Искушение - Макдональд Джон Данн (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

Я поставил фужер. «Бурбон» подействовал без промедления. Я пошел приготовил еще один. И тогда начал стучаться в спальню. Я стучал и стучал в эту чертову дверь. Наконец она открыла. Покачиваясь, Лоррейн стояла передо мной в цветастом халате, взирая на меня с пьяной нагловатой улыбкой.

– Ну что же ты? Входи, если тебе так загорелось. Потявкать не терпится? Тяв-тяв-тяв.

И я вошел.

Глава 8

Я пересек комнату и тяжело опустился на банкетку перед туалетным столиком. Так тяжело, что «бурбон» во мне заплескался.

– Твой кавалер убрался, – сказал я.

Она вскинула на меня недоверчивый взгляд.

– Что значит – убрался?

– А ты думала, что он останется здесь?

– Он слишком болен. Где он? Что ты с ним сделал? Отвечай, черт побери.

– Я доставил его в аэропорт.

– Куда же он полетит в таком состоянии?

– Я не спрашивал. Хочешь полететь вслед за ним?

– Может, это и было бы лучше. Лучше, чем оставаться здесь, наедине с одной хитрющей, проклятущей ищейкой.

– Я не ищейка. Ты прекрасно знаешь, я-то я никогда ничего не вынюхивал. Она села на край постели, угрюмо глядя на меня.

– Вы-ню-хи-вал. Иначе бы я услышала твою машину. Я была настороже.

– У меня бензин кончился. В двух кварталах отсюда.

– Рассказывай сказки. Так и поверила.

– Спроси у Ирены. Я ее встретил, когда шел с канистрой бензина к машине, и даже подвез до автобуса. Она моргнула несколько раз.

– Правда?

– Да.

– Невезон, значит. Противное, подлое невезение, и ничего больше.

Теперь она выглядела ребенком, капризным и чувствующим за собой вину.

– Лоррейн?

– Да.

– Лоррейн, милая, ну как мы докатились до всего этого? Зачем ты пьешь так много, так бессмысленно? Зачем тебе это, сегодняшнее, с Винсом?

Она махнула рукой, жест был беспомощный и безнадежный.

– Зачем вообще делают это или то? Скажи, что тут такого? Кажется, «бурбон» склонял меня к резонерству.

– Это аморально, – сказал я.

– Неужели ты такой мещанин, золотце мое? – сказала она сухо.

– Почему ты пьешь?

– Потому. Почему ты отослал Ирену? Я есть хочу.

– Лоррейн, постараемся понять друг друга.

– Ну, валяй. Прочти мне мораль, ведь ты меня застукал. Начинай, что же ты? Мне стыдно, что я попалась, дала себя застукать. А ты можешь торжествовать. Отпускаешь ли ты мне грех прелюбодеяния? Может, ты мне молитву прочтешь, на манер нашей Ирены?

– Не ехидничай. Я стараюсь говорить с тобой спокойно.

– Ну да. Сказано же: будь спокоен и мудр.

– Мудрым я себя не считаю. Я ведь.., я тоже изменил тебе.

– А-а, наконец-то! Это с ней, с той скучнейшей Лиз Адаме? Я ведь чувствовала – а ты отпирался…

– Нет, не с Лиз Адаме. Это была твоя подруга Тинкер.

– Тинкер? – она вдруг захихикала. – Где это, вы? Когда?

– В воскресенье. Когда стемнело. У них дома. А я-то боялся, что она ударится в слезы! Ничего подобного. На нее напал безудержный смех.

– Нет, это же надо, Тинкер! Ну, братец, поздравляю! Боже мой, Тинкер!

– Заткнись! – не выдержал я. – Человек ты или нет? Она встала, покачиваясь и хихикая, и пошла в ванную. Я догнал ее и схватил за руку.

– Что с тобой происходит? – орал я ей прямо в лицо. – Тебе пора сходить к психиатру. Ты просто ненормальная! Ведь я признался тебе в супружеской измене, а ты хихикаешь, точно речь идет о ком-то другом.., о чьей-то шалости.

Она вырвалась и недобро взглянула на меня.

– Шалость? А что, так и есть. Конечно, это шалость. Притом забавная и приятная.

Она развязала пояс, так что ее халат распахнулся. Сделав непристойный жест, она возбужденно продолжала:

– А теперь давай посостязаемся, кто больше знает ругательств. Я бы могла выложить дли-инный список отборных словечек. Да, мальчик, все они у меня вот тут!

Видя эту грязную ухмылку, грязный и вызывающий взгляд, я вдруг выпалил ей в лицо самое гнусное, самое непотребное ругательство, всплывшее в памяти неизвестно откуда. И в тот же миг она вцепилась ногтями в мое лицо. Царапалась она как разъяренная кошка. Я поднял правую руку и со всей силы ударил ее по голове, так, что она отлетела в дверь ванной. Этот ее халат, когда он завязан, достает до самого пола, а развязанный, он становится еще длиннее. Должно быть, после моего удара, при первом неловком шаге она наступила на полу халата. Споткнувшись, она потеряла равновесие и грохнулась наземь так быстро, что я не успел поддержать ее. Ванна была прямо против двери. Голова Лорри ударилась о нее так сильно, что раздался гул, точно огромным тупым билом ударили в гонг. Она лежала на полу с головой, неестественно свернутой набок, – ужасное, отвратительное зрелище. Ее острые наманикюренные ногти скребли гладкий кафель. Тело Лоррейн судорожно напряглось, сжалось, дрожь прошла по нему и прекратилась. Туловище обмякло и сделалось неподвижным. Ее глаза были открыты. Она казалась теперь маленькой, как ребенок. И тихой, пугающе тихой. Яркий свет, заливавший, как всегда, ванную комнату, придавал всей сцене что-то призрачное.

Я бросился в спальню. Сел перед туалетным столиком и тут же наткнулся взглядом на свое отражение в зеркале. Я дышал загнанно, как после долгого бега. Три царапины выделялись на щеке. Средняя была длиннее и глубже других. Из нее стекала на подбородок одна-единственная капля крови. Вот она остановилась, потемнела, высохла. В зеркале я заметил, что в руке у меня – большой фужер со спиртным. Я поставил его на место. Потом вдруг понял: я, конечно же, ошибся. Она неловко ударилась о ванну и просто потеряла сознание. И ничего больше. Сейчас она очухается и снова начнет меня бранить на чем свет стоит.

Итак, я возвратился в ванную, осторожно встал на колени и приложил ухо к ее груди, ожидая услышать удары сердца. Но не услышал ничего. Жуткое молчание.

И снова я в спальне. Взял в руки фужер. Поставил. Сел на край постели, поднял телефонную трубку. Услышал гудки. Длинные гудки. Прошла секунда, другая. Нужно было набрать ноль и вызвать полицию. Сказать: мне очень жаль, я лишь слегка толкнул ее, – и вот оно как вышло. Я положил трубку и вытер вспотевшие ладони о покрывало. Думай, дьявол тебя побери! Стряхни с себя хмель, думай! Она мертва. Конечно: нет ее. Есть только оболочка. Труп. То, что перевозят в катафалке, что обмывают и гримируют, а потом под органную музыку… Выбор за тобой, Джеймсон. Зови полицию, надейся на справедливость, милосердие и минимум три года за решеткой – за убийство по неосторожности. Или же уничтожь все следы и попробуй выбраться отсюда невредимым.

А что будет с деньгами, спрятанными там, под штабелем дров? А.., а что если тебя будут расспрашивать о Винсенте, о твоем фронтовом друге? Спокойно, Джеймсон. Сохраняй выдержку, постарайся быть объективным и не теряй логики. Обдумай все с разных сторон.

Кусок мыла на полу. Намылить ее ступни. Провести мылом длинный след по кафельному полу. Открыть кран под раковиной. И уйти. Организовать себе железное алиби. Вернуться. И «найти» ее.

Но у этих наверняка будут свои соображения: под каким углом она должна была упасть, поскользнувшись, где и сколько могло остаться мыла и так далее. Попытаться бы можно было, если бы не царапины. Они извлекут у нее из под ногтей обрывки кожи, найдут кровь – немного, но им хватит сделать анализ. Или – сегодня же ночью отправиться в путь? Взять деньги и – подальше отсюда? Но тогда уже совершенно точно они начнут охотиться за мной. Нет, с этим нужно покончить как-то иначе. И без того сложностей хватает. Лучше было бы убрать ее, вот что. Я начал крутить эту мысль так и этак, обкатывать, осторожно пробовать, подойдет ли? Подошла.

История с Винсентом. Измена. Скандал. Она поцарапала меня в разгаре ссоры. Потом они оба сели в машину и уехали. Так все сходилось: и правда (неполная), и прошлое Винса, и ее репутация. Только ничего нельзя в этом случае делать наполовину. Сесть, обдумать, даже набросать план, испытать его на прочность.