Торговец забвением - Френсис Дик (читать книги без txt) 📗
Флора вызвалась проводить меня до фургона. Я нес коробку с пустыми бокалами и видел, до чего ей не хочется отпускать меня.
— Мы же не подготовили отчета для Джека! — воскликнула она. Пришлось вернуться в кухню и заняться отчетом.
— Если вам и завтра будет не по себе, — сказал я, — могу приехать снова на «вечерние стойла». Нет, честное слово, мне даже понравилось.
— Вы просто прелесть, Тони, дорогой! — сказала она. — Буду страшно рада видеть вас, — и снова пошла провожать меня к машине.
— Полиция все утро крутилась возле этого несчастного фургона, — заметила она, кивком указав на притихшего зеленого монстра. — Сыпали на него какой-то порошок, качали головами.
— Наверное, отпечатки пальцев искали, — предположил я.
— Наверное. Уж не знаю, что они там нашли, но по всему видно, были недовольны. Вы же знаете, что это за народ. Никогда ничего не объяснят.
— А вы сами… пробовали посмотреть, когда они убрались? — спросил я.
Она отрицательно покачала головой, точно у нее и в мыслях ничего подобного не было. Однако тут же направилась через лужайку к фургону. Я последовал за ней, и мы вместе обошли машину, разглядывая прилипшую к бортам розовато-серую пыль со смазанными отпечатками.
— Да его уже целая сотня людей успела перетрогать, — решительно заявила Флора.
В том числе крановщики, подумал я, и люди, выпускавшие лошадь наружу, и многие другие до того.
Сам не пойму, что вдруг на меня нашло. Но я распахнул дверцу, по-прежнему не запертую, и влез в кабину.
— А вы уверены, что можно, дорогой? — встревожилась Флора.
— Но ведь они вам не говорили, дорогая, что нельзя, верно?
— Нет… Во всяком случае, не сегодня.
— Тогда и беспокоиться не о чем.
Я огляделся. Внутри кабины пыли было еще больше. И масса отпечатков, только менее смазанных, чем снаружи. Я с любопытством разглядывал их, но многого не ожидал: ведь как это делается по-настоящему, видеть мне ни разу не доводилось. Разве что в кино.
И тут вдруг, приглядевшись, я заметил нечто такое, от чего меня словно током пронзило.
Отпечатки… они были крохотные.
Крохотные отпечатки по всей виниловой поверхности обоих передних сидений. Крохотные отпечатки на руле, на рычаге переключения скоростей, на тормозе. Совсем маленькие…
Я вылез из кабины, спрыгнул на землю и рассказал о своем открытии Флоре. Рассказал также и о том, как встрепенулся детектив Уильсон, когда я упомянул о маленьком мальчике с собакой.
— Так вы хотите сказать… — похоже, она была крайне огорчена, — что виной всему этому кошмару был ребенок?
— Да, думаю, да. Вы же знаете, как любят играть ребятишки. И просто обожают машины. Так и норовят залезть в фургон, когда я развожу заказы. Маленькие разбойники, за ними глаз да глаз. Наверное, этот мальчик снял фургон с ручника, а потом включил передачу. А потом испугался и выскочил вместе с собакой, а фургон покатился вниз по склону, набирая скорость.
— О Господи! — удручена она была сверх всякой меры. — Но чей ребенок?
Я постарался как можно подробнее описать мальчугана, на что она сказала, что такого вроде бы не знает. К тому же ребятишки так быстро растут и меняются.
— Ничего, — сказал я. — У Уильсона имеются адреса всех ваших гостей. Он найдет. И потом, Флора, дорогая, надо радоваться, что все обернулось именно так. Если всему виной маленький мальчик, снявший машину с тормозов, ваши друзья, Питер и Салли, спасены.
— Нет, это не их ребенок… у них нет детей. Бедный глупый малыш!
— Если у людей хватит здравого смысла, в чем лично я не уверен, — заметил я, — они не станут говорить ребенку, что он убил восемь человек. Во всяком случае, до тех пор, пока мальчик не повзрослеет.
По пути домой от Флоры я дальше второй доставки не продвинулся, поскольку мой постоянный клиент, адвокат на пенсии, был просто в восторге (если верить его словам), что заказ привез лично я. И тут же пригласил зайти и распить бутылочку «Шато Пальмер» урожая 1970 года, содержимое которой только что перелил в графин.
Мне был симпатичен этот человек, изрядно обогативший свой опыт и расширивший кругозор за время отпусков, которые проводил, объезжая различные виноградники, и мы провели вечер за приятной беседой, рассуждая о волшебных маленьких виноградниках в Пойя и Марго <Области во Франции, вблизи р. Жиронды.>, а также о несравненных достоинствах крупного винограда «Каберне савиньон», который, не теряя достоинства, умудрялся произрастать чуть ли не во всех широтах. При наличии, разумеется, пусть даже самой скудной почвы и солнца.
Супруга адвоката, как выяснилось, навещала ка-ких-то родственников. А потому угощение он предложил незамысловатое — холодный ростбиф с кларетом, и я охотно принял его, особенно с учетом того факта, что дом мой пуст и никто меня там не ждет. Мало того, адвокат настоял, чтоб мы открыли бутылочку «Кло Сент Жака» урожая 1982 года, с тем чтоб выпить ее чуть позже.
— Не каждый день, — заметил он в ответ на мои протесты, — в доме бывает человек, с которым можно разделить удовольствие от столь изысканного напитка. Мы с женой прекрасно ладим, однако даже после прожитых вместе долгих лет бедняжка предпочитает к обеду ординарное «Божоле» или же непритязательное мозельское. Сегодня, и, пожалуйста, не спорьте, мой дорогой друг, сегодня у меня настоящий праздник вкуса!
У меня — тоже. И я отведал и «Шато Пальмера», и «Кло Сент Жака», которое вообще впервые попробовал в прошлом году, когда продал ему несколько бутылок, и был приятно удивлен, обнаружив, что это замечательное вино меняет цвет от пурпурного до чистого и глубокого темно-красного, присущего только самым лучшим бургундским винам — по мере того, как набирает зрелость и силу. Стало быть, его можно улучшить, подумал я, а адвокат, словно прочитав мои мысли, заметил, что попробует отложить одну бутылку на год.
— Но я старею, мой добрый дорогой друг, старею. И хотел бы насладиться своими скоровищами, пока еще не поздно.
Короче, слово за слово, и было уже почти двенадцать, когда я наконец отправился домой. Алкоголь разлагается в крови со скоростью один стакан вина в час, размышлял я, ведя машину, так что если учесть, что выпил я шесть стаканов за пять часов, при удачном стечении обстоятельств могу сойти за трезвого. Нет, нельзя сказать, чтоб меня мучили угрызения совести. Просто в интересах бизнеса я не мог позволить себе лишиться водительских прав.
Может, из-за вина, может, из-за всех треволнений и физических нагрузок, испытанных накануне, спал я долго и крепко, плохие сны мне не снились, а проснувшись утром, обнаружил, что чувствую себя куда лучше обычного в преддверии нового дня. Вообще по утрам я чувствую себя лучше, чем вечером и ночью. Выйти из дома, заняться делами — это далеко не самое страшное. Возвращаться домой — вот сущий ад.
Не так давно, беседуя со мной по телефону, мать вдруг предложила продать все и переселиться в другое место.
— Ты никогда не будешь там счастлив, — сказала она. — Ничего не получится.
— Но ведь ты не переехала, когда умер отец, — возразил я.
— Ну, начать с того, что этот дом всегда принадлежал мне, — заметила она. — Достался по наследству от семьи. А это большая разница, Тони, дорогой.
Я не совсем понял, в чем заключалась разница, но спорить не стал. Возможно, она и права, возможно, мне действительно стоит переехать, думал я и оставался на месте. Все воспоминания, связанные с Эммой, тут же оживали, стоило мне войти в этот старый перестроенный коттедж с видом на Темзу; и оставить его — означало предать Эмму, граничило с почти физической изменой ей. И еще казалось, что если я продам дом, то испытаю не облегчение, а лишь чувство вины; и вот я остался, и по ночам обливался потом в тоске о ней, и исправно платил по закладным, и не находил себе покоя.
Адреса утренних доставок оказались страшно разбросанными, и мне пришлось изрядно помотаться по городу, но я не сетовал. Развоз заказов на дом приносил очень хорошую прибыль.
