Сильнее Скотленд-Ярда - Уоллес Эдгар Ричард Горацио (е книги TXT) 📗
Приподняв крышку граммофона, он внимательно осмотрел пластинку.
— «1812 год» — засмеялся Леон.
Он установил иголку и выключил аппарат. Диск тут же пришёл в движение. Направившись к постели, Леон повернул выключатель — диск замер.
— Отлично!
Гонзалес снова установил иголку на краю пластинки.
— Благодаря вот этому приспособлению иголка возвращается на край пластинки и музыка возобновляется. Американское изобретение. В Англии пока мало таких аппаратов.
Он огляделся и увидел то, что искал. К одной из дверей была прикреплена металлическая вешалка. Он подёргал её, испытывая прочность крепления, затем вынул из кармана толстый шнур и привязал его к вешалке.
— Великолепно, — прошептал Леон.
Затем он вынул из портфеля пару наручников и положил их на кровать. Далее из портфеля был извлечён какой-то предмет, походивший на маршальский жезл.
— Что это, Леон?
Гонзалес показал надпись, выбитую на рукояти.
— «Тюремное управление» — прочёл Манфред.
— Эту игрушку именуют в просторечии «девятихвостой кошкой». Самая настоящая девятихвостая плётка, которую не так легко было раздобыть.
Он разрезал бечёвку, связывающую хвосты, и взмахнул плетью. Все девять хвостов зловеще просвистели в воздухе.
Около половины одиннадцатого до их слуха донёсся шум открываемой двери.
Мистер Лейн возвратился домой.
— Это вы, Мендес?
Он включил свет и увидел перед собой просто одетого человека с белой вуалью на лице.
— Кто вы и что вам нужно? — прохрипел Лейн.
— Посчитаться с вами, — коротко отрезал Гонзалес. — Кстати, если вы вздумаете кричать, я пристрелю вас на месте, причём с величайшим удовольствием.
— Что вы хотите от меня?
И тут Лейн увидел вторую завуалированную фигуру.
Силы оставили негодяя, и он рухнул на пол.
Манфред оттащил его в спальню.
Шторы на окнах были задёрнуты. На ночном столике горела тусклая лампа.
— Раздевайтесь! — скомандовал Манфред.
Мистер Лейн повиновался.
— Живее!
Молочно-белое обрюзгшее тело Лейна нервно подёргивалось.
Манфред надел на него наручники.
Друзья подвели его к двери, на которой была вешалка. Леон пропустил шнур через наручники и подтянул руки Лейна к вешалке.
— А теперь давайте поболтаем, — сказал Леон. — Мистер Лейн, вы занимаетесь гнуснейшим и постыднейшим ремеслом, отправляя молодых и неопытных девушек в притоны Южной Америки. Как вам известно, это преступление карается тюремным заключением и вот этим.
Он грозно помахал плетью перед носом обезумевшего от страха Лейна.
— Клянусь вам… я никогда… я не знал, — простонал Лейн. — Вы не сможете доказать…
— Я пришёл сюда с единственной целью — доказать вам, что это преступление не останется безнаказанным, — ответил Леон.
Манфред включил граммофон.
Комната огласилась рёвом труб и барабанным боем.
Полисмен, незадолго до того разговаривавший с друзьями на улице, проходил в это время мимо дома. Услышав музыку, он усмехнулся и остановился. К нему подошёл один из соседей Лейна.
— Он опять затеял свой ужасный концерт, — раздражённо заметил сосед.
— Вы правы, это ужасно. Хоть бы сменил пластинку, — поддержал его полисмен. — Будто кто-то дёргает кошку за хвост и при этом вопит о помощи.
— Отвратительная музыка! И так каждый вечер, — добавил сосед.
Полисмен пошёл своей дорогой.
А из спальни Лейна продолжали доноситься трубы и барабаны, гром и пальба в сочетании с воплями и причитаниями, которые, однако, не имели никакого отношения к Чайковскому.
Глава 8.
Человек, проигравший своё состояние
Субботними вечерами Мартоус-клуб заполнен элегантной публикой, предпочитающей проводить воскресенье в городе.
Электрические лампы под изящными абажурами, ослепительно белые скатерти, серебро и хрусталь, экзотические цветы…
Столики расположены вдоль стен, середина зала пуста, и огромная хрустальная люстра отражается в зеркале паркета мириадами огней. Посетители этого клуба чувствуют себя здесь великолепно, разумеется, при наличии достаточного количества денег, чтобы оплатить это великолепие.
Мистер Джон Эден был в состоянии оплатить свою причастность к великолепию этого престижного клуба, в котором, кстати, категорически не допускались азартные игры.
Метрдотель Луи знал в лицо каждого посетителя, мог подробно рассказать его историю и указать точную сумму состояния в пределах последней недели.
Мистера Джона Эдена он не знает, так как тот появился в клубе впервые.
Он танцевал с чужой дамой, что противоречило обычаям клуба, но тот факт, что его опекал мистер Уэлби, освобождал его от обвинений в некорректном поведении.
Мистер Уэлби был завсегдатаем клуба, выглядел весьма элегантно и представительно, занимая, по-видимому, довольно высокое положение в обществе. Рядом с ним Джон чувствовал себя жалким провинциалом, проведя восемь лет в Южной Африке. Познакомились они давно, ещё до отъезда Джона, и встретились сейчас совершенно случайно, но Уэлби был очень внимателен к нему, пригласил в клуб и познакомил с молодой женщиной редкой красоты и элегантности.
Мегги Вэнс была действительно неотразима в своём роскошном вечернем туалете и в жемчужном ожерелье стоимостью не менее двадцати тысяч фунтов. Джон Эден был буквально ослеплён, и когда царственная красавица предложила поехать к Бинглею, он подумал, что пребывает в волшебном сне.
В вестибюле метрдотель Луи приблизился к Джону и, Делая вид, что сдувает пылинку с его рукава, едва слышно шепнул:
— Не нужно ехать к Бинглею…
Джон изумлённо посмотрел на дерзкого служащего и поспешил за своей ошеломительной спутницей.
Он пробыл в заведении Бинглея до шести часов утра и оставил там груду чеков на сумму, превышающую все его африканские сбережения, на которые он рассчитывал приобрести в Англии небольшое имение и издать книгу об охоте в Африке.
Его мечты развеялись в тот момент, когда крупье, грустно улыбаясь, объявил ему, что его ставка бита…
Джон Эден даже не подозревал, что клуб Бинглея является просто-напросто игорным притоном. В одной из комнат он со своей спутницей присел за карточный столик. Поначалу ставки были небольшие, но потом он вошёл в азарт…
Когда у него иссякли наличные деньги, ему услужливо предложили чековую книжку с готовыми формулярами, которые ему оставалось лишь заполнить и подписать…
Джон Эден возвратился домой абсолютно нищим. Его квартира на Джермен-стрит находилась по соседству с квартирой Манфреда и Гонзалеса. Побродив некоторое время из угла в угол, он присел за письменный стол и написал сбивчивое письмо своему брату в Индию. Поставив последнюю точку, он открыл ящик стола…
Услышав глухой выстрел, Манфред и Гонзалес выскочили на лестницу, где увидели полуодетого владельца дома.
— Я думал, что стреляли у вас, — сказал он. — Значит, что-то случилось у мистера Эдена.
Дверь в его квартире оказалась запертой, но у домовладельца был запасной ключ.
Достаточно было одного беглого взгляда, чтобы всё понять.
Джон Эден лежал в кресле у письменного стола. Револьвер валялся рядом на ковре.
Гонзалес быстро осмотрел тело.
— Он ещё жив!
Джон выстрелил себе в грудь, но пуля прошла навылет, не задев жизненно важных органов.
Раненого уложили на диван и наскоро перевязали рану.
Гонзалес пробежал глазами письмо.
— Мистер Пиннер, — обратился он к домовладельцу, — полагаю, в ваших интересах не распространяться о подробностях этого происшествия. Ведь если станет известно, что в вашем доме произошло самоубийство, то репутация его…
— Вы правы, — вздохнул домовладелец.
— Письмо я пока оставлю у себя. Вы же позвоните в больницу и вызовите карету скорой помощи. Скажете, что ваш квартирант, недавно возвратившийся из Южной Африки, случайно ранил себя, разряжая револьвер.
