Инцидент в «Кукушке» - Гарв Эндрю (читать книгу онлайн бесплатно без txt) 📗
– Суд учтет только факты, а не наши с тобой эмоции.
– К черту эти дурацкие факты! Психическая болезнь – одно, Квент, но ни одно доказательство в мире не убедит меня в том, что папа при виде этой несчастной поддался приступу ярости, совершенно сознательно сцепил свои руки на ее горле и задушил ее. Просто невероятно! Ты только подумай: папа за всю свою жизнь и мухи пальцем не тронул. Он мягкий, интеллигентный и очень терпимый человек – пожалуй, самый терпимый из всех, кого нам доводилось встречать. Обвинив его в таком преступлении, они ставят крест на всей его жизни. Да я ни за что не поверю! Ни за что, пока я жив!
Цинтия, молчаливый свидетель их разговора, прижалась к Хью, желая его поддержать.
– Эмоции – хорошая вещь, – возразил ему Квентин, поняв, что они заодно, – но Брэддок и я должны разработать эффективный способ защиты. Одной веры здесь недостаточно, нам еще следует убедить двенадцать присяжных в том, что отец невиновен. Ты только подумай, здесь все против нас! Во-первых, мотив преступления: папа имел основания ненавидеть девицу, видя, что она поставила крест на всей его жизни. Во-вторых, прямая возможность его совершить: он сознался, что находился неподалеку именно в это время и больше там никого не видел. Он утверждает, что не отлучался от баржи, а шляпу нашли рядом с трупом. Говорит, что не виделся с девушкой, а его платок испачкан помадой. По его словам, она сама назначила ему встречу, но он не может представить ни единого тому доказательства, а судя по фактам, назначил-то ее папа… Он даже не может изложить последовательность своих поступков. Вспомни, что он держал эту встречу в секрете как до, так и после нее, и ты получишь полное представление о том, как все это воспримут присяжные. И что мы скажем в ответ? Что Лэтимер порядочный человек и что насилие ему чуждо? Не вполне убедительно, ведь обвинение располагает свидетельством, что он и раньше приставал к этой девушке в поезде. Должен сказать тебе, Хью, что при теперешнем положении дел надежды у нас очень мало.
Хью холодно взглянул на него.
– Ты сам рассуждаешь, как прокурор.
– Ах, если бы так… Тогда у меня было бы меньше забот, я тебя уверяю.
– Но, Квентин… – неуверенно начала Цинтия. – Ведь то, что никто ничего не видел, может нам пригодиться. Я имею в виду, что улики все косвенные, не так ли?
– Косвенные улики могут быть столь же губительны, сколь и прямые, если суду не представлены исчерпывающие объяснения по поводу имеющихся в деле фактов. Убийства редко совершаются при свидетелях, ты же знаешь! – Квентин гневно взглянул на нее. – Мне в голову никакие объяснения не приходят. Ну а тебе?
– Пока что нет, – призналась она.
– Раз уж ты собралась вместе с Хью писать его дурацкие триллеры, вот тебе неплохая возможность немного поработать головой, – Квентин с трудом поднялся со стула. – Теперь мне пора уходить. Приеду домой очень поздно, и Труди будет волноваться. Продолжим наш разговор завтра вечером, после того как я посоветуюсь с Брэддоком. Прости меня, Цинтия, я был с тобою несдержан, но честно скажу, что страшно беспокоюсь.
Хью повозился в буфете, достав початую бутылочку джина.
– Квент, выпьем на посошок? Мне кажется, тебе это сейчас пошло бы на пользу.
– Спасибо, Хью, – Квентин с благодарностью взял бокал. – Увидимся завтра.
Он вышел, оставив брата и Цинтию в мрачном оцепенении. Первой зашевелилась Цинтия, заговорив слегка вызывающим тоном:
– Ничего, дорогой, мне все-таки кажется, что прав был именно ты. Ты ведь знаешь, я всегда говорила, что твой отец не способен на подобный поступок. Конечно, я знаю его слишком мало, но иногда посторонние видят больше…
Хью нежно сжал ее руку.
– Ты ангел! Хотя и Квент, конечно, был прав. Вера еще далеко не все, если она не подкреплена доказательствами…
– Пока, дорогой, трудно что-то предполагать, но мне кажется, мы не сможем раскрыть все загадки, которые есть в этом деле, если начнем сомневаться в собственной правоте. Я думаю, стоит, не колеблясь, поверить Эдварду и посмотреть, к чему это нас приведет. Предположим, что он действительно сказал правду, действительно получил от девицы письмо и в самом деле отправился в условленное место, никого там не обнаружил и временно потерял сознание. Когда очнулся, то вернулся домой, и это все, что он знает…
Хью сурово нахмурился, отчаянно желая поверить. Помимо ужаса, вызванного самим фактом убийства, он мучился оттого, что вынужден был представлять отца в роли лжеца, как бы соглашаясь с аргументами Квентина. И тем не менее он признавался себе, что некоторые из заявлений Эдварда очень трудно принять на веру: например, о письме, якобы полученном им в то злополучное утро от Хелен Фэрли. Не потому, что он не нашел письма, и не потому, что никто больше его не видел… Сам факт получения письма казался невероятным. Трудно поверить, что девушка собиралась признаться во всем. Какая ей была бы от этого польза? Если и так, зачем она назначала свидание в столь отдаленном, заброшенном месте? Она же не полная идиотка, и сама перспектива подобной встречи наедине с человеком, которому она успела так навредить, должна была испугать ее до смерти. Они могли бы встретиться и в кафе… Солончаки, похоже, выбор Эдварда.
Да, трудно поверить в это письмо. Но девушка оказалась в солончаках, а что ее туда привело? Таким же невероятным было и то, что она приняла приглашение Эдварда… И все же загадка с письмом еще не самая страшная по сравнению с прочими.
– Видишь ли, Цинтия, очень легко говорить, что мы должны безоговорочно верить папе, но как же ты объяснишь эти детали: помаду, шляпу?
– Я и не стала бы ничего объяснять, дорогой. Наверное, и не смогла бы – нам слишком мало известно. Но в этом-то все и дело: должно быть, случилось нечто такое, чего мы просто не можем себе представить. Нечто совершенно невероятное. Видишь ли, дорогой, если Эдвард не убивал эту девушку, а я уверена в этом, значит, в деле замешан кто-то еще. Это вполне очевидно. И если отец и близко не подходил к ней в тот день, тогда он не мог бы забыть свою шляпу так близко от трупа и измазать помадой платок. Значит, это проделал кто-то еще.
– Значит, ты полагаешь, что имеется заговор? – недоверчиво спросил Хью.
– Ну а что же еще?
Он задумчиво кивнул головой.
– Если следовать логике, тогда это единственный правильный вывод… Боже мой, Цинтия, кто же на этом свете мог решиться так навредить отцу? Кому же он мог досадить?!
– Все это могло быть сделано не из мести. Убийца, вполне естественно, стремился отвести подозрения от себя. И для этого нужна была жертва.
– Но почему же именно папа – он и никто другой?
– Дорогой, твой отец – известная личность. После того случая в поезде у него имелись все основания пойти на убийство Хелен Фэрли. Если кто-то другой очень хотел избавиться от нее по ему одному известным причинам, то он выбрал Эдварда как самый подходящий объект.
– Боже, неужели ты так считаешь?! Человек, решившийся на такое, настоящий злодей и холодный убийца, но он к тому же и гений в своем роде. Здесь ведь масса практических сложностей. Во-первых, откуда он знал, что папа в тот день должен там появиться?… Хотя да, конечно… – Хью неожиданно замолчал, осененный идеей. – Послушай, как ты считаешь, а этот твой тип не мог уговорить Хелен Фэрли написать то письмо? Или даже заставить?
– Может, он ухитрился найти и более простой выход? Есть ли четкое доказательство, что письмо написано ею? Конечно, Эдвард так и подумал. Ему знаком ее почерк?
– Не думаю… Но теперь, когда ты сказала… Откуда? Они ведь впервые встретились в поезде. Послушай, а это идея! Ах, если бы нам удалось разыскать письмо и доказать, что это подделка! Тогда мы могли бы добиться продолжения следствия! – на мгновение глаза его засияли, но потом он вздохнул и поник, как шарик, из которого выпустили газ. – Нет, никуда не годится! Здесь прокол, и я просто уверен, что твой мистер «X» предусмотрел бы его. Откуда он знал, что папа потеряет письмо? А если бы этого не произошло и полиция сверила бы почерки? Тогда подделка обнаружилась бы, и на поверхность выплыл бы заговор. Проверив бумагу, чернила и почерк, они бы вышли на истинный след… Ты ведь знаешь, судебная экспертиза творит в наши дни чудеса! Он все просчитал и не стал бы идти на столь отчаянный риск.