Подвиги Шерлока Холмса - Карр Джон Диксон (мир книг TXT) 📗
Лишь несколько мгновений назад я надеялся, что вот-вот к Шерлоку Холмсу вернется такое настроение — боевое и энергичное и что в его глазах вспыхнет прежний задиристый огонь. Но тут… ярко расписанные фарфоровые тарелки подскочили на снежно-белой скатерти, когда я грохнул по столу кулаком.
— Холмс, на этот раз вы зашли чересчур далеко в ваших шутках!
— О, дорогой Уотсон, я прошу меня извинить! Я и понятия не имел, что вы отнеслись к делу с такой серь…
— Стыдитесь! Конечно, считается, что в Хэмпстеде и Хайгейте могут жить лишь крайне вульгарные люди, и даже сами эти названия произносятся обычно весьма презрительным тоном! Но вы! Вы смеетесь над несчастной необразованной бедняжкой, возможно находящейся в отчаянном положении!
— Ну, это вряд ли, Уотсон. Конечно, необразованная женщина может попытаться написать слово «иррациональный», но вряд ли ей удастся обойтись при этом без нескольких ошибок. Ну а поскольку она сообщает нам, что подозревает махинации с бриллиантами, то вряд ли можно предположить, что она живет в тяжкой нищете.
— Но вы утверждаете, что она замужем много лет? И неудачно?
— Наш век — век благопристойности, Уотсон, и должен сказать, мне это нравится.
— Что вы подразумеваете под этим?
— Лишь женщина, пробывшая замужем много лет и, следовательно, далеко не молодая, может с такой свободой написать в телеграмме — под взглядом почтового клерка — о своей уверенности в иррациональности всех мужей. Вас интересует, как возникла мысль о несчастливом браке и властном характере? Это вторичный вывод: поскольку обвинение в иррациональности явно относится к ее собственному мужу, этот брак должен быть весьма неудачным…
— Но ее происхождение?!
— Прошу вас, перечитайте еще раз телеграмму. Только шотландцы или американцы могут сказать «буду», тогда как англичанин, будь он образованным или не слишком, скажет все-таки «приеду» или «зайду». Вы что-то спросили?
— Я… я… минуточку! Но вы заявляете, и не предполагая, а утверждая, что женщина должна быть хороша собой!
— Ах, но я сказал, что это лишь возможно. И это предположение следует отнюдь не из телеграммы.
— А откуда?
— Ну, вспомните, разве я не говорил вам, что уверен — она держит салон красоты? А подобные дамы крайне редко обладают непривлекательной внешностью, поскольку тогда им просто не удастся рекламировать свою работу. Но, если я не ошибаюсь, наша клиентка уже прибыла.
Холмс еще не закончил фразу, когда мы услышали громкий и решительный звонок у входной двери. Затем нашей гостье пришлось подождать, пока ее впустят и проводят в гостиную. Шерлок Холмс, отложив скрипку и смычок, терпеливо смотрел на дверь, ожидая появления миссис Глории Кэбплеже.
Она оказалась и в самом деле хороша собой — высокая, величавая, с почти королевской осанкой, — но, возможно, излишне надменная; у нее были очень пышные черные волосы и холодные голубые глаза. Поверх дорогого платья из темно-синего бархата на ней была соболья шубка, а на голове красовалась бежевая шляпа, украшенная большой белой птицей.
Отмахнувшись от моей попытки помочь ей снять шубку, дама, пока Холмс учтиво представлялся ей и представлял меня, обшарила взглядом гостиную и, похоже, составила не слишком благоприятное мнение о нашем скромном убежище, с потертой медвежьей шкурой, изображающей собой коврик перед камином, и с запятнанным кислотами химическим столом. Но все же она согласилась сесть в предложенное ей мое любимое кресло, а усевшись, вдруг нервно стиснула руки в белых перчатках.
— Вот что, мистер Холмс, — произнесла она вежливо, но твердо и энергично. — Прежде чем я рискну доверить вам свои проблемы, я должна выяснить, какой гонорар вы берете за свои профессиональные услуги.
После короткой паузы мой друг ответил:
— Мой гонорар никогда не меняется, исключая те случаи, когда я отказываюсь от него совсем.
— Ах, мистер Холмс, я боюсь, что вы рассчитывали воспользоваться слабостями несчастной женщины. Однако вам это не удастся.
— В самом деле, мадам?
— Да, сэр. Но прежде чем я найму вас как, простите, профессионального шпиона и доверюсь вам, я, чтобы не подвергнуться риску изрядно переплатить, должна все же еще раз повторить вопрос о гонораре.
Шерлок Холмс встал.
— Боюсь, миссис Кэбплеже, — улыбаясь, сказал он, — что те ничтожные таланты, которыми я обладаю, вряд ли окажутся полезными в решении вашей проблемы, и я сожалею, что вы обеспокоили себя этим визитом. Всего хорошего, мадам. Уотсон, вы не будете так добры проводить нашу гостью вниз?
— Стоп! — воскликнула миссис Кэбплеже, закусив губу.
Холмс пожал плечами и вновь погрузился в кресло.
— Вы жестко ведете дело, мистер Холмс. Но я бы не пожалела десяти шиллингов, а то и гинеи, чтобы узнать, с чего это вдруг мой муж принялся лелеять, обожать и обожествлять дрянной обшарпанный зонтик и почему не расстается с ним ни на минуту, даже ночью!
Какие бы чувства ни испытывал Холмс по отношению к нашей посетительнице, они исчезли перед лицом любопытной загадки.
— А, так ваш муж в буквальном смысле обожает свой зонт?
— Разве я этого не сказала?
— Без сомнения, зонт должен представлять либо материальную ценность, либо он как-то связан с чувствами вашего мужа.
— Чушь и ерунда! Он купил этот зонт при мне, два с половиной года назад. Он заплатил семь шиллингов и шесть пенсов в лавке на Тоттенхем-корт-роуд.
— Ну, возможно, это как-то связано с характером…
Миссис Глория Кэбплеже хитро и расчетливо взглянула на Холмса.
— Нет, мистер Холмс. Мой муж — человек эгоистичный, жестокий и бездушный. Видите ли, моим прадедом по материнской линии был Мак-Ри из Абердиншира, так что я разбираюсь в мужчинах и умею с ними обращаться. Мистер Кэбплеже из тех, кто и пальцем не шевельнет без достаточных оснований, к тому же он порочен.
Холмс серьезно взглянул на нее.
— Жесток? Порочен? Это очень серьезные обвинения. Он плохо обращается с вами?
Наша гостья надменно вздернула брови.
— Нет, но я не сомневаюсь, что ему бы этого хотелось. Джеймс — невероятно сильное животное, хотя вес у него средний, а уж фигура — просто жердь. Тьфу, это все мужское тщеславие! У него совершенно неприметные черты лица, но зато он чрезмерно гордится своими очень пышными, очень блестящими каштановыми усами — они похожи на подкову! Он их отращивал годами, так что это второй предмет после зонта…
— Зонт! — пробормотал Холмс — Зонт! Простите, мадам, что перебил вас, но мне бы хотелось узнать чуть больше о характере вашего мужа.
— Они делают его похожим на полицейского констебля.
— Простите?..
— Это я об усах.
— Но… ваш муж любит выпить? Интересуется другими женщинами? Играет? Ограничивает вас в деньгах? Как, ничего подобного?
— Я полагаю, сэр, — надменно произнесла миссис Кэбплеже, — что вам хотелось бы знать лишь то, что относится к делу? А уж объяснять факты — ваша задача. Я хочу услышать разъяснения. И скажу вам, удовлетворят ли они меня. Но было бы куда более прилично с вашей стороны, если бы вы позволили мне просто изложить эти самые факты.
Холмс поджал губы.
— Прошу вас!
— Мой муж — старший партнер фирмы «Кэбплеже и Браун», это торговля алмазами на Хэттон-гарден. За все пятнадцать лет нашего брака — ух!.. пятнадцать!.. — мы редко разлучались больше чем на две недели, если не считать последнего и весьма неприятного случая.
— Последний случай?..
— Да, сэр. Лишь вчера днем Джеймс вернулся домой из почти шестимесячной деловой поездки в Амстердам и Париж, и он все так же носится со своим зонтом, как и до отъезда. Впрочем, сейчас он еще сильнее обожает зонт, чем весь тот год, как он этим занимается.
Шерлок Холмс, сидевший расслабленно, вытянув ноги и сложив вместе кончики пальцев, слегка шевельнулся.
— Весь год, мадам? — требовательно спросил он. — Но мгновение назад вы заметили, что прошло уже два с половиной года с тех пор, как мистер Кэбплеже купил этот зонт. Должен ли я понять это так, что его… его обожание зонта началось лишь год назад?
