточно.
— Да вот хоть бы это подземное царство! — разглагольствовал Бармен. — Столько бабок сюда вбухали. А на хрена, спрашивается?
— Не твоего ума дело, — оборвал его Зураб.
Приступили к голосованию. Но и оно не дало результата: Громада, Бармен и Ероха были за объединение с западной организацией, другие — против.
— Ничья — три-три, — констатировал Громада. — Но я решил, и это будет правильно…
Саркисян, Черный Беркут и Зураб переглянулись, словно ждали чего-то. Дверь скрипнула, в зал вновь вошел высокий охранник и протянул Громаде конверт с оттиском трехглавой кобры.
«Повременить с объединением», — прочел Громада при всеобщем молчании и побледнел…
Глава 10
Надпись на песочных часах
Алексей старался не вспоминать о пережитом. Старики — так он мысленно называл отца и мать, которые год назад стали пенсионерами, не выказали особой радости, когда он вернулся из тюрьмы, но и не указали ему на дверь, — как говорится, и на том спасибо.
А ведь раньше они гордились сыном. И зарабатывал вроде прилично, и дела в гору пошли… И вдруг связался с дурной компанией… Теперь вот пришел, как ободранная кошка. Вроде бы дружки помогли раньше выйти на волю. Если и впрямь дружки, то где они теперь, почему не помогают, хотя бы первое время.
С деньгами у Алексея было не густо, а источников дохода не было и не предвиделось. Фирма его отошла в чужие руки, вчерашние друзья отвернулись от него, в упор не видели.
Первые дни Ильин с утра до ночи бродил в поисках хоть какого-нибудь заработка. Но руки человека с волчьим билетом не требовались нигде, да он ничего толком не умел делать этими самыми руками.
«Хоть в дворники иди!» — подумал он однажды. А что, работа здоровая, все время на воздухе. Он даже сгоряча подумал было пойти в ДЭЗ и предложить свои услуги, но потом одумался. Во-первых, дворник уже был — Ильин почти каждый день встречал во дворе угрюмого рябого дядю Шамиля, татарина с угреватым носом, вечно либо пьяного, либо с похмелья. Во-вторых, в самом ДЭЗе его наверняка еще помнят, причем совсем в другом качестве — как богатого процветающего «нового русского», приезжающего иногда навестить родителей на шестисотом «мерседесе», с охраной, да еще с умопомрачительной красоткой…
Видя, что его жалкий капитал съеживается как шагреневая кожа, Алексей решил пойти на вокзал, чемоданы подносить пассажирам, — силенок в руках вроде хватало. Однако тут же выяснилось, что и здесь имеется своя корпорация, и чужака, пытавшегося примазаться, немедленно изгнали из носильщиков — спасибо, морду не набили.
…Бродя без толку по городу, который стал чужим и враждебным, Алексей несколько раз проходил мимо своего бывшего офиса — ноги сами несли туда. Теперь там даже вывеску сменили. Спрятавшись за деревьями на противоположной стороне улицы, он поглядывал на окна — не мелькнет ли там знакомое личико, тоже, наверное, ставшее чужим… Личико не мелькало.
В эту пятницу Алексей поднялся, как всегда, поздно. А куда спешить? И потом, больше валяешься — меньше есть хочется. Стариков дома не было. Наверное, уехали на дачу — он слышал обрывки их разговоров. Сына даже не сочли нужным поставить в известность. Что ж, тем лучше. По крайней мере, шпынять будет некому, намекать на лишний рот.
Алексей выпил стакан чаю. От чая остался во рту неприятный привкус — чай был дрянной, не сортовой, грузинский, раньше он и не взглянул бы на такое пойло. Початую пачку он обнаружил в кухонном шкафчике — спасибо, мать не забрала на дачу.
После чая встал вопрос — чем теперь заняться? Если ты не будешь убивать время, оно убьет тебя — кажется, так сказал какой-то мудрец. А что, правильно сказал.
Время, время…
Алексей подошел к окну, выглянул во двор. Две липы чахли в вечной тени, в песочнице возились ребятишки, две няньки сидели на лавочке, одна вовсе не дурная. Пацан лихо прокатил на велосипеде. А вон и дворник Шамиль показался, в оранжевом фартуке и с метлой в руках…
Опять потянуло к своему офису. Но он отогнал эту мысль. Даже сплюнул, проговорив: «Черт, так и свихнуться недолго».
Мельком глянул в зеркало — ну и харя! Может, побриться? В это время раздался звонок в дверь.
Кого еще черт принес? Ну, не к нему же пришли, в самом деле? Наверное, к отцу, сосед-преферансист. Может, открыть, стрельнуть у него десятку на пиво? Так ведь не даст, сволочь. А не даст, так и открывать нечего.
Алексей снова принялся изучать свою физиономию в зеркале. Звонок повторился, долгий и настойчивый. Менты, что ли? Но ведь он ничего не нарушал, отметился в райотделе вовремя. А ежели этот сосед, можно и в самом деле попытаться перехватить десятку.
— Кто там? — спросил Алексей.
— Это квартира Ильиных?
Нет, это не сосед. Голос незнакомый.
— Кто вам нужен?
— Алексей Павлович.
Ильин приоткрыл дверь, не сняв цепочку. За дверью стоял молодой человек в модной куртке, с золотой сережкой в ухе.
— Ну, я Алексей Ильин.
Гость окинул его цепким взглядом:
— Похож, хотя видок тот еще… У меня для вас письмо.
Молодой человек сунул в щель узкий голубой конверт и исчез.
Ильин закрыл дверь и вернулся в комнату. Конверт был девственно чист, на нем не было ни адреса, ни фамилии. Алексей даже понюхал его — повеяло чем-то давно знакомым.
Он надорвал конверт, из него выпал сложенный вдвое листок бумаги, на котором было написано: «Алексей, дорогой! Ты вернулся, поздравляю. Я знаю, что тебе нелегко. Нам необходимо встретиться. Жду тебя завтра, в семь вечера, в ресторане „Прага“. Клеопатра».
Листок благоухал «Елисейскими Полями» — ее любимыми духами. Сердце Алексея учащенно забилось. Нахлынули волнующие воспоминания: скорый поезд Москва — Сочи, прекрасная незнакомка, вспышка страсти… И дурманящий аромат странных сигарет, аромат, который поначалу придал ему богатырские силы и самоуверенность, а впоследствии принес столько страданий…
Опять невыносимо захотелось глотнуть наркоты. Но он знал: еще разок хлебнешь — уже не вылезешь. Да и нет ее, к счастью, наркоты…
Тревожные мысли оттеснила сумасшедшая радость: Клеопатра здесь, она помнит, она ждет его! И не далее как завтра они встретятся!
Алексей перечитал записку, сунул ее в карман, походил по комнате, стараясь унять волнение и привести мысли в порядок. А должен ли он идти на эту встречу? Какое может она иметь продолжение? Клеопатра и он ведь такие разные, и за время его заключения стали совсем чужими. Что его ждет? Опять наркота и, как следствие, тюрьма? Только не это. Он завязал с зельем. Навсегда.
Меряя шагами комнату, машинально снова взглянул на себя в зеркало платяного шкафа. Ну и образина! Волосы выцвели, появились большие залысины. Глаза впали, под глазами мешки… Хорош, ничего не скажешь. Если бы увидела его в таком виде Клеопатра, не назвала бы «дорогой».
