Дело о спасении телезвезды - Константинов Андрей Дмитриевич (первая книга .TXT) 📗
Слова Бамбука падали на почву, взрыхленную моими собственными мыслями. Оставалось убедить Глеба, но это было самое трудное.
— А что за парень убирал вчера оранжерею? — спросила я, разглядывая фотографии на стене. — Мне он показался немного странным.
— Это Сергей Логинов, он учится в Лесотехнической академии и подрабатывает у нас. Немного странный, но исполнительный и влюбленный в заповедник юноша.
Неожиданно мое внимание привлекла фотография, на которой я увидела ту самую оранжерею, где проходила презентация. Те же дорожки, орхидеи, пальмы, только стеклянные рамы все в целости, и в центре стоит мраморная скульптура девушки с венком на голове.
— Скажите, — обратилась я к Бамбуку, — эта та самая статуя, на которую тоже упала рама?
— Да, «Хлоя» была ее первой жертвой, — с пафосом сказал Эраст Леонидович.
— Хлоя? — по вполне понятной причине вздрогнула я.
— Это мраморная копия знаменитой греческой пастушки. Помните Лонга?..
Дальнейшие слова Бамбука словно тонули в моем сознании. Я не воспринимала их, и лишь резкий телефонный звонок вывел меня из этого полубредового состояния.
Бамбук снял трубку, выслушал невидимого собеседника, потом извинился и сказал, что срочно должен уйти.
— Вы удовлетворены? — спросил он на прощание.
— Вполне, — сказала я, чувствуя, как мои уши снова наполняются противным звоном.
На улице мне стало лучше, но я решила не возвращаться в Агентство, тем более что сегодня была пятница. Но не успела я сесть в электричку, как в сумке запищал мобильник, и Глеб поинтересовался моими успехами.
Чтобы не расстраивать его сразу, я солгала, что жду аудиенции у кабинета Бамбука.
— Хорошо, — сказал Спозаранник, — сегодня можешь не возвращаться, но постарайся выжать из него как можно больше. Сдается мне, что этот Бамбук — форменный негодяй. И вот еще что, позвони в «Зелень лета» и узнай про похороны Харитоновой — тебе надо там быть.
Разговор с Глебом оставил в душе неприятный осадок. Мне было стыдно за свою маленькую ложь, а еще за то, что я поймала себя на мысли: не хочу видеть мертвую Хлою.
О том, что мне «надо там быть» я прекрасно знала и без Спозараника, который наверняка имел в виду какую-нибудь чушь вроде той, что убийцы имеют обыкновение приходить на похороны своих жертв.
Узнав о том, что Ольгу Харитонову будут хоронить в воскресенье, я стала звонить сокурсникам, чьи телефоны сохранились в моей записной книжке. Те, кого мне удалось застать, ужасались страшному известию, но, ссылаясь на неотложные дела, говорили, что не могут прийти на похороны.
«Хреновая у нас была группа, — подумала я, — всего-то пять лет прошло, а все уже стали чужими друг другу». Вечером я перечитала Ольгины статьи. Они были написаны хлестко и содержали множество литературных реминисценций и прямых цитат из Библии. С точки зрения стилистики статьи были превосходны, но никаких сенсационных разоблачений в них не было, так — туманные намеки на аферы с участием Бамбука: отмывание бюджетных денег и сомнительный договор с арендаторами ресторана «Орхидея», расположенного на территории заповедника. В этом была вся Хлоя: она никогда не давала себе труда копаться в том, что ей было не очень интересно.
Потом я подумала о том, что совсем не знаю, как Ольга жила все эти годы. За все это время она позвонила мне лишь однажды, сказала, что была замужем, но ей это не понравилось, и вдруг спросила:
«Горностаева, ты помнишь, как зимой мы сидели с тобой в кафе?»
В тот день я сказала ей, что ни одного мужчину в жизни не любила сильнее, чем ее. И это была истинная правда.
Ольгу отпевали в маленькой церкви на Пороховых. Из присутствующих я знала только Вересова и Бамбука. Они стояли рядом, держа в руках зажженные свечи, и явно чувствовали себя здесь не в своей тарелке. Впрочем, остальные тоже испытывали дискомфорт и робко поглядывали в сторону открытого гроба. Лицо Хлои казалось удивительно спокойным. Мертвые губы застыли в некоем подобии улыбки и словно спрашивали: «Ах, зачем свечи?…» Крещенная в детстве, Ольга называла себя атеисткой и никогда не ходила в церковь. Странно поэтому было видеть иконку в ее восковых пальцах и бумажный венчик на лбу. «Упокой, Господи, душу рабы твоея…» — звучало в храме. Присутствующие неумело крестились. «Вот ты и убежала в радость», — некстати подумала я.
На кладбище сотрудники «Зелени лета» устроили гражданскую панихиду. Но то, что говорили они, не имело отношения к той Ольге, которую знала я, и вызывало раздражение.
Начался дождь. Бамбук раскрыл зонт, и вместе с Вересовым они укрылись под ним.
Рядом с ними стоял Сергей Логинов, и я подумала о том, что не видела его в церкви. Могильщики быстро делали свою работу. Комья мокрой глины с омерзительным стуком падали вниз. Худенькая девушка с белыми хризантемами в руках плакала навзрыд. «Наверное, она хорошо знала Хлою», — машинально отметила я, удивляясь тому, что не могу плакать. Было холодно, и среди этих чужих мне людей я чувствовала себя крайне неуютно. Казалось, что кто-то из них пристально наблюдает за мной. Ощущение было не из приятных, поэтому я с облегчением вздохнула, когда все наконец закончилось.
Нет ничего более грустного, чем возвращаться после похорон по размокшей кладбищенской дороге. Впереди меня шли Вересов и Бамбук. Черный купол зонта походил на огромный нелепый цветок, а фигуры ботаников выглядели под ним, словно тычинка и пестик.
— Эраст! Я боюсь, — донесся до меня голос Станислава Петровича. — Сначала Хлоя, теперь — Харитонова. Может быть, кто-то охотится за нами? Наверное, все же не следовало устраивать презентацию в оранжерее.
Мало того, что теперь меня упрекают в халатности, так некоторые не стесняются говорить о преднамеренном убийстве. Еще немного — и я начну верить в то, что действительно виноват в смерти девушки.
— Успокойся, это простое совпадение, — говорил Бамбук. — Не бери в голову, ведь ты же знаешь, что у нас и в мыслях не было убивать журналистку. Единственное, чего мы хотели — это пустить ей пыль в глаза, чтобы она перестала копать под заповедник.
Услышать продолжение этого разговора мне помешала странная сцена, которая разыгралась на дороге. Логинов что-то сказал девушке, которая принесла Ольге хризантемы, и попытался надеть ей на голову венок из кладбищенских восковых цветов.
— Не смей! — закричала я.
Увидев меня, он странно ухмыльнулся и пошел вперед, унося с собой свой жуткий венок.
— Он что, ненормальный? — спросила я, подходя к девушке и узнав в ней ту, которая плакала на скамейке в заповеднике.
Она молча кивнула.
— Больше всех цветов на свете Ольга любила белые хризантемы, — сказала я.
Девушка внимательно посмотрела на меня.
— Ты хорошо ее знала? — спросила она.
— Я любила ее, — просто ответила я.
— Тогда, может быть, пойдем и помянем Ольгу вместе?
И мы пошли.
Фаина — так звали девушку — привела меня в ту самую комнату, где мы собирались во времена студенчества. Здесь все напоминало об Ольге и осталось таким же — мебель, стильные безделушки на книжных полках, подсвечник, который мы подарили ей на день рождения. Единственным новым предметом был компьютер. Фаина придвинула к дивану низкий столик, зажгла свечку и разлила водку в рюмки.
— Ты долго была с ней? — спросила она после того, как мы выпили.
Вопрос показался мне несколько странным, но, сосчитав годы, проведенные в университете, я ответила:
— Пять лет.
— Странно, — сказала Фаина. — Ольга говорила мне, что я у нее первая женщина.
— В каком смысле? — спросила я, чувствуя легкое головокружение от выпитой водки.
То, что прозвучало в ответ, походило на сон или фантасмагорию. Фаина была лесбиянкой и работала стриптизершей в ресторане «Орхидея». Там она и увидела Ольгу.
