Архивных сведений не имеется - Гладкий Виталий Дмитриевич (версия книг .TXT) 📗
– Граф… – Делибаш едва не свалился со скамейки, крепко зажмурив глаза, помотал головой – видимо, принял появление бородача за приступ белой горячки.
– Граф… Точно, он… – побледнел Гришка и съежился.
Только китаец Ли промолчал, но обычную свою слащавую улыбку спрятал в уголках тонких губ да глаза прищурил так, что они и вовсе превратились в длинные узкие щелки. Первым пришел в себя Делибаш.
– Хи-и… – деланно рассмеялся он, глядя на Гришку.
– Страхополох, на ловца и зверь бежит… Э-э, а где этот?.. – оглянулся кругом. – Слышь, Гришка, где? Христони и след простыл.
18
Карамба, высокий угловатый субъект с длинными волосами цвета пшеничной соломы, церемонно раскланялся с сопровождавшим его милиционером, и небрежным жестом смахнув с куртки джинсового костюма воображаемую пылинку, подошел к столу Володина.
– Здравия желаю, гражданин начальник! Арестованный по собственному скудоумию Карамба явился в ваше распоряжение.
– Пикулин, являются только черти. А тебя доставили, надеюсь, с комфортом. Садись.
– Ах, гражданин начальник, где вы увидели комфорт? Доски на нарах нестроганные, "воронок" давно пора под пресс, конвоиры – невоспитанные люди. Вы заметили, он даже не поблагодарил меня за приличную компанию?
– Ничего, думаю, в следующий раз он исправит свою оплошность.
– Если к тому времени не уйдет на пенсию…
– Почему так мрачно, Пикулин?
– Моя бедная мама имела несчастье родить меня с выдающимися математическими способностями. Так вот, если взять все статьи глубокочтимого мною Уголовного кодекса, по которым я всегда тосковал на свободе и которые мне снились в зоне, сложить совместно с последней (заметьте, часть вторая!), которая мне светит, и добавить к полученной сумме годы моего далекого, не омраченного знакомством с вами детства, как раз получается, что в следующий раз я буду поздравлять вас с чином подполковника, а тот невоспитанный милиционер будет пожинать плоды своего неустанного труда на ниве сохранения социалистической законности где-нибудь на скромненькой дачке в Подмосковье. Как видите, все просто. И отнюдь не мрачно – солнце светит и в местах не столь отдаленных.
– Логично, Пикулин. Даже очень. Но поскольку вступительную речь ты уже изобразил – талантливо и, главное, к месту – давай приступим сразу к делу, без раскачки.
– Согласен. Каюсь, винен, пишите протокол, за подписью не постою.
– Ну что же, тогда все по порядку… Квартира под номером сорок три на проспекте Мира, дом номер сто пять – твоих рук дело?
– Э-э, нет, гражданин начальник, мы так не договаривались. Вы меня зашухерили на Коломенском? Да, признаю. Поднимаю руки, сдаюсь. Но чужие обноски мне перешивать не нужно.
– Надеюсь, Пикулин, ты со своими "выдающимися" математическими способностями науку уважаешь?
– Высокообразованный специалист моей квалификации обязан уважать.
– Тогда ознакомься с заключением экспертов. Карамба неторопливо прочитал заключение ЭКО и, изобразив на своей довольно симпатичной физиономии величайшее почтение, возвратил его Володину
– Что ни говори, а век электроники для нас явление не отрадное. – Карамба вздохнул, поправил прическу. – Моя работа, гражданин капитан. А ведь как чисто было сделано, а? Уверен был, что не наследил. И поди ж ты…
– Так и запишем… Поехали дальше… Ленинградский проспект, дом восемьдесят три, квартира шесть.
– Что, и здесь вы меня подозреваете?
– Да или нет, Пикулин?
– Извините, а как насчет науки? Она-то что говорит?
– Пикулин, ты интеллигентный человек, а о правилах хорошего тона забываешь. Здесь вопросы я задаю. Ну это так, к слову… Итак, я слушаю.
– Гражданин начальник, что я забыл на этом Ленинградском?
– Значит, опять темнишь?
– Упаси бог! Я весь как на ладони.
– Тогда прочитай вот эту бумагу…
– Нет-нет, зачем? Я вам верю. Вспомнил. Было. Знаете, в последнее время что-то с памятью… Видите ли, работа у меня вредная, профсоюз мы пока еще не организовали, путевку на курорт выписать некому…
– Выпишем, Пикулин, обязательно.
– О-о! В этом я не сомневаюсь. Грязевые ванны на этапе, закалка организма морозом на лесоразработках…
– Не наша вина в этом, Пикулин. Что посеешь, то и пожнешь. Так что оставим наши эмоции при себе и продолжим…
Савин внимательно наблюдал за допросом, в душе восхищаясь высоким профессиональным мастерством Володина, который окончательно "загнал в угол" неглупого и весьма изворотливого вора-рецидивиста Карамбу. Тот нервничал, путался, хотя и пытался не подавать виду, что все вопросы капитана точно били в цель; по-прежнему Карамба балагурил, стараясь смешочками и шутками прикрыть свою растерянность. Володин поддерживал этот тон, что еще больше сбивало с толку Карамбу, которому в конце концов стало казаться, что капитану все известно, и допрос ведется только для протокола. Это, конечно же, было далеко не так: Карамба был действительно крепкий орешек, один из самых ловких и опытных воров-домушников Москвы, но грамотно построенный план допроса позволил капитану создать определенный запас прочности перед, пожалуй, главным вопросом, который предстояло выяснить: каким образом Карамба вышел на Христофорова с его золотым запасом?
– …Так что же все-таки случилось в "Метрополе" двадцать второго декабря? Вспомни, Пикулин, будь добр. Ты был тогда таким элегантным…
– Ну что ты скажешь! От вас ничего не скроешь, гражданин начальник. Это точно, люблю красивую одежду и хорошее общество.
– Особенно женское… Так кому ты сплавил шубку этой прелестной француженки?
– Как, она и впрямь оттуда? Из-за кордона? А я-то думаю, что за чудо-фигура, ножки, походка…
– И шубка…
– Само собой… Нечаянно получилось. Сдуру. Но если бы мне кто-нибудь намекнул, что она из Парижа!.. Да чтоб у меня руки отсохли!
– Конечно, конечно, ты джентльмен, Пикулин. Кстати, чтобы не забыть, запишу-ка я адресок, по которому ты отправил заграничный товар…
– Это можно, чего там скрывать. Да вы, похоже, в курсе…
– Знаешь, Пикулин, формальности. Мы ведь чуточку бюрократы. Начальник требует. Закон. Так я весь внимание…
– Калинка пригребла…
– То есть Панкратова.
– Ну… За копейки, можно сказать. А я-то, остолоп, думаю, чего это она так в нее вцепилась? Унюхала товар фирменный…
– Опыт – большое дело, Пикулин… Послушай, а кто тебе подсказал провернуть дельце на Лосиноостровской?
Карамба от неожиданности поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся. Когда он поднял глаза на Володина, лицо его заметно побледнело, фигура как-то обмякла, потеряла угловатость.
– Батон… Стукач плюгавый… "Рыжевье" нашли? Я так и думал. Раз в жизни повезло, такую лафу поимел, завязать хотел… Надо же мне было с этим придурком связаться! Ладно, чего теперь скрывать, приплыл… Калинка навела…
19
– Глафира! Глашка! Где ты там, едрена корень… – звал кабатчик Авдюшка свою помощницу, суетясь возле стола, где присел Граф, или Владимир Воронцов-Вельяминов, смахнул крошки, быстро собрал пустые кружки и миски.
На зов хозяина прибежала плечистая Глафира: застелила стол чистой скатертью, поставила серебряную солонку, принесла пышный пшеничный каравай на расписном деревянном блюде.
– Ишь, старается как… Дорогой гостюшка… – бормотал вполголоса Делибаш, с ненавистью всматриваясь в задумчивое лицо Графа. – Их благородие откушать изволили… А нам, за наши кровные… потом и мозолями… это, черняшку сует черствую, – сжал до хруста худые кулаки. – Погоди ужо…
При этих словах китаец Ли насмешливо хмыкнул, отрезал кусок вареной оленины и не спеша принялся жевать.
– Кишка т-тонка… – выразил вслух то, о чем промолчал китаец, Гришка Барабан; он боялся даже посмотреть в сторону Графа и, низко нагнувшись над столом, дрожал всем телом, как побитый пес; в памятную для всех троих ночь в избушке возле безымянного ручья именно его челюсть испытал на прочность кулак Графа, после чего Барабан носил ее подвязанной больше двух месяцев.